Когда последние звуки затихли, затерялись в дальних залах и переходах огромного дворца, когда стихли за дверью шаркающие шаги евнухов и топот сапог сменившегося караула, василевс остался один в своей просторной опочивальне, освещенной пламенем светильника.
Этот огонек будто магнитом притягивал к себе взгляд василевса. Среди холодной темноты, притаившейся по углам, среди беззвучия и неподвижности этот язычок пламени казался неким средоточием тепла и света, средоточием жизни.
Мануил покинул ложе и босиком приблизился к подставке, на которой стоял светильник. Он был наполнен превосходным оливковым маслом, поэтому не чадил и горел ровным ярким пламенем.
«Сейчас я усну, а этот огонек всю ночь будет гореть безмолвно и безропотно, – подумал василевс, – как покорный слуга. Слуга?.. Нет! Огонь покорен лишь до поры. Стоит за ним не углядеть, и огонь пожрет все вокруг, кроме камня и железа! Уничтожит и того, кто дает ему жизнь, – человека. Все-таки как жалок человек, полагающий, что он укротил море и пламя, заставил служить себе ветер. Подлинное могущество имеется у слепой ярости урагана, у разбушевавшегося пламени, у шторма, выбрасывающего на берег корабли!»
У Мануила было плохое настроение, и никакие отвлеченные мысли не могли избавить от него василевса.
Завтра Мануилу придется впустить в столицу крестоносцев, к неудовольствию знати и к собственному неудовольствию. Конрад хоть и сомнительный, но все же союзник Мануилу. А вот французский король – верный вассал Римской Церкви. С ним лучше вести переговоры без Конрада.
Мануил вернулся на ложе и долго лежал без сна, вновь и вновь все обдумывая и взвешивая. Наконец василевс повернулся на бок и закрыл глаза.
На рассвете императора разбудил спальничий и оглушил его известием – немцы в Константинополе!
* * *
Стены и башни, окружавшие Константинополь с той поры, как этот город стал столицей Восточной Римской империи, и до воцарения династии Комнинов, перестраивались несколько раз.
Стена со стороны моря и со стороны бухты Золотой Рог основательно перестраивалась дважды. Сначала при императоре Юстиниане Великом, при котором Империя ромеев достигла наибольшего могущества, потом при императоре Ираклии, когда столице ромеев грозило нападение флота воинственных арабов. Впоследствии эту стену лишь подновляли и надстраивали некоторые из башен для лучшего обзора морских далей.
Стена, окружающая Константинополь со стороны суши, перестраивалась четыре раза по той простой причине, что городские кварталы неизменно расширялись. Это расширение городской площади происходило лишь в юго-западном направлении, поскольку с других сторон Константинополь омывают воды Мраморного моря.
Древняя стена Константина Великого, именем которого была названа столица ромеев, проходила по холмам, которые во времена Мануила Комнина оказались почти в центре Константинополя. На одном из этих холмов ныне возвышается дворец императора, на прочих стоят храмы и дворцы знати. От стены Константина не осталось и следа, ее разобрали семь веков тому назад при императоре Феодосии, при котором Константинополь значительно увеличился вширь. Новые городские кварталы были обнесены вновь построенной стеной, которая так и называлась – «стена Феодосия».
Эта стена защищала жителей Константинополя от частых и опустошительных нашествий диких племен, приходивших на Балканы со стороны причерноморских равнин.
При преемниках Феодосия держава ромеев несколько раз оказывалась на волосок от гибели, так как не хватало войск, чтобы дать отпор бесчисленным потокам варваров, совершенно безнаказанно грабивших владения ромеев и расселявшихся в плодородных долинах Греции и Фракии.
Лишь полвека спустя, при Юстиниане Великом, ромеи наконец обрели такую силу, что отвоевали не только свои утраченные земли на Востоке, но и захватили почти всю территорию разгромленной варварами Западной Римской империи, сокрушив при этом варварские королевства вестготов, остготов и вандалов. При Юстиниане Великом Константинополь наполнился богатствами, свезенными сюда с Востока и Запада. Город увеличился вдвое, перешагнув за стену Феодосия. Тогда была проведена новая сухопутная граница Константинополя, на которой каменщики возвели стену Юстиниана, пустив на ее постройку камень из разобранной стены Феодосия.
Стена Юстиниана простояла больше трехсот лет, ее несколько раз подновляли, но в конце концов тоже снесли, дабы оградить раздавшийся вширь Константинополь новой стеной. Эту стену – четвертую по счету – начал строить император Лев по прозвищу Философ. Заканчивали же строительство этой мощнейшей по любым меркам стены преемники императора Льва – василевсы Александр и Константин Багрянородный.
По иронии судьбы, эту стену в народе называли «стеной Никифора». По той причине, что при императоре Никифоре Фоке были проведены работы по укреплению многих башен и обветшавших участков стены, защищающей Константинополь со стороны материка. Впрочем, не были забыты и другие императоры, строившие эту стену. Так, среди многих башен, возвышающихся над стеной Никифора, самая высокая называлась «башней Льва», самая красивая называлась «башней Константина Багрянородного», а самая неприступная называлась «башней Александра».
Башня Александра возвышалась на гористом выступе, так что даже подступиться к ней было очень непросто. Крепостная стена в этом месте образовывала довольно острый угол, примыкая к башне Александра с севера и юго-востока. Строители построили стену на вершине невысокого горного кряжа, следуя всем его изгибам и возведя башни на равном удалении одна от другой, чтобы дозорные на башнях без труда могли докричаться друг до друга.
Дозор на башне Александра, на соседней башне Зенона и на участке стены между ними несли русичи из дружины Василия Буслаева. Главенствовал над ними боярский сын Моисей Доброславич, неплохо говоривший по-гречески и назначенный помощником сотника Дионисия.
По уговору с Потаней Моисей в одну из ночей наведался в гости к Дионисию с кувшином крепкого вина. Это было в ту пору, когда рать короля Конрада разбила стан у стен Константинополя. В ту ночь упившийся вином Дионисий не стал обходить караулы на стене между Харисийскими и Серебряными воротами. Стоявшие в дозоре русичи ближе к утру подняли над зубцами крепостной стены факелы в форме креста. Это был условный знак.
В башне Александра имелся потайной ход, пробитый в горной породе и ведущий из города. Ромеи, принимая русский отряд к себе на службу, ни словом не обмолвились о подземном лазе по своей извечной недоверчивости. Об этом ходе проболтался Василию сотник Дионисий, когда был во хмелю. И уже от Василия про этот подземный коридор узнали Потаня и Моисей Доброславич.
В предрассветных сумерках в башню Александра проникли тридцать воинов короля Конрада, ведомые Потаней и Микулой Любечанином. Домаш и Яков Залешанин в это время пребывали в немецком стане в качестве заложников. Среди приближенных германского короля были и такие, кто не доверял русичам.
Потаня и Микула провели немцев по стене от башни Александра до Серебряных ворот, всюду разоружая ромейских караульных. Стража у Серебряных ворот совершенно растерялась, увидев перед собой крестоносцев с обнаженными мечами. Потаню и Микулу греческие стражники не узнали, поскольку те нарядились в немецкие доспехи и надели на голову шлемы с металлическими защитными личинами, на которых имелись прорези для глаз.