— Хорошо, — кивнула Мари. — Настенька, наверное, опять будет играть в шахматы с Рексом. Зрелище, конечно, совершенно убойное, мне так до сих пор не по себе, хоть и знаю, в чем тут дело. А что требуется от меня?
Я объяснил.
— Ты бы еще за минуту предупредил! — возмутилась супруга. — Ладно, пожалуй, успею, в крайнем случае опоздаю немного.
И она исчезла, а через сорок минут меня известили о прибытии Петра Сергеевича.
Первое, что он увидел, войдя в гостиную, был небольшой столик, за которым Настя с Рексом играли в шахматы. Рядом сидели четырехлетний Андрейка с Цезарем, сыном Рекса и Светлой, и с интересом наблюдали за партией.
— Дочь, к нам гости! — сообщил я Насте.
— Пап, ну еще минут десять, и я у него наконец-то выиграю! Вы не обидитесь? — обратилась она уже к Никонову. — Папа вас пока пивом напоит.
Рекс пренебрежительно мяукнул и двинул своего офицера. Настя обхватила голову руками — ход был весьма интересный.
В отличие от первого раза, теперь она научилась играть одновременно и за черных, и за белых, разыгрывая не лишенные изящества партии. На одну из них сейчас потрясенно смотрел Никонов.
Через десять минут они действительно закончили — правда, получилась ничья. Кажется, Петр Сергеевич начал понемногу приходить в себя, но тут ему был нанесен куда более мощный удар. Открылась дверь, и в комнату вошла молодая красавица, одетая в простое платье без всяких украшений, что только подчеркивало ее неотразимость.
— Дорогая, — обратился я к ней, — позволь представить тебе уполномоченного от Федерации Петра Сергеевича Никонова. Петр Сергеевич, познакомьтесь, это моя супруга. Ее величество Мария Федоровна Найденова-Романова.
— Очень приятно, — кивнула Мари и протянула руку для поцелуя.
Никонов стоял столбом и офигевал. То, что я выгляжу довольно молодо для своих лет, он заметил давно, но ведь это еще неизвестно, когда я на самом деле родился. Однако тут-то все очень даже известно! Разумеется, он уже видел фотографии и портреты Мари, но мало ли что там можно изобразить. И сейчас он обалдело смотрел на неприлично молодую женщину, зная, что на самом деле ей шестьдесят шесть лет.
Пауза затягивалась, так что мне пришлось сказать «Гм!». Никонов опомнился и приник губами к протянутой ему руке. Это, кстати, давало куда более точную информацию о возрасте дамы, чем лицо или фигура. Правда, рассматривать руку надо внимательно, но он ведь именно этим и занялся. Ишь как глазенки-то к переносице сошлись! Смотри, смотри, Мари и по рукам дашь не больше половины ее возраста, уж я-то знаю. Однако, блин, долго он там еще будет слюнявить руку моей жены?! Уже вторая минута пошла! Тоже мне, дорвался, донжуан недоделанный.
— Гмм!!! — куда выразительней, чем в первый раз, произнес я.
Никонов отлип от руки и, бормоча что-то вроде: «Ваше величество, я потрясен», отступил шага на два.
Вот так, голубчик, мысленно резюмировал я, теперь ты с превеликим энтузиазмом будешь таскать со станции кирпичи для отца Антония. Или бревна с Нары. Она хоть и совсем рядом с монастырем, но почти на сто метров ниже него, так что незабываемые впечатления тебе гарантированы.
ГЛАВА 13
Всё, подумалось мне при заходе на посадку в Гатчине, сегодня больше никаких дел, до восьми сижу в кабинете и горжусь собой, потом ужинаю с семьей, а величество, если его совсем любопытство замучит, пусть приезжает в гости. И все равно придется потерпеть, потому что потом я не меньше часа проведу с Настей и Андрейкой. Ну а уж после этого, пожалуй, и расскажу, что, оказывается, мозги у меня вовсе не покрылись плесенью от непрерывного администрирования, изредка прерываемого плетением интриг.
Ручку на себя, «Тузик» мягко касается полосы всеми тремя точками и останавливается точно напротив ждущего у конца полосы автомобиля. Обычное дело, прилетел какой-то курьер, их тут иногда случается и по паре десятков на день. То, что это не курьер откуда-то там, а канцлер с объекта «Заря», знают очень немногие. Те, кому положено. Работа у них такая — охранять того самого канцлера.
Придя к себе, я налил в кружку чаю, надкусил бутерброд и приступил к выполнению задуманного. Как они офигели, Капица с Френкелем, когда не какой-нибудь паршивый атом водорода, а чуть ли не целый миллиграмм золота мало того что телепортировался на три метра от установки, так еще и финишировал точно в регистраторе! Какими скачками эти молодые гении потом неслись от бункера, из которого мы дистанционно управляли экспериментом, до установки! Когда я степенно подошел туда же, они уже устали ругаться и потребовали у меня объяснений или хотя бы гипотез.
— Где-то здесь, кажется, было пиво, — высказал я первую из них. — Случаем, не припомните, где именно? Ну раз оно в холодильнике с образцами, то, Петя, не будете ли вы так любезны его достать? Спасибо, и себе берите, в двух словах все объяснить не получится. Итак, в вашей теории все было замечательно, кроме одного. Все расчеты исходили из наличия в нашей вселенной какого-то условного центра, координаты которого или неопределенны, или как минимум неизвестны.
Гении покивали. Да, основу их теории составляло именно допущение, что наше пространство тоже вариантно, причем со знаком плюс, то есть объем любого тела, измеренный изнутри, будет больше, чем он же, но измеренный снаружи. Просто вблизи условного центра эта разница бесконечно мала, а по мере удаления от него она потихоньку увеличивается. Следствием из этого допущения являлось предположение о наличии еще какого-то пространства, в котором наша вселенная занимает весьма небольшой, но все же не бесконечно малый объем. И частицы прыгали из камеры именно в это внешнее пространство, после чего возвращались обратно. Или не совсем обратно, как в случае с гостями из восемьдесят девятого года. Вот только теория Френкеля с Капицей неплохо предсказывала расстояние переброса, но не могла абсолютно ничего сказать о его направлении.
— Так вот, — продолжил я, — мысль моя проста, аки мычание. Предположим, что координаты условного центра действительно неопределенные. То есть он может быть и на обратной стороне Луны, и в десяти парсеках от нас, и вообще хрен знает где. И все эти точки нам равно фиолетовы в том смысле, что не дают никакой базы для расчетов. А в каком случае вся ваша математика вырождается в простенькое уравнение, которое недолго решить и в уме? Правильно, это если центр нашего пространства находится вот здесь.
Я потыкал пальцем в установку и закончил свою мысль:
— Значит, я и задал режимы, исходя из вот такого допущения.
— Но как это может быть — мы что, его всякий раз формируем сами? — усомнился Френкель.
— А я знаю? Мне просто так считать было проще, и все дела. Никакой другой вариант обсчету вообще не поддавался. Вы же здесь физики-теоретики, вот и думайте. Но это потом, а сначала надо составить новую программу экспериментов, исходя из только что зафиксированного факта.
Я отставил пустую кружку и с некоторым сожалением отвлекся от приятных воспоминаний. Пожалуй, до ужина с семьей можно успеть и маленько поработать, так что из сейфа были извлечены бумаги о проворовавшихся депутатах. Прочитав их еще раз, я наложил резолюцию: