Кантора братьев Бобры считалась одной из самых мощных на Болоте. Что и немудрено, учитывая, что возглавлял ее не один человек, а четыре. И не просто четверо компаньонов, а четверо искренне и беззаветно доверяющих друг другу братьев.
Как Бобры удалось сохранить эти отношения, оставалось загадкой – в Анклавах, да и во всем мире, подобных примеров находилось мало. Одни говорили, что все дело в Бабушке Бобры, старой маме, к которой братья питали самые нежные чувства, другие уверяли, что все дело в том, что братья от разных отцов и не так похожи, чтобы надоесть друг другу. Но большинство сходилось во мнении, что все дело в двух братьях: старшем Тимохе и младшем Николае Николаевиче. Тяжелый характер первенца заставлял врагов трепетать от страха, а второй вложил в семейное предприятие недюжинный ум. Оба понимали, что друг без друга им придется туго, а потому не расставались. И удерживали рядом средних.
Как бы там ни было на самом деле, кантора процветала, уверенно отражала как мелкие набеги, так и продуманные вторжения, и владельцы подконтрольных заведений знали, что Бобры способны урегулировать проблему любой сложности.
– Вот этот гад! – торжествующе провозгласил директор «Мозаики». – Наружная камера засекла!
Братья дружно уставились в монитор, на котором застыло изображение высокого худого мужчины в черном костюме. Фотография была сделана со спины, лица не разобрать, зато хорошо виден нестандартный – чересчур большой – разъем на затылке. Следующие кадры показывали путь мужчины к такси. Последнее изображение – корма отъезжающего мобиля.
– Почему ты думаешь, что это он? – осведомился Николай Николаевич.
– А кто еще? – с неподдельным удивлением спросил пострадавший.
Митроха и Петруха весело переглянулись: какая разница – он или не он? Найдем – узнаем. Им было достаточно приятельского слова. Тимохе, который уже вернулся в кресло, тоже. Обычно старший брат вел себя осторожнее, но дело виделось простым: заезжий гастролер обидел хорошего человека, и вникать в нюансы Тимохе не хотелось. Лень. Но оставался въедливый Николай Николаевич, к мнению которого в семье было принято прислушиваться.
– Ты говорил, что не разглядел нападавшего. Он вырубил тебя на пороге кабинета.
– Я проверил всех, кто приходил в «Мозаику», – хмуро ответил директор. – Новый клиент представился липовым именем…
– Каким?
– Менеджер не запомнил, – вздохнул директор. – Да и какая разница?
– Ладно, продолжай.
– Он заказал русалок, а когда поднялась тревога, в номере его не оказалось. Менеджер уверяет, что это он.
Еще один кивок на монитор.
– Копался в моем компьютере, сука.
– Зачем?
– А я почем знаю? Клиентскую базу смотрел.
– Компромат искал?
– Наверно.
Тимоха, поняв, что младший задает правильные вопросы, насупился. Широкоплечий, мускулистый, с гладко выбритой головой и короткой бородкой, он производил впечатление тупого громилы. В сущности, не такое уж неправильное, силушкой Господь Тимоху не обидел. Однако и на нюх старший Бобры не жаловался, что позволяло ему избегать многих неприятностей.
– Может, СБА на кого-то копает?
– Нет, – качнул головой Николай Николаевич. – Мертвому наш друг и так бы все рассказал. – И с усмешкой покосился на директора «Мозаики»: – Рассказал бы?
– А ты бы не рассказал? – хрюкнул тот.
Бобры понимающе заржали. Пострадавший решил обидеться:
– Я не понимаю, мы обсуждаем наезд на меня или вы пытаетесь соскочить? Вы наш район держите?
– Ну…
– Я с вами делюсь?
– А куда тебе деваться?
– Найдете гада?
Бобры переглянулись. Николай Николаевич поморщился, взялся за «мышку» и парой кликов увеличил номер мобиля.
– Найдем, найдем.
– Считай, что он уже мертвый, – хохотнул Петруха.
– Только вы у него сначала спросите, чего он искал, – попросил директор.
– А зачем?
* * *
анклав: Москва
территория: Сити
«Пирамидом»
даже хорошая паутина удержит не всякую муху
– Игорь, что у нас с разработками? – негромко поинтересовался Кауфман, глядя в экран коммуникатора.
– Почему ты спрашиваешь, Макс?
– Я узнал, что новый образец будет готов только через две недели.
– Все правильно.
– Но ведь мы корректировали сроки, Игорь. Они должны были дать результат сегодня.
– Не успели, – коротко ответил Холодов.
Внешне президент «Науком» оставался спокоен, но Мертвый понимал, что задержка друга не обрадовала. Тем не менее Холодов смирился.
– Им не хватает оборудования?
– Макс, прекрати истерику!
– Я…
– Макс!
Кауфман вздохнул, отвел взгляд, потер переносицу, вновь вернулся взглядом к экрану.
– Извини. – Заставил себя улыбнуться. – Хочу все и сразу.
– Мы все торопимся, – согласно кивнул Холодов. – Но надо понимать, что есть технологические трудности. Черт побери, нашим инженерам приходится решать одну задачу за другой! С нуля решать, Макс! – И чуть тише: – За то время, что у нас было, мы получили очень много.
За то время, что прошло с изготовления первого образца энергетической установки.
Как только москвичи получили конкретный результат, они немедленно вывели проект из «МосТех» – корпорация засветилась во время биржевой войны с Фадеевым, – и практические разработки шли на челябинском полигоне «Науком». Шли хорошо, уверенно, но не с той скоростью, на которую рассчитывал Кауфман.
– Я уверен, что Макферсон согласится на наше предложение, – угрюмо произнес Мертвый. – Я уверен, что нам по силам победить на выборах президента СБА. Но все равно придется говорить с верхолазами, убеждать их сплотиться. Нам нужны сильные козыри.
– Я все понимаю, Макс, – вздохнул Холодов, – но я не могу требовать от людей больше, чем они способны дать. Будем выпутываться.
– Будем. – Кауфман отключил коммуникатор и повторил: – Будем.
Выпутываться. Выкручиваться. Искать выход. Находить.
Побеждать.
Не проигрывать ни при каких обстоятельствах. Проиграешь – потеряешь все. Если враги дышат в спину, если поражение близко как никогда, – прибавляй. Отказывайся от этого финиша. Беги дальше. Беги, как человек, оседлавший лавину. Беги, только в этом спасение. Беги, пока хватит сил.
Пока хватит сил.