Там, где бродит смерть - читать онлайн книгу. Автор: Александр Марков cтр.№ 3

Когда-то в детстве Энтони собирал коллекцию насекомых, гоняясь за жуками с сачком, а потом подолгу разглядывал добычу, прежде чем заколоть ее булавкой и спрятать в специальной коробочке. Но этого увлечения хватило всего лишь на одно лето. Оно походило на болезнь типа простуды, от которой быстро излечиваешься, так что вскоре он забросил это занятие, а коллекцию раздарил знакомым и поменял на конфетные вкладыши или оловянных солдатиков.

Энтони хотел вытащить штык, но не успел, потому что в эту секунду германец наконец-то выстрелил. У него был автомат.

Энтони показалось, что очередь длится целую вечность и очень долго пули разрывают ему грудь и входят в живот. Он почувствовал боль лишь от первых из них. Она вспыхнула мгновенно, как огонь на облитых бензином дровах, но следующие пули ее погасили. Энтони отбросило назад. Из груди немца выскользнул штык, чистый, блестящий, совсем не испачканный кровью, будто она уже давно вытекла из других ран и на новые не осталось ни капли. Но ее вообще не было, а лоскуты шинели лишь обгорели.

Энтони успел увидеть, как ранили лейтенанта — в горле у того что-то заклокотало, забулькало, изо рта потекла кровь, и он рухнул на землю, уткнувшись лицом в грязь, хотя ноги его все еще продолжали двигаться вперед. По телу пробежала судорога, а когда взводный застыл, его поза напоминала позу раба, припавшего к ногам своего хозяина.

Мир стал исчезать. Звуки перестрелки сменились гулом, он был похож на шум воды, когда голову опускаешь в поток и начинаешь к нему прислушиваться и одновременно чувствуешь, как гудит кровь в венах и бьется сердце. Энтони упал на спину и утонул в грязи — липкой и такой же тягучей, как болотная трясина. Здоровому человеку пришлось бы попотеть, чтобы вновь встать на ноги. Но пули выбили из тела все силы. Глаза Энтони стали стекленеть. В них застыло удивление. А потом пришла тишина…

Накануне вечером прошел дождь, поэтому страшная жара, от которой уже начали желтеть листья на деревьях, словно осень пришла на месяц раньше срока, немного успокоилась. Вот уже несколько недель ночи превращались в кошмары из-за того, что от жары невозможно было заснуть. Генералу Рандуличу, когда он особенно долго ворочался в постели, казалось, что он оказался где-нибудь в Гоби или Каракумах. Каждую ночь приходилось по несколько раз вставать с постели, смачивать водой пересохшие, готовые потрескаться губы, и лишь под утро, когда восток, а не запад окрашивался красными всполохами, он наконец-то погружался в сон. Но эта ночь выдалась такой спокойной, что Рандулич проспал и едва не опоздал на встречу с командующим армией.

Еще день назад он думал о том, что неплохо перейти на один из вариантов колониальной формы, например на тот, который носят в Туркестане. Однако сегодня Рандулич превосходно чувствовал себя и в обычном летнем мундире. Если же адъютант разгонял «Руссо-Балт» до крейсерской скорости, позволяя стрелке спидометра отклониться вправо примерно на две трети своих возможностей, становилось даже прохладно.

Людей на улицах города можно было пересчитать по пальцам. Ночью германские бомбардировщики дважды сбрасывали на город бомбы. Их главной целью являлся вокзал, но когда пилоты аэропланов поняли, что прорваться туда они не сумеют, то начали просто избавляться от бомб, которые падали куда попало. Владельцы магазинов, опасаясь, что осколки побьют стекла витрин и попортят товары, загодя заколотили их досками. Возле одного из таких магазинов прогуливался полицмейстер. Он постоянно подкручивал великолепные загнутые вверх усы и так увлекся этим занятием, что не только не замечал прохожих, которым, чтобы не столкнуться со служителем закона, приходилось обходить его стороной, но, пожалуй, не обратил бы даже внимания, если бы в один из заброшенных магазинов полезли мародеры. Уличные торговцы выползли из укрытий, как только русские истребители отогнали волну германских бомбардировщиков. Еще не успела осесть пыль. Она кружилась над разрушенными зданиями, как над трупами исполинских животных. Завалы, оставшиеся от предыдущих бомбардировок, уже давно разобрали. На месте двух доходных домов и пекарни остались пустыри.

