В общем, гостю был подарен другой револьвер. Совсем маленький, калибром всего восемь миллиметров и с семисантиметровым стволом. Это оружие было голубенького цвета и имело на рукоятке накладки в виде розовых сердечек.
Ужин продолжался недолго, минут сорок, потому как у меня к генерал-капитану имелось всего одно небольшое дело. Я попросил его сразу по прибытии в Венецию передать дожу приглашение посетить борт «Чайки», где его будет ждать не только первый министр Австралийской империи герцог Романцефф, но и лицо еще более высокого происхождения, то есть средний сын императора принц Николай.
После отбытия делегации от венецианской эскадры ко мне зашла Элли. Принюхалась, чихнула и предложила провести эту ночь у нее, чтобы не встать утром с больной головой. А тут, может, до завтра и проветрится.
Город Венеция оказался расположенным в лагуне наподобие той, что имелась на Чатеме, но только со множеством островов и островков. От моря лагуна отделялась песчаной косой с тремя проливами в ней.
Вообще-то я ожидал, что вся эта коса будет застроена мощными укреплениями и уставлена пушками, но с удивлением обнаружил полное отсутствие как одного, так и другого. Охренеть, подумал я, вот это люди воюют! До вражеского берега чуть больше ста пятидесяти километров, а город вообще не укреплен – подходи и бери его кто хочет. Кому и чем тут смогут помешать несколько не очень больших галер, стоящих на внешнем рейде?
Мы явились в сопровождении возвращающейся эскадры, причем генерал-капитан уверял меня, что над турками была одержана блистательная победа. Я не возражал, хотя и видел турецкую эскадру своими глазами. Блистательная так блистательная, вот и ремонтируйтесь после нее. Пройдя в лагуну, возвращающиеся корабли эскадры обогнули островную Венецию и двинулись к ее материковой части, Местре, где располагались верфи, а мы, убедившись, что и в городе не только нет пушек, но и вооруженные люди появляются не очень часто, встали прямо напротив дворца дожей. Английские мастера чугунного литья и по совместительству шпионажа тут же собрались на берег, хотя был уже вечер, аналогично поступили Петр с Меншиковым и Головкиным. Я же остался на «Чайке».
Когда стемнело, наши корабли, как и положено, начали периодически включать прожекторы и обводить лучами окружающее пространство. На площади Сан-Марко быстро собралась толпа зевак, которая к ночи только увеличилась. Более того, вскоре на набережной появились музыканты и начали развлекать публику в перерывах между включениями прожекторов. Впрочем, их дуделки, сопелки и бренчалки создавали не очень много шума, так что я, велев дежурной смене не принимать никаких специальных мер по поддержанию тишины, около часу ночи отправился спать.
На следующий день ближе к обеду из-за дворца выплыла приличных размеров лодка с балдахином и направилась к нам. Но это оказался не дож, а всего лишь какой-то церемониймейстер, с которым беседовал наш корабельный унтерштурмпастырь, потому как для меня или тем более Коли Баринова персона была явно мелковата. Гость сообщил, что дож Сильвестро Вальер изволит посетить австралийские корабли завтра в полдень. Причем посланец именовал своего патрона не высочеством или величеством, а всего лишь «экселленси». То есть дож, оказывается, был даже не светлостью, как я, например, а простым сиятельством.
Однако не самое высокое прилагательное к титулу было с лихвой компенсировано пышностью действа, развернувшегося на следующий день.
Сначала из всех щелей полезли лодки, лодочки и чуть ли не плоты, к часу дня заполонившие гавань перед дворцом. Я даже объявил расчетам пушек повышенную готовность и вызвал на палубу стрелков, но ближе ста метров к нам никто приблизиться не рискнул.
Затем водная толпа чуть раздалась в стороны, и по направлению к нам двинулась внушительная процессия. Возглавляла ее украшенная коврами длинная узкая лодка со скрипичным ансамблем на борту – правда, без дирижера. Затем плыло нечто высокое и пузатое о восьми веслах. Третьим, судя по обильной позолоте и массе статуэток, шло персональное плавсредство дожа, а за ним – еще четыре лодки немного скромнее.
Вскоре процессия приблизилась к «Чайке». Лодка с не перестающим пиликать оркестром отвернула в сторону, а к нашему борту вплотную подошло то самое, пузатое, оказавшееся раздвижным плавучим трапом. Типа не по веревочной же лестнице карабкаться его сиятельству!
Дож, грузный мужчина где-то под пятьдесят, перешел со своей лодки на трап, а по нему поднялся на борт «Чайки». Его сопровождали три типа помельче и помоложе. Один тащил шест с какой-то разлапистой золоченой штуковиной вроде орла на тарелке. При каждом шаге своего патрона он воздевал эту палку вверх, а потом пристукивал ею по палубе. Второй нес за дожем длинную полу то ли мантии, то ли плаща, то ли не знаю чего, которая без него волочилась бы по полу. Третий держал богато украшенный ларец странной формы – с квадратным основанием и примерно вдвое превышающей его высотой. То есть по форме больше всего напоминающий помойное ведро советских времен. Сходство усиливалось тем, что ларец был зеленого цвета.
Затем на «Чайку» поднялись еще три богато разодетых типа. Я уже знал, что это сенаторы. Дож имел право встречаться с иностранными представителями только в их присутствии. Более того, вся адресованная ему корреспонденция должна была обязательно проходить через их руки. И как с таким устройством власти Венеция еще держалась на плаву, мне было решительно непонятно.
Дож сделал знак рукой, и скрипичный оркестр заткнулся.
– Ваше высочество, ваша светлость, – обратился гость к нам с Колей, – я рад приветствовать вас на благословенной земле Венеции. Позвольте начать свой визит с вручения скромных подарков.
После чего Коле был преподнесен большой зеленый ларец, а мне – совсем маленькая красная коробочка. Мы поблагодарили и пригласили дожа с сенаторами в каюту. О том, что остальных туда не пустят, церемониймейстера предупредили еще вчера, так что дож оставил свою мантию свите и прошествовал вниз, к уже накрытому столу. Сенаторов я к нему не приглашал – для них вдоль стены имелась небольшая откидная скамейка. Ну что поделать, не люблю я надзирателей ни в каком виде, и все тут. А их мнение по этому вопросу меня и не особо интересовало. Мне важен был сам факт визита, вот и все.
Усадив гостей, мы с Колей поинтересовались, чего такого нам подарили. Выяснилось, что принц стал обладателем кубка литра на два, сделанного из венецианского стекла и богато украшенного золотым орнаментом.
– Будет из чего поить де Тасьена, – шепнул мне младший Баринов.
Меня же осчастливили перстнем с каким-то зеленым камнем.
В ответ мы с подобающей торжественностью вручили дожу невероятной ценности подарок. Пусть ему, скупердяю, станет стыдно за свои грошовые презенты! Под звуки австралийского гимна, в качестве которого как-то сам собой прижился марш «Прощание славянки», господину Сильвестро Вальеру была преподнесена алюминиевая пластина сто на сто тридцать миллиметров при толщине восемь, обильно утыканная отходами нашего ювелирного производства, ограненными учениками Мерсье. На ней был выфрезерован парадный портрет императора Ильи Первого.