– Почему?!
Дознаватель усмехнулся и откровенно сказал:
– Если бы ты пришил больше черенков, чем на тебя напало, мы бы закрыли глаза на превышение уровня необходимой самообороны. Но речь идет о мирных гражданах. Есть свидетели. Есть репортеры, которые освещают расследование. Нам не удастся замять дело…
– НЕТ!!
Без холодно улыбнулся, поднялся на ноги, медленно обошел стол, приблизился к Илье и неожиданно ударил его по лицу. Даже не ударил – скользнул острыми, наверняка имплантированными ногтями, оставив на щеке Дементьева три длинные царапины.
Илья не шелохнулся.
И не только потому, что был привязан к стулу. Он впал в самый настоящий ступор.
– Не следует меня перебивать, – мягко произнес дознаватель.
Оглушенный Дементьев не ответил.
Мир рушился. Мир, выстроенный с таким трудом, распадался на глазах. Теплый, уютный, перспективный мир.
Илья уходил от лучших полицейских мира, он обвел вокруг пальца китайцев, он сумел убедить всех в смерти Чайки – великого ломщика, много лет наводившего ужас на транснациональные корпорации, в своей смерти. Он совершил невозможное – спрятался в обществе доступной информации и тотальной слежки. И теперь теряет все.
Из-за каких-то ублюдков, решивших разгромить пару лавок.
– При тебе обнаружили «раллер», – произнес вернувшийся за стол дознаватель. – Твой?
Ему пришлось повторить вопрос, прежде чем слова дошли до сознания оглушенного Ильи.
– Твой?
– Разве их запретили?
– Нет, – согласился без, – не запретили. Но мне интересно, откуда у нищего студента из России такая дорогая игрушка?
– Купил по дешевке.
– У кого?
– На Болоте. У парня на рынке.
– «Раллер» чист, – не стал скрывать дознаватель. – Ни одной запрещенной программы. И его код не засветился ни в одной сетевой ломке.
– Видите, я честный человек. – Илья нашел в себе силы улыбнуться.
– Или опытный.
– Честный!
– Но, к сожалению, убийца.
– Не смейте так говорить!
На этот раз дознаватель не стал бить Дементьева, хотя вновь подошел к нему. Постоял, разглядывая замершего в ожидании удара Илью, потом взял со стола упаковку влажных салфеток, вытащил верхнюю и аккуратно протер царапины на щеке арестованного.
– Пойми, парень, если ты ломщик, мы сможем договориться. – Тон стал добродушным. – Мы ищем организаторов бунта. Ты, судя по всему, мелкая сошка. Скажи, на кого работал, что делал, и я подумаю, как помочь снять с тебя обвинение в убийстве.
– Вы сфабриковали дело, – устало произнес Дементьев.
– Ты над моим предложением думай, – посоветовал без, – а не сочиняй всякую ерунду.
Дознаватель не понимал, почему ему запретили применять развязывающие язык препараты. Узнали бы все за минуты. Но приказ был четким: только силовое воздействие, и то очень аккуратное. Никакой химии. Боятся повредить ему голову? Похоже на то. Но почему? Что может быть ценного в голове мелкого ломщика? Тем не менее распоряжение пришло с самого верха, и нарушать его без не собирался.
– Ну что, говорить будешь?
– Не стал.
– Химию использовали? – уточнил Мишенька.
– Вы ведь запретили.
Щеглов кивнул. И тут же поинтересовался:
– По голове били?
– Только по лицу. – Дознаватель поерзал под неподвижным взглядом Мишеньки и уточнил: – Не сильно.
– Ему было больно?
– Конечно.
– Очень хорошо. Готовьте дело на… – Щеглов помолчал. – На три года Африки.
Дознаватель удивленно посмотрел на начальника. Не ожидал, что с мелким ломщиком обойдутся настолько круто. Рудники и каменоломни старинного образца. Каторга СБА, предназначенная для неисправимых. Для тех, кого корпорации не желали больше видеть.
– Три года Африки?
Для нормального человека это означало смертный приговор.
– У вас не хватает материалов для обвинения?
Квадратные линзы очков блеснули безжизненным светом. Дознаватель знал, что глаза у Мишеньки серые, но сейчас их не было видно: они растворились в стекле.
Без сглотнул и, чувствуя, как стекает по спине струйка холодного пота, кивнул:
– Все в порядке, хватает. Я… – Кашлянул. – Я сделал запись убийства. Как вы говорили… и свидетели есть. Для суда вполне…
– Вот и замечательно. – Щеглов растянул губы в вежливой улыбке. – Будем считать, что дело закрыто.
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
«Кантора братьев Бобры»
семейная жизнь требует терпения и взаимопонимания
– Надень ожерелье, красавица! – щедро предложил Митроха. – Клянусь, оно тебе пойдет.
– Какая прелесть!
Обнаженная Лика вскочила с кровати, схватила украшение, чмокнула канторщика в щеку и направилась к зеркалу.
– Мит, помоги застегнуть.
– С удовольствием.
Бобры пристроился сзади. Послышалось негромкое хихиканье женщины. Сидящий в кресле Хосе кисло поморщился.
Происходящее раздражало испанца. Его приняли не в гостиной, а в спальне. Причем если небритый канторщик все-таки соизволил прикрыть чресла, натянув шаровары, то Лика демонстративно осталась голой. Не стесняясь, трясла полными грудями и вертела задницей. Хороша супруга, нечего сказать. И ее воркование…
– Дорогой, это настоящие изумруды?
– Разумеется, – подтвердил Митроха.
– И сертификат от ювелирной фирмы есть? – поинтересовался Хосе.
Вопрос остался без ответа.
– Мне кажется, это старинная работа.
– Двадцатый век, милая.
– Осталось от бабушки? – съехидничал испанец.
– Ты мою бабушку не тронь, – рекомендательным тоном произнес Бобры. – Я ее помню – святая женщина.
– Я просто так спросил. Из интереса.
– Просто так в Анклавах даже кошки не родятся, понял? Только за деньги.
– Чего ты грубишь? – нахохлился Родригес.
– Хосе, – лениво произнесла Лика, не отводя глаз от своего отражения в зеркале. – Замолчи, пока ОН тебя не заткнул. Или ты не понимаешь, что здесь тебе Мартин не поможет?
Кошелев остался на первом этаже канторы, в холле, в компании боевиков. Да даже если бы он сидел за дверью, то вряд ли вступился бы. Не тот случай.