Поводыри на распутье - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Панов cтр.№ 51

Из умирающего Храма.

Кровь Гончих Псов окропила Чертог, и камни его, мертвые камни, пропитанные духом Традиции, задрожали. Мертвые камни заплакали пылью, мертвые камни запомнили смерть воинов, мертвые камни знали, что когда-нибудь… Но Избранный тоже знал, как долго живет кровь в мертвых камнях, как бережет она рассказы о прошлом, как способна возрождаться. А потому, прежде чем уйти в Чертог Судьбы, где ждали его Читающие Время, человек с закрытыми глазами провел над павшими бойцами беспощадный ритуал, призванный стереть саму память о верных слугах Храма.

Ритуал Вечного забвения.

Чтобы не ушли воины в мир теней, а растворились за его пределами. Чтобы не осталось следа.

Но для ритуала нужна жертва. Кто-то должен был взглянуть в лицо смерти и повести тени братьев в непроглядную тьму, туда, где слово «надежда» не имеет смысла. Кто-то должен был пройти настоящий Путь боли, познать, какой она бывает после смерти. Познать ужас.

Кто-то…

Выпало ему. Последнему из Гончих Псов.

И он лег на камень.

И не мог сойти с ума. Не получалось. Не выходило.

Не мог кричать. Умереть не мог.

Закрыть глаза не мог.

Он шел по Пути боли и понимал, как мало знал о нем раньше. Он кричал, разрывая рот, а потом не осталось сил и на это. Он плакал кровью, а потом она закончилась. Он решил, что умер, а потом понял, что смерть давно осталась позади. Он прошел ее, не заметив, потому что уготованное ему страшило Обрывающую Жизни, и она не смела нырнуть в царство мертвых настолько глубоко.

Он же границ не видел.

А потом, сквозь воющую в голове тьму, сквозь далекий голос смерти, повторяющей заклинания ритуала у перехода, сквозь безмолвные свои крики и стоны, он вдруг услышал шепот. Слова, произносимые очень тихо, но очень внятно.

Он различил их не сразу.

А потом удивился тому, что различил.

А потом удивился тому, что может удивляться.

А еще через несколько мгновений понял, что обретающие силу слова отгораживают его от тьмы. Он решил, что слышит призыв самого дальнего предела, голоса тех, кто стоит за чертой царства мертвых. Но вдруг почувствовал, как смерть снова оказалась близко-близко, у самого изголовья… и понял, что она отступает, растворяется во тьме, дрожит от ярости и страха, пытается наброситься на жертву. И не может.

Он понял, что возвращается.

А спустя еще один миг или десять тысяч лет его ослепшие от боли глаза смогли различить стоящего у алтаря человека. Сначала неясную фигуру. Затем – детали. И когда он понял, что увидел, – вздрогнул.

Гончий Пес.

Меч Храма, проливший реки крови.

Меч Храма, рвавший на куски людей и демонов.

Тот, кто только что шел по ужасающему Пути боли, – вздрогнул.

И закричал бы, если бы хватило сил.

Но сил не было, Гончий Пес не мог даже скулить, глядя на своего спасителя. Не израненного – истерзанного. На живое – все еще живое! – воплощение самой боли.

Тело – разорванная плоть. Местами обгоревшая, местами кровоточащая, местами исчезнувшая, испарившаяся, вырванная так, что видны кости. Иногда – сломанные, и белые осколки смешаны с окровавленной плотью. Тело – сплошная боль. Памятник ей, ее песня.

И Гончий Пес понял, что его спаситель прошел Путь боли до самого конца. Что был за чертой и вернулся.

И вытащил его.

Спаситель уже не был мертв. Спаситель еще не был жив. Но первое, что он сделал, – бросился на помощь умирающему воину. И лоскутами разорванного от криков рта упрямо шептал Высокое заклинание, вырывающее Гончего Пса из кровожадных лап Вечного забвения. Возвращающее его в Средний мир.

– Вы умираете, мастер, – с трудом проклокотал воин.

Голос, казалось, шел прямо из прожженной груди. Голос причинял боль, но Гончий Пес не мог не спросить. Боль – его Путь. Его. Он служит Посвященным, а не наоборот. Пусть спаситель перестанет тратить силы на воина и позаботится о себе.

– Вы умираете, мастер.

И услышал:

– Я не умираю, Пес. Я – родился.

* * *

анклав: Москва

территория: Болото

«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»

иногда большое скрывается в малом

Пэт хватило всего нескольких дней после поселения в доме Грязнова, чтобы понять простую вещь: превратить Олово в горничную не получится. Маленький слуга следил за порядком, готовил еду, накрывал на стол – в общем, выполнял всю домашнюю работу, но существовала граница, которую он не переступал. Да, Олово приносил Кириллу вино и чай, но чувствовалось, что делает он это не потому, что обязан, а по собственной воле. И Грязнов никогда не злоупотреблял своим положением, обращался с Олово не как со слугой, а скорее как с помощником. Уважительно. Почти дружески. Одним словом, девушке быстро объяснили, что на завтрак в постель можно не рассчитывать. Как и на то, что Олово станет убираться в ее комнате или застилать кровать. Тем не менее слуга называл ее молодой госпожой и держался крайне почтительно. Разобравшись в странных порядках, Пэт предложила Кириллу нанять служанку, но понимания не встретила: Грязнов сказал, что чужих в доме не будет. А на дальнейшие уговоры сообщил, что китайский иероглиф «неприятность» произошел от рисунка двух женщин под одной крышей. Девушка попробовала проявить характер – ей показалось, что антиквар специально измывается над дочерью верхолаза, выражая таким образом свое отношение к представительнице правящего класса, над которой он неожиданно обрел власть. Целых два дня в доме шла холодная война, закончившаяся безоговорочной победой хозяев. Все осталось как есть, и Пэт пришлось учиться заботиться о себе самой.

Еще неделю она не выходила из дома, дулась и разговаривала с Кириллом и его слугой сквозь зубы. Затем остыла, возобновила прогулки по улицам в сопровождении Олово и неожиданно для себя увидела, с какой опаской поглядывают на невысокого слугу местные громилы. Канторщики старались держаться от Олово подальше, а если уж оказывались рядом, то обязательно здоровались первыми и всегда уступали дорогу. Сначала Пэт решила, что такое положение дел обусловлено деньгами Кирилла, однако, внимательно изучив поведение громил, поняла, что ошиблась: за деньги можно получить дружелюбно-покровительственное отношение – страх и уважение не покупаются. А Олово боялись. Громилы боялись. Нормальные же люди, наоборот, разговаривали с маленьким слугой охотно и весьма приветливо. Тогда девушка вспомнила, что у Грязнова есть могущественные друзья, так что, вполне возможно, антиквара прикрывает СБА, связываться с которой канторщики откровенно боялись. Но разговор с Мамашей Дашей не оставил от этого предположения камня на камне: все вопросы с местными бандитами Олово улаживал самостоятельно, без помощи извне. Как именно проходили переговоры, никто не знал: канторщики молчали, слуга тоже не отличался разговорчивостью, но результат видели все – проблем у Кирилла не было.