Жизнь после жизни - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 53

В этом месте Алла Ивановна рассмеялась, и Настя рассмеялась следом за ней, очень уж уместно и, главное, похоже прозвучали излюбленные слова Елены Станиславовны Муравьевой.

— Так что вы можете мне сказать о Полосухине?

— А, — сигарета в руке Аллы Ивановны описала замысловатый многоугольник, — тряпка и мямля, вот и все, что можно о нем сказать. Он ко мне тоже не ходил, я о нем знаю только со слов Муравьевой, ну, еще Костик иногда кое-что о нем рассказывал. Баба в штанах, вот и весь ваш Полосухин. Был тихо влюблен в Аиду Борисовну, и у него даже не хватало ума дать понять Муравьевой и той второй, Корягиной, чтобы они на него зубки не точили. Каждую свободную минуту пяльцы хватает, если работы нет, так он может за своим вышиванием сутками сидеть.

— Вот мне и стало интересно, как такие разные люди образовали тесную компанию. У вас нет никаких соображений?

Ярцева пожала округлыми налитыми плечами.

— Ни малейших. Если только…

— Что? — насторожилась Настя.

— Могу предположить, что все они любили заниматься критиканством. Но, повторяю, лишь предположить, потому что лично я знала только двоих, Муравьеву и Павлову, а все остальное мне известно с их слов. Видите ли, Муравьева критиковала все русское, для нее образцом является Запад и его культура. Корягина — ярая сталинистка и сторонница жесткой руки, ей нынешний либерализм поперек горла стоял. Полосухин считает, что Родина его обидела, потому что не приняла обратно, не дала жилья и работы.

— А Павлова? Она чем была недовольна?

— Она была всем довольна, но считала себя самой умной, а всех остальных — полными дилетантами. Аида Борисовна говорила, что образование обесценилось, что в теперешних вузах учат не так, как раньше, что за деньги можно купить любой диплом, поэтому никаким специалистам теперь доверять нельзя, кругом одни безграмотные мошенники.

Вероятно, Алла Ивановна имела в виду тот разговор на повышенных тонах, свидетелем которого невольно оказалась Тамара. Аида Борисовна сочла, что врач, дипломированный специалист, неправильно назначил ей дозировку препарата. Ну разумеется, Аида Борисовна лучше знала, сколько раз в день ей следует принимать лекарство. Насте очень нужно было расспросить о подробностях того разговора, но возможность никак не представлялась, сама Алла Ивановна эту тему не затрагивала, а ссылаться на Тамару Насте не хотелось. Она даже не могла бы объяснить почему. Не хотелось — и все.

— И вот они как соберутся вместе, так и начинают нынешнюю жизнь хаять, каждый, конечно, про свое пел, но в целом получался, видимо, вполне стройный хор. Во всяком случае, тусовались они постоянно вместе, — продолжала Ярцева.

Настя слушала врача-психотерапевта и думала о том, как сама Ярцева училась в институте. Как при советской власти или так, как не нравилось Аиде Борисовне Павловой? С одной стороны, вроде бы нет оснований сомневаться в ее квалификации. Но, с другой стороны, этот ее внешний вид, никак не располагающий к душевному контакту с пациентом, особенно с пожилым, и эти словечки: «понты», «тусоваться»… Она, конечно, утверждает, что Еремеев психически здоров и наркотиками не балуется, но можно ли полагаться на ее профессиональную оценку? Что-то Настя засомневалась.

Да, Стасов был прав, основа работы сыщика, хоть государственного, хоть частного, — это сбор и обработка информации. В течение нескольких дней Настя с утра до вечера разговаривала с людьми и изучала документы в поисках этой самой информации, записывала все сначала в блокнот, потом — в более систематизированном виде — переносила в свой компьютер, потом ужимала до самой сути и составляла отчеты для Стасова, и в конце концов ей стало казаться, что она знает наизусть биографии и характеристики всех, кто имеет хоть малейшее отношение к клубу «Золотой век». Но толку от этого не было никакого. Обилие информации породило у нее ощущение болота, в котором она тонула без какой бы то ни было надежды на спасение.

В субботу, б февраля, Настя выспалась от души, поднялась только в десятом часу, приняла душ, выпила кофе и решила прогулять Подружку, пока не открылось клубное кафе, где можно было съесть сытный вкусный завтрак Она так и не выбралась в магазин, и все мечты о пусть недолговечной, но зато теплой одежде так и остались мечтами, поэтому Настя по-прежнему отчаянно мерзла, но мужественно водила старую собаку по аллее от главного дома до реки и обратно, глотая сырой ледяной воздух и едва сдерживая дрожь. Собака никуда не торопилась, тщательно выискивала кустики и деревья, обнюхивала, по каким-то только ей одной ведомым причинам отвергала и переходила к дальнейшим поискам, присаживалась, потом передумывала и трусила дальше.

— Подружка, миленькая, давай уже наконец сходим в туалет и пойдем в тепло, — ныла Настя.

Собака поднимала голову, смотрела на нее умными грустными глазами и вздыхала, словно хотела сказать: «Организму не прикажешь. Я не виновата, что он не слушается. У нас с ним инстинкт. Я бы и рада тебе помочь, но…»

Из кармана куртки донесся звонок телефона. В трубке послышался задыхающийся голос Тамары Виноградовой.

— Настя, вы где?

— С собакой гуляю. Что-то случилось?

— Да. Я вас жду в главном доме, в холле. Пожалуйста, приходите.

Настя спрятала телефон и строго посмотрела на Подружку.

— Все, дорогая моя, уговоры закончились. Или ты быстро делаешь свои дела, или в ближайшее время у тебя такой возможности не будет.

Собака понурила голову и немедленно присела. «Надо же, как будто она все понимает», — с удивлением подумала Настя. Отвести Подружку в зверинец? Или взять с собой в главный дом? Настя решила времени не терять и с собакой на поводке вошла в холл.

— Сиди здесь, только тихо и спокойно, — сказала она, оставляя Подружку у самой двери.

К ней уже спешила Тамара, бледная, с дрожащими губами.

— Пойдемте, я вам кое-что покажу.

Настя послушно пошла за ней в коридор налево от холла.

— Вот, смотрите.

Настя перевела глаза на пол, куда указывала Тамара, и увидела клочья разорванной материи.

— Что это? — в недоумении спросила она.

В памяти всплыли слова из статьи в «Томилинском экспрессе»: «На крик сбежались домочадцы, попытались утихомирить Ольгу, но она принялась рвать на себе волосы и одежду…» Неужели опять?

— Это костюм девятнадцатого века для спектакля, который мы ставили к Новому году. Я сама его шила.

Голос Тамары вибрировал, и непонятно было, то ли она так сильно напугана, то ли ей жалко своего труда.

— Где он был?

— В костюмерной, за музыкальным салоном. Вы там были, помните?

— Помню, — кивнула Настя. — Какие там двери? Я входила через музыкальный салон. А еще вход есть?