Выхватив нож из-под рубашки, я перемахнул через низенькую калитку, взлетел по ступеням и ногой толкнул дверь. Сени темные — едва ручку двери в комнату нащупал. Одним движением я резко распахнул дверь.
Взгляд выхватил лежащего на полу «Иванова» и рядом с ним — немца. Оба — в луже крови. Чуть поодаль лежал «Сидоров», и на нем — немец в форме. Двумя руками он держал над грудью «Сидорова» нож. Тот, ухватившись за его руку, пытался нож отвести. Руки у обоих дрожали от напряжения, но развязка была уже близка.
В два прыжка я долетел до них и всадил нож в левую подмышку немцу. Он обмяк и уронил голову, но пальцы рук продолжали судорожно сжимать нож. Я едва успел отвести руку немца с ножом от груди «Сидорова».
Столкнув его с себя, «Сидоров» израсходовал последние силы — он дышал тяжело и сипло:
— Ты… чего… приказ… как… здесь…
Он с трудом выдавливал из себя слова — как после тяжелой работы.
Я осмотрел комнату. «Иванов», похоже, готов. Навидался я уже мертвецов, с одного взгляда понял.
— Помоги… подняться… — прохрипел раненый разведчик.
Я подал руку. «Сидоров» с трудом сел, сбросил со своих ног ноги немца. Только тут я заметил, что левая брючина у него в крови. Я расстегнул на убитом немце ремень, выдернул его и перетянул им бедро раненого. Вытащив из тела немца нож, отер его от крови об его же мундир. Надрезал ножом простыню на кровати, с треском разорвал. Получившейся полосой ткани поверх брюк перевязал рану.
— Чего же ты не стрелял? — запоздало спросил я.
— Нельзя было шум поднимать.
Как-то странно. Оружие было у обеих сторон. У «Сидорова» автомат, а у «Иванова» и обоих немцев — пистолеты в кобурах на поясе. И кобуры у всех застегнуты, борьба шла на ножах. А может, это такие же немцы, как и «Иванов» с «Сидоровым»?
— Документы забери, — хрипло сказал «Сидоров».
Я достал из нагрудного кармана «Иванова» документы и сунул в карман своих брюк. «Сидоров», не отводя глаз, наблюдал за моими действиями.
— И немецкие — тоже.
Ну, мне не впервой у мертвых документы забирать. Пошарив по карманам френчей, я вытащил найденные документы.
— Мешок забери. — «Сидоров» показал взглядом под стол. Около его ножек лежал вещмешок с лямками. Я поднял его с пола и забросил лямки на плечи.
— Теперь мне помоги, надо скорее убираться отсюда.
Я помог «Сидорову» подняться. От боли в раненой ноге он скривился, но, хромая, поковылял к выходу.
Нет, так нам не выбраться. У него рана на ноге, у меня на спине вещмешок. Крайне странная пара, если со стороны посмотреть. Любой патруль сразу остановит — очень подозрительно. Придется прорываться с оружием.
Я вернулся, подобрал с пола автомат «Сидорова». Если уж немцы встретятся, без стрельбы не обойтись.
Мы вышли из дома. С бьющимся сердцем я выглянул из калитки. Улица была пустынна. Левой рукой «Сидоров» обхватил меня за шею, и мы пошли. Хотя «пошли» сказано громко, скорее — потащились. «Сидоров» и сам чувствовал опасность ситуации, скрипел зубами от боли, но старался идти быстрее. Хоть бы выйти из поселка, не встретив немцев. Если верить поговорке, что везет пьяным и дуракам, то я точно из последних, потому как пьяным не был, а из поселка нам удалось выбраться.
Дальше уже не так опасно. Я взвалил на себя совсем выбившегося из сил раненого и потащил в лес. Тяжело! «Сидоров» да вещмешок, автомат килограммов на девяносто тянули — не меньше.
Дойдя до опушки и едва зайдя в лес, я остановился, бережно опустил «Сидорова» на землю, отдышался. Только хотел поднять его снова, как разведчик остановил меня:
— Документы в первую очередь.
Спорить не стал, да по отдельности и мне легче будет. Я отнес вещмешок к схрону и вернулся за раненым. Теперь уж поудобнее нести, тем более «Сидоров» слегка помогал, опираясь на здоровую ногу.
Мы рухнули у корневища упавшего дерева. Я подтащил «Сидорова» к углублению, уложил на плащ и свалился рядом.
— Не пойму я что-то. Можешь сказать мне, сержант, почему ты сразу в лес не ушел?
— Да уходил я — по этой же улице, уже назад шел, однако на шторах тени увидел. Понял: что-то неладно у вас, борьба идет, вот и решил вмешаться.
«Сидоров» затих.
— Эй, земляк, ты живой? — Я тронул раненого за здоровую ногу.
— А нож у тебя откуда?
И тут вдруг я, неожиданно даже для самого себя, выдал крылатую фразу Абдуллы из «Белого солнца пустыни»:
— Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого его не окажется в нужный момент.
— Тоже мне — философ. Ладно, я прощаю тебе невыполнение приказа. Если бы не твое вмешательство, задание было бы сорвано. А так — документы у нас. Майора только жалко.
— Ты о ком?
— Об «Иванове».
Мы оба замолчали. Еще неизвестно, в каком звании сам «Сидоров». А самое главное — как теперь назад выбираться будем. «Сидоров» сейчас не ходок.
Видимо, он думал о том же:
— Давай спать, сержант, утром будем думать.
Я его понимал — после ранения, кровопотери и шока всегда в сон тянет.
«Сидоров» тут же уснул. Я же взял автомат и залег на охрану. Дремал одним глазком, прислушиваясь к каждому шороху на тропе, пытаясь расслышать, не началась ли в поселке облава. Наверняка немцам уже известно о происшествии в доме на Железнодорожной. Силы экономить надо, печенкой чувствовал — завтра они мне еще ох как понадобятся.
Ночь прошла спокойно.
Утром я подошел к раненому — лоб потрогал, повязку на ноге осмотрел.
— Сержант, как думаешь из ситуации выбираться? — спросил «Сидоров».
— Вариантов у меня нет. Буду тебя с грузом потихоньку к передовой тащить. А там — по обстоятельствам.
— Я предлагаю другое. Ты поможешь мне добраться до нашей предыдущей стоянки — помнишь овраг? Там ручей есть, место глухое. Оставишь меня в овраге, а сам — к нашим иди. Я в таком состоянии перейти передовую не смогу — ты это и сам понимаешь. Доберешься до своих, позвонишь в штаб армии — телефон я скажу. Приведешь спецгруппу назад, ко мне — вчетвером и меня, и документы вам забрать проще будет.
Я задумался:
— Вряд ли получится. Смотри сам. До передовой минимум двое суток, назад столько же. Группа только ночью передовую перейти сможет. Считай, на все пять дней уйдет. А как же рана? И еды уже не осталось. Еще вот форма на тебе немецкая. Местные тебя обнаружат — добьют, а если немцы наткнутся? Предлагаю перенести тебя подальше от Приднепровской да и оставить на каком-нибудь глухом хуторке — у старушки. Все пригляд будет и хлеба кусок.
— Опасно с документами на хуторе скрываться. Немцы нагрянуть могут.