– Меняю обстановку в летнем доме. Хочется чего-нибудь нового.
– Могу посоветовать толкового дизайнера.
– Я знаю, чего хочу.
– Можно только позавидовать.
Владельцы аукционного дома не стали превращать главный зал в некое подобие викторианской гостиной, обшивать его дубовыми досками и наполнять вычурной мебелью, стараясь «дать почувствовать дух времен и традиций». Зачем? Глупо декорировать под старину помещение, расположенное на сорок пятом этаже башни «Белая береза». Какой дух тут можно передать? Зал выглядел настолько современным, насколько это возможно, демонстративно модернистским, и выставленные на продажу древности казались артефактами с другой планеты.
– Господин Грязнов! – Распорядитель пожал протянутую ладонь двумя руками. – Искренне рад!
– Взаимно.
– Патриция, черное вам к лицу.
– Благодарю, Артур.
Взгляд распорядителя вернулся к Кириллу.
– Интересуетесь чем-то конкретным?
– Хочу понять, что нынче в моде.
– Хитрец…
У де Моро, как и в любом другом аукционном доме, не существовало жестких правил: если покупатель хотел остаться инкогнито, он мог торговаться через сеть или воспользоваться услугами посредника. Однако в Москве постепенно сложилась традиция присутствовать на торгах именно этого дома лично, превращая аукцион в светский раут. Обходились без смокингов и вечерних платьев, однако деловые женские костюмы не приветствовались.
– Я чувствую себя девушкой на выданье, – пробормотала Пэт, пригубив шампанское.
Черное платье оттеняет загорелую кожу, выгодно подчеркивает стройную фигуру и длинные ноги. Серьги, кулон и браслет, названные Грязновым «фамильным гарнитуром», тянут на небольшое состояние, такие драгоценности спокойно надела бы и внучка Романа Фадеева, а не только дочь Кирилла Грязнова. Но главное не шмотки и камни – исходящая от девушки аура молодости и силы, вот что притягивало мужские взгляды.
– Скорее ты похожа на девушку, вызывающую интерес, – хмыкнул Грязнов. – Я не вижу здесь холостяков.
– Еще лучше. – Патриция ехидно посмотрела на отца. – Тебя не смущает?
– Смутился бы, останься ты незамеченной.
– А так есть повод для гордости?
– Именно.
– Господин директор! Какая честь!
Кауфман добродушно кивнул, вяло пожимая протянутую руку:
– Я слышал, сегодня будет серебро.
Как обычно: черный костюм и темная, спортивного покроя рубашка, не предполагающая галстука. И черные кожаные перчатки, скрывающие от окружающих кисти рук.
– Серебра немного, но очень хорошее.
– Уже выставлено?
– Позвольте вас проводить…
Два беза замерли у входной двери, мягко сменив местную охрану. Еще двое – у запасной. В зале же появилось несколько ничем не выделяющихся мужчин в дорогих костюмах и с хорошими манерами. Угощались шампанским. С любопытством разглядывали лоты. И не спускали глаз с окружающих. Имели право стрелять в любого, кто покажется подозрительным.
Их не замечали.
– Вот уж не думала, что Мертвый увлекается искусством, – протянула Патриция.
При его появлении настроение девушки… не ухудшилось, но поменялось.
– Здесь принято говорить: директор Кауфман, – заметил Грязнов.
– Постараюсь запомнить.
– Так вот, директор Кауфман является обладателем небольшой, но со вкусом подобранной коллекции столового серебра.
– Как мило.
– У каждого из нас есть маленькие слабости.
Патриция холодно оглядела увлеченного лотами Мертвого и недовольно осведомилась:
– Почему вы не встретились в каком-нибудь уединенном месте?
– Потому что на людях Макс вынужден сдерживать инстинкты, – очень тихо ответил Кирилл.
– Он тебя ненавидит?
– Конечно же, нет.
– Тогда в чем дело?
– В том, что я его боюсь.
Нормальные дети мечтают стать героями: летать в космос, лечить людей, побеждать в гонках, открывать новые острова… Перед нормальными детьми лежат тысячи дорог, и они любуются самыми яркими из них, примеряют на себя сверкающие одежды. Нормальные дети знают, что быть героем – хорошо.
Дети обожженные мечтают стать героями для своих. Для своего народа, клана, семьи. Вырасти сильными, завоевать место под солнцем, уничтожить врагов, наслаждаясь почитанием близких. Если не благодарностью, то хотя бы уважением. Ведь они важны – близкие, особенно для тех, кто в остальных видит врагов.
А еще очень важно делать что-то не только для себя.
Быть героем непросто. Мужество, отвага, ум, упорство, умение взять ответственность на себя, сила… Лишенный хотя бы одного из этих качеств обречен оставаться на обочине. Но герою, которому приходится воевать, нужно тащить из колоды и другие карты: жестокость, хитрость, подлость… Герой, которому приходится воевать, не носит романтические одежды – он за ними прячется. И чем тяжелее война, чем слаще вкус победы, тем меньше скрывает рыцарский плащ от окружающих.
И как же бывает обидно увидеть страх во взглядах тех, кому служишь.
Уединиться им удалось вскоре после окончания торгов, когда взволнованные или разочарованные гости вернулись к шампанскому, громко обсуждая перипетии только что состоявшегося действа. Когда можно легко затеряться за фразами, вроде: «Зильберштейн! Как ты мог увести у меня «Мадонну»?!» или «Извините, архиепископ, но эта скульптура мне просто необходима…» Кауфмана не видно? Значит, уехал.
– Артур, я слышал, вы собираетесь устроить большой аукцион антикварных автомобилей?
– Я слышал, что у Кирилла восхитительно прелестная дочь, но увидеть вас воочию… Я потрясен, Патриция…
Пэт осталась в зале – если гости переставали говорить о торгах, их мысли тут же переключались на девушку, – а Кирилл незаметно вышел, направившись в небольшую комнату, которую по его просьбе подготовили устроители аукциона. Пять шагов из зала, первая дверь направо. Как раз по дороге в туалет, никто не удивится, увидев, что антиквар выбрал подобный маршрут. У двери никого, безы по-прежнему контролируют зал. В небольшом помещении только Мертвый. Стоит у журнального столика, недоуменно таращась на свежеприобретенный молочник.
– Привет!
– Это хобби, которое я, по твоей милости, завел семьдесят лет назад, начинает действовать на нервы, – сварливо ответил Мертвый.
– Оно всегда действовало тебе на нервы.
– Теперь – особенно.
Грязнов чуть приподнял бокал с шампанским.
– Рад тебя видеть.
Кауфман развернулся, Кирилл подошел ближе, и целую минуту мужчины молча смотрели друг другу в глаза.