Крысолов - читать онлайн книгу. Автор: Иван Тропов cтр.№ 60

Кнут в руках Бавори ожил. Жалящий кончик оттянулся по спине и боку кавказки.

Вторая собака все поняла и без кнута. Обе встали на исходную. Бычок, припадая на левую сторону и косясь на свой бок, куда цапнула его кавказка, неловко отбежал-отполз прочь.

Задом он наткнулся на Бавори, и та отпихнула его сапогом – не глядя, как угодивший под ноги мячик или городское перекати-поле из комка газеты. Все внимание уже на следующего бычка.

Этот косился на собак, косился на хозяйку… И получил кнутом. И еще, и еще, и еще – быстро, размеренно и щедро, пока боль не затуманила мозг и не вытеснила страх перед собаками. Как ошпаренный, бычок рванул на кавказок… Стас заставил себя разжать челюсти. Спокойно.

В этом чертовом мире полно боли. И если на земле есть десяток миллиардов прямоходящих животных, которые сумели отгородиться и от собственной боли, и от вида чужой боли, это не значит, что в мире ее стало меньше.

Сколько добросердечных тетенек, подающих кусочек мяса бездомному щенку, ходят в кожаных плащах и меховых шубках? И начинают завтрак с бутерброда с красной рыбкой, а заканчивают ужином из устриц?

Цивилизация настолько хорошо защищает этих добросердечных тетенек от вида чужой боли, что иной раз создается ощущение, что рыбка в магазине – она как булочки или шоколад. Тоже на деревьях растет. И за кусочком рыбы не стоит чья-то смерть. Медленная, мучительная, от удушья на палубе корабля или от замораживания заживо в трюме-морозилке…

В мире по-прежнему океаны боли. И то, что большинство людей не сталкиваются с ней каждый день и не видят ее – это не значит, что боль исчезла.

И когда ты вдруг наткнулся на это, увидел чужую боль, захотел что-то изменить – менять нечего. Мир такой же, каким был и прежде. Ничего не изменилось. Боль как была, так и есть. И будет. Чужая боль никуда не исчезнет. Даже когда ты лично перестанешь видеть, как эта сучка гонит плетью теленка на кавказок…

Наверно, все так и должно быть. Но как же трудно себя в этом убедить… Стас закрыл глаза, досчитал до трех