«Руссо-Балт» объехал зиявшую на мостовой кляксообразную проплешину. Сюда угодила одна из бомб. Она пробила асфальт. Под ним оказалась брусчатка, которую взрыв раскидал в разные стороны. Брусчатка пробивала стены домов не хуже шрапнели. Дыры залатали, а оштукатурить их еще не успели. Воронку на мостовой наскоро засыпали камнями, щебнем, песком и утрамбовали.

Встречавшиеся на пути подводы, груженные мешками с мукой, овощами и другой снедью, которую крестьяне везли на базар, заслышав позади себя рокот двигателя, жались к тротуару, пропуская автомобиль вперед.

В одежде теперь преобладали темные тона, даже барышни, которые раньше щеголяли в красных, голубых, розовых и салатовых платьях, носили все больше коричневое или черное, причем не обязательно из-за траура по погибшим родственникам. Было много военных: пехотинцев и кавалеристов. Но большинство из них редко выбирались за границы вокзала, оставаясь в эшелонах, которые транзитом двигались дальше на запад. Порой эшелоны задерживались на станции по нескольку дней. Местные предприниматели смекнули, что наибольшую прибыль можно получить от увеселительных заведений, поэтому в последнее время их появилось в округе довольно много от дорогих, предназначенных для офицеров, до дешевых солдатских. Они группировались вокруг вокзала, создав между ним и остальной частью города своеобразную буферную зону. Здесь была превосходная питательная среда для шпионов. Кроме того, в ней скапливались разного рода аферисты. Это добавляло головной боли местным властям. Иногда они проводили полицейские проверки, вылавливая нежелательные элементы.

Фанерные тумбы были обклеены агитационными листовками и плакатами. Из-под них виднелись клочки и обрывки афиш, рекламирующих гастроли уездного цирка. Их уже почти оторвал ветер, и теперь они трепетали как флаги. Прошло три месяца, как цирк покинул этот город. С той поры здесь никто не выступал, а заклеивать старые афиши кроме как листовками да плакатами было нечем. Слов на них уже не разберешь, но Рандулич узнал их по цвету. Он ходил тогда на одно из представлений. Он смутно вспоминал жонглеров, акробатов, дрессировщиков, но в память въелся лишь клоун, который в конце репризы убегает с манежа с криком, что решил застрелиться. Вскоре из-за кулис слышится выстрел, а после клоун вновь появляется на манеже с удивленным выражением на лице, дымящимся пистолетом в руках и говорит, что он приставил пистолет к виску, нажал на курок, но промахнулся. У офицеров, которые приходили на представление, этот черный юмор неизменно вызывал приступы смеха и бурю оваций. Рандулич заметил, что после этой репризы никто из офицеров не пробовал застрелиться, хотя раньше такое изредка случалось. Наверное, потенциальным самоубийцам просто становилось стыдно, что их благородный в кавычках поступок обязательно сравнят с выступлением клоуна.

Командующий не афишировал свое местонахождение. На крыше особняка, где располагался штаб армии, не развевался трехцветный флаг, зато там замаскировали два пулемета системы Максима. На столбах, удерживающих ворота, не было никакой таблички. Перед зданием был разбит парк. Его опоясывала чугунная ограда. Деревья разрослись, и из-за этого с улицы стало довольно трудно разглядеть, что же происходит в особняке. Вряд ли кто-либо мог проникнуть незамеченным не то, что в особняк, но даже в парк. Человек, который будет настойчиво заглядывать через ограду, привлечет внимание патрулей. Ворота были крепко закрыты, а если непрошеный гость попытается перемахнуть через забор, дозорные немедленно доставят в контрразведку, благо находилось она всего-то в двух кварталах. Там уже выяснят, стоит ли за этим поступком что-то большее, чем простое любопытство.