1612. Минин и Пожарский - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Поротников cтр.№ 22

— Выкатим пушки на улицы и угостим сермяжников ядрами и картечью! — зло проговорил Лыков. — А потом выпустим на эту голытьбу наемников Жолкевского, как свору свирепых псов. Чем больше смутьянов поляжет от польских пик и сабель, тем будет лучше для нас. Иль я не прав, бояре?

После долгих споров было решено пригласить в Кремль гетмана Жолкевского, чтобы обговорить с ним условия вступления сюда польского войска.

— В любом случае это будет временная мера, — сказал Федор Мстиславский, желая воспрепятствовать резким возражениям Ивана Воротынского. — Мы и так сидим как на пороховой бочке. Коль народ поднимется против нас скопом, то без помощи наемников Жолкевского нам в Кремле не удержаться. Лыков прав, стрелецкое войско ненадежно, а наших слуг и верных нам дворян слишком мало, чтобы выстоять против вооруженной московской черни.

Гетман Жолкевский прибыл в Кремль вместе со своими ближайшими помощниками полковниками Гонсевским и Мархоцким. Прекрасно сознавая, сколь шатко положение бояр-блюстителей и тех, кто стоит у них за спиной, Станислав Жолкевский уже был готов к такому повороту событий. Он пообещал Федору Мстиславскому, что польское войско готово встать на защиту бояр, их семей и слуг от любых проявлений враждебности со стороны московского люда. «Войдя в Кремль, польское войско пробудет здесь столько, сколько потребуется для наведения порядка в Москве, — сказал Жолкевский. — После чего мои воины уйдут из Кремля по первому же требованию бояр, с коими я заключаю ныне этот договор».

Соглашение между боярами-блюстителями и гетманом Жолкевским о вступлении поляков в Кремль не было записано на бумаге, об этом не были извещены ни патриарх Гермоген, ни Земский собор, ни местные московские власти. Все было совершено тихо и негласно. Бояре и Жолкевский действовали как заговорщики, сознавая, что ни представители Земского собора, ни патриарх, ни жители Москвы с таким решением Семибоярщины не согласятся.

Наемные и польские отряды Жолкевского вошли в Кремль и Китай-город под покровом ночи без барабанного боя, со свернутыми знаменами. Как писал впоследствии в своих воспоминаниях Станислав Жолкевский, это была его самая великая и самая бескровная победа за всю его ратную жизнь. Понимая, что немногочисленному польскому гарнизону будет очень трудно противостоять жителям Москвы в случае их восстания, гетман Жолкевский через несколько дней уехал к польскому королю в его стан под Смоленском. Жолкевский хотел убедить Сигизмунда оставить Смоленск и поспешить в Москву, где местная знать была готова вручить шапку Мономаха его сыну Владиславу. Жолкевский полагал, что Сигизмунд теперь вполне может и сам занять трон московских царей, не подписывая никаких договоров.

* * *

О том, что польское войско разместилось в Кремле и Китай-городе, Василий Шуйский узнал от своего брата Дмитрия, который навестил его в Чудовом монастыре, расположенном на территории Кремля. Постриженный насильно в монахи, Василий Шуйский пребывал в стенах монастыря как узник. Он демонстративно отказывался соблюдать дневной распорядок, по которому жили здешние монахи, не ходил на молебны, не вкушал монастырскую пищу. Здешний игумен в душе был на стороне Василия Шуйского, поэтому он ни в чем его не упрекал, не досаждал ему своими распоряжениями, не заставлял низложенного государя жить вместе со всей братией строго по монастырскому уставу.

К Шуйскому были приставлены стрельцы, которые следили за каждым его шагом, выполняя приказ бояр-блюстителей. Шуйскому было запрещено покидать пределы Чудова монастыря, однако его родственники могли приходить к нему ежедневно. Поскольку Шуйский не притрагивался к монастырской пище, опасаясь отравления, поэтому слуги его братьев каждый день приносили ему еду и питье. Навещали Шуйского и его братья, Иван и Дмитрий, которые следили за самочувствием своего старшего брата. Лишенный заговорщиками трона, Василий Шуйский опять стал популярен в народе. Среди москвичей было немало тех, кто теперь сожалел, что поддался призыву бояр-заговорщиков к низложению Шуйского. Заговорщики не смогли договориться между собой, кто из них станет царем, из-за этого ныне Российское государство пребывало, по сути дела, без высшей власти, напоминая корабль без кормила.

Шуйский был так потрясен услышанным от брата, что в сердцах швырнул на стол деревянную ложку и отодвинул от себя глиняный горшочек с жирным мясным бульоном. Вскочив со стула, Шуйский нервно заходил из угла в угол. От его стремительных метаний по тесной келье испуганно затрепетал желтый огонек светильника.

— Господи, позор-то какой! — бормотал Шуйский себе под нос. — Вот, злыдни безмозглые! Сначала они меня предали, а теперь хотят Русь посадить на польскую цепь. Неужто Господь не покарает этих злодеев за такую ужасную измену! Неужто люд московский смирится с таким унижением?!

— Сядь, брат. Не терзайся понапрасну, — злорадно ухмыльнулся Дмитрий Шуйский. — Пусть московляне ныне пожинают плоды своего недомыслия! Не захотели они кланяться тебе, брат, так в скором времени будут гнуть спину перед польским королевичем! Поляки с ними церемониться не станут, живо научат их покорности плетьми и саблями!

— О чем ты молвишь, брат! — Шуйский был готов разрыдаться от своего бессилия и скорби по отечеству, которое вот-вот должно было стать добычей польского короля. — Это же немыслимо звать на русский трон человека латинской веры! Наши бояре совсем, что ли, разума лишились, впустив в Кремль польскую рать Жолкевского! О Русь, дни твои сочтены! Кругом измена и предательство!..

Ночью во сне Василия Шуйского опять посетил призрак покойного Бориса Годунова.

Шуйскому приснилось, что он встал с постели, чтобы напиться воды. Но едва он поднес ко рту липовый ковш с родниковой влагой, как рядом в полумраке кельи прозвучал такой знакомый ему голос Бориса Годунова.

«Так вот куда тебя упрятали твои бывшие друзья и сподвижники, Василий Иванович, — язвительно усмехнулся Годунов, выступивший из мрака как привидение. — Мрачноватое место они выбрали для твоего заточения. Однако это ведь лучше, чем заживо гнить в сыром застенке. Так ведь?»

От страха Шуйский выронил ковш из трясущихся рук, залив водой свою белую исподнюю рубаху.

«Ты снова явился ко мне, Борис Федорович. Зачем? — пятясь от призрака, пробормотал Шуйский. — Я не звал тебя. Сгинь!»

Шуйский торопливо перекрестился, потом осенил крестным знамением высокую фигуру Годунова в длинных темных одеждах, от которых исходил запах ладана и мяты. При жизни Годунова у него на шее в ладанке всегда находилась сушеная мята и кусочек ароматной мирровой смолы.

«Зачем я пришел, спрашиваешь, — с той же язвительностью в голосе продолжил Годунов. — Вот захотелось мне взглянуть на плоды твоего царствования, Василий Иванович. Одно можно сказать, правил ты недолго и бездарно! Помнится, когда я взошел на царство по воле бояр, духовенства и народа, то клан Шуйских негодовал по этому поводу неимоверно. А твой возмущенный голос, Василий Иванович, звучал тогда громче всех. Ты предрекал мне бесславное правление, запугивал знать и народ тем, что я стану казнить неугодных мне людей сотнями, обвинял меня во всех грехах. И что же было на Руси в мое правление?»