– Ну и как тебе у нас в России, не скучно? – поинтересовался я у охреневшего до столбняка Бори.
Тут к мотоциклу подбежало величество.
– Все нормально? – с ходу поинтересовался Гоша.
– У меня когда-нибудь по-другому бывает? – сварливо спросил я.– Познакомься, это Борис Иосифович Фишман собственной персоной. Боря, сделай торжественное лицо, перед тобой император всероссийский и еще какой-то там, его величество Георгий Первый.
– Рад знакомству,– протянул руку Гоша,– с такой легендарной личностью. Канцлера как про его молодость ни спросишь, так все «а мы с Борей»…
– Канцлера? – ухватился за знакомое слово представляемый.
– Да, а он вам не говорил? Ну, тогда позвольте уж мне представить вам данную личность. Итак, перед вами светлейший князь Найденов Порт-Артурский, государственный канцлер Российской империи, генерал-лейтенант, кавалер ордена Андрея Первозванного и многих других, их так сразу и не упомнишь… Жора, да что же ты своего друга на улице морозишь? Пригласи к себе, что ли…
Действительно, в Москве-то была середина апреля, а в Гатчине – середина ноября. Боря ежился.
Я посмотрел, как покалеченную БМВ затаскивают носом на зад кузова «нары» (ее пассажиров уже отволокли куда надо, причем обошлось без эксцессов типа стрельбы), обернулся к Боре и, сказав ему: «Поехали ко мне», быстро прокатился до гаража. Оттуда, понятно, был прямой проход в мой кабинет.
После всего случившегося мой организм был не против употребить бутылку-другую пива, а Боре так и сто грамм не помешали бы, в целях согрева и адаптации.
– Это у тебя тут что, квартира в таких хоромах? – спросил по дороге Боря.
– Это Гатчинский дворец. Ах да, ты же в Питере ни разу не был!.. В общем, дворец, и я в нем живу. Ты, наверное, уже понял, что тут у нас несколько иной мир.
– Про мир – понял, а время какое?
– Конец тысяча девятьсот шестого года. Россия. Но на престоле уже два года как не Николай, а его брат Георгий, которого ты видел. Заметно более компетентный руководитель, чем наш «хозяин земли Русской». Во всяком случае, во многом благодаря его трудам обстановка тут существенно лучше, чем в том же году была у нас. Ну а я ему помаленьку помогаю…
После второй стопки Боря окончательно пришел в себя.
– И чем же ты тут мне предлагаешь заняться? – поинтересовался он.
– Электроникой. Тут уже есть первые транзисторы, а вот грамотных электронщиков всего один, да и тот я.
– Ну, если на здешнем уровне ты считаешься грамотным, то понятно, зачем я тебе понадобился. Ладно, помогу… А что ты там говорил про зарплату?
– Миллион хочешь? В общем, забудь про деньги – на том уровне, где твое место, тут уже коммунизм. На вот тебе мелочь на карманные расходы.– Я достал из стола и протянул ему банковскую упаковку «катенек».
– Уровень цен здесь как в нашем шестом году? – поинтересовался Боря, надорвав упаковку.– Тогда показывай, где тут твои транзисторы и что ты из них хочешь сделать. Кстати, вопрос такой… Супруга твоя – она, скорее всего, в той Москве осталась. А вот племянница Машенька, ты ее сюда случайно не пригласил?
– Племянница Машенька,– улыбаясь, разъяснил я,– здесь давно уже ее величество Мария Первая, курильская королева и русская императрица. А давай, что ли, в гости к ней съездим, Гоша все равно сейчас к себе двинет. Как то есть какой Гоша? Тот самый, который император. Заодно и на Питер посмотришь, ничего так себе город. Да, чуть не забыл! Про мою московскую супругу – полный молчок, особенно в присутствии… в общем, сам увидишь.
ГЛАВА 32
– Поучительная история,– усмехнулся Гоша,– надеюсь, ты сделаешь из нее соответствующие выводы. Мне, кстати, тоже не помешает вставить в свою новогоднюю речь пассаж о постигших нас в прошедшем году невосполнимых потерях…
Под Новый год мы собирались ввести – пока только в Москве и Питере – радиотрансляцию. Может, кто-нибудь еще помнит свое достаточно далекое детство, непременным атрибутом которого была висящая на стене черная говорящая тарелка? Вот что-то такое мы и собирались запустить. И заодно создать традицию новогоднего обращения императора к народу. Но чего поучительного Гоша нашел в том, что небезызвестный Гнида почил в бозе? Выжрал с вечера чуть больше обычного и просто не проснулся утром. Примерно так я и спросил.
– Ты лишил его перспективы,– пояснил его величество.– В системе седьмого отдела потолок – звание генерального следователя. Ни по какой другой линии Гнида расти не мог, а по этой стало дальше некуда, как только ты сделал его генеральным. Вот и ослаб внутренний стержень у человека, а с его наклонностями этого оказалось достаточно. Кстати, нечто похожее произошло и с Беней, помнишь? Как только он убедился в недостижимости своей мечты – стать третьим, а со временем вторым человеком в империи, он и пустился во все тяжкие. Кстати, ты бы к своей Танечке на эту тему присмотрелся.
– Уже. У нее, насколько я понял, мечта очень удобная, в смысле ее так просто не достигнешь. Во-первых, ей не очень важно, вторая она или четвертая, но чтоб первая среди тайных! А во-вторых, не в какой-то частной империи типа Черногорской или Российской, а мировой. Не обязательно она так должна называться, но суть должна быть именно такой. Так что до исполнения этой ее мечты еще дожить надо… Да и потом, у нее семья. А на тебя, как я посмотрю, беседы с Борей произвели сильное впечатление?
– А как же! Не помню, кто это кого обозвал глыбой и матерым человечищем, но он точно говорил про Фишмана!
Я расхохотался. Действительно, учитывая Борины габариты… Когда он летал на нашем с ним самодельном самолете, для сохранения центровки в нос приходилось крепить пудовую гирю. С возрастом Боря заматерел, но исключительно вширь и только в районе талии. Хотя, конечно, его убеждения… Боря искренне считал себя представителем, как любил говорить Леонид Ильич, новой исторической общности людей. Как я понимаю, именно из-за этого, а не из-за злостного нежелания учить иврит, он и пересобачился со всеми своими родственниками. Хотя мне он казался самым обычным великодержавником. Кстати, для должной весомости я произвел Борю в генеральные комиссары, так что сейчас в Георгиевске рулил радиозаводом и быстро набирал авторитет «советский человек» – маленький, толстый и лысый еврейчик в мундире гауптштурмфюрера.
На третий день нового, 1907 года я полетел в Георгиевск: Боря передал, что он вполне вник в ситуацию и уже приступил к ее исправлению, тем более что я напортачил не так уж и много. На аэродроме мне сказали, что Фишман в лаборатории, куда я и направился. Еще метров за двадцать я услышал его возмущенный визг:
– И это, по-вашему, кремний?! Это помойка! Я даже и думать не хочу про то, сколько тут дислокаций. Руки надо мыть, после того как в заднице ковыряетесь! Какой урод опять включил в меню столовой селедку? Самого заставлю всю сожрать! И мне начхать, что вы считаете ее скумбрией. В общем, всю партию – в переплавку. А, Жора, привет! Пойдем в мою нору, пока я здесь кого-нибудь не убил. Все поняли? – грозно обернулся он к персоналу.