Шестой моряк - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Филенко cтр.№ 61

В туалете была вода. Холодная, разумеется, но и на том спасибо. А вот кипятильник был пуст. Что ж, никто и не рассчитывал на полный комфорт.

2

Сон пришел не сразу — довольно долго я лежал на животе в весьма неудобной позе, из-за твердой подушки сильно запрокинув голову. Оттого часто и усердно приходилось разминать затекшую шею. Глядел в окно. В кромешной тьме проплывали плоские тени деревьев, изредка сменяясь такими же плоскими силуэтами вымерших станций и придорожных поселков. Цивилизация от них отступила, а без ее сомнительных, но аппетитных даров и вся жизнь сошла на нет, оттянувшись в большие города. Все же человек — стадное животное. На миру и смерть красна... Около двух часов ночи впереди занялось зарево. Я мысленно прикинул, что за город, и не пришел ни к какому выводу. Спустя еще минут двадцать поезд, не сбавляя скорости, ворвался в населенный пункт под названием Жижгород. То, что в прежние времена я принял бы за огни большого города, ничем иным, кроме пожара, нынче быть не могло. Станция выгорела дотла, а в самом Жижгороде еще вовсю полыхало. Хвала Создателю Всех Миров, пламя не дотянулось до рельсов и Не сожрало провода. Я все больше склонялся к выводу, что последним в этом мире умрет наземный транспорт. До конца будут спешить куда-то пустые поезда, пустые автобусы, пустые такси... Авиация, впрочем, уже погибла: производство авиационного топлива по каким-то невнятным причинам умерло в числе первых, а запасы моментально были съедены в первые дни паники и очумелого метания деловой элиты с континента на континент в поисках фешенебельной норы, где можно было бы пересидеть беду. У меня оставались еще сомнения насчет теплоходов, но если проводить аналогии с небом, то в море-окияне все должно было обстоять не намного лучше.

Поезд с мрачным весельем стучал колесами, оставляя гиблое место позади. Долго еще далекие отсветы пожара играли в кренах деревьев, а затем вернулась ночь и, кажется, стала гуще и непрогляднее, чем была. Я подумал, что для Мефодия недавнее зрелище послужило бы пищей для затяжных спекуляций, из которых он так или иначе самым непостижимым образом сумел бы извлечь позитивную и жизнеутверждающую мораль. Но я не был Мефодием, с его клиническим оптимизмом и верой в светлое будущее и торжество человеческого разума; я не был, да и не мог быть оптимистом. Весь мой богатый опыт свидетельствовал лишь о том, что человек как был, так и остался животным, по сложности своей высшей нервной деятельности где-то между муравейником и дельфином, но с непомерно завышенной самооценкой и наклонностями к идеализации собственных поведенческих актов. То, что происходило в мире, было мне не слишком понятно, однако вполне соотносилось с моей застарелой мизантропией. Туманные же перспективы человека как биологического вида меня не волновали вовсе.

С этими желчными мыслями я наконец уснул...

* * *

...Одиссей не понравился мне с первого взгляда. Эти бегающие глазки, эта чересчур ухоженная, густо промасленная борода, эти беспокойные пальцы — словно бы он ни на миг не останавливаясь плел одному ему видимую паутину. Много позднее в минуту пьяной откровенности я поделился наблюдением с тогдашним другом своим Агапетом — тот, рассмеявшись, поведал мне, что итакийские мечники из одиссеева отряда меж собой иначе как Арахнионом, Пауком, его и не называют. Одиссей прозвище свое оправдывал полностью. Сплести какую-нибудь интригу, стравить одного военачальника с другим было главным его увеселением. Это его стараниями Агамемнон возненавидел Ахилла, хотя прежде почитал за лучшего своего друга; да и сам Ахилл, не имея обычая питать особо сильные чувства к кому-нибудь, помимо мальчика Патрокла, выказывал базилевсу все подобающие знаки уважения, и в речах отдавал дань его воинскому таланту. Если уж на то пошло, был прекрасный шанс окончить конфликт почетным для обеих сторон миром еще до первого кровопролития, о чем не таясь заявляли и сам базилевс, и Приам через своих гонцов; да и Менелай не был уж настолько разъярен выходкой Елены, чтобы положить под неприступными стенами Трои отборнейшее свое воинство — а что он их непременно положит, сомнений не возникало, в ту пору Троя — это, братья мои, все ж таки была Троя, а не хвост собачий. Те стены нужно было видеть... Агамемнон уже предвкушал вселенскую пьянку в просторном и чистом дворце с бассейном и гетерами, в компании старых приятелей-троянцев. Ему хотелось домой, к жене и детям. Да что там говорить, всем хотелось домой, и никому не хотелось умирать из-за того, что красотка Елена, и в самой Спарте образцом добропорядочного поведения не служившая, вдруг увлеклась приезжим смазливым юнцом. Последнему ахейскому рабу известно было, что Парис мало интересовался женскими прелестями, а похищение Елены состоялось по инициативе и при живейшем участии самой похищенной, которая уверила полупьяных троянцев, что муженек, вернувшись домой, примет все за розыгрыш и оценит шутку по достоинству. Не без оснований, кстати: Менелаю, как всякому самцу, чрезвычайно льстило, что его самка пользуется вниманием других самцов, а в особенности венценосных. Украли — так и грешно было не украсть, не ведро, чай, с помоями, а первейший диамант всей ахейской сокровищницы — не Клитемнестру увели у Агамемнона, не Пенелопу заиграли у Одиссея, а Елену! И уж тут не поспоришь: красота Елены сравнима была только с ее стервозностью, а того и другого отмерено было с избытком... Что с Парисом у нее ничего не сладится, можно было предвидеть — к оракулам не ходи! Что Гектор, на кого скуки ради она попыталась было переключить свое внимание, человек военный, прямой, женатый и отнюдь неглупый, пошлет ее подальше, тоже было всем очевидно. Что Приам осушит ее слезы старческой дланью и дарует статус почетной гостьи, и вовсе было кстати. Да, все можно было обставить наилучшим образом, преподнести в выгодном для всех сторон конфликта свете и предать инцидент почетному забвению.

Но Одиссей порушил все договоренности. Он имел дерзость убить царского посла, что явился к базилевсу с приглашением на переговоры о материальных компенсациях за причиненные неудобства и моральный вред. Ему это сошло с рук — как и убийство Паламеда, человека просвещенного, благоразумного и отважного, который авторитетом своим превосходил всех прочих военачальников, и до последнего склонял Агамемнона к миру. Всегда ему сходило с рук то, что не сошло бы никому другому. Я долго ломал голову, размышляя, для чего ему понадобилось раздуть огонь раздора на истлевших угольях обиды. Желание воинской славы? Долги перед итакийскими кредиторами? Опостылевшее супружеское ложе? Какие-то недоступные мне интересы или старые счеты в самой Трое? Еще что-нибудь, худо-бедно укладывающееся в представления о логике поступков?..

Мне понадобилось проплыть на его корабле половину пути от Трои до Итаки, чтобы понять: ничего не было. Никакой логики, никаких объяснимых с позиций здравого смысла причин... ни-че-го.

Он просто был засранцем.

3

.. .а проснулся от того, что шея затекла совсем уж невыносимо. Поезд стоял, и это мне изрядно не нравилось. Вдобавок ко всему, по вагону кто-то разгуливал, и делал это как-то уж слишком по-хозяйски.

Я сразу вспомнил про женщину в центральном купе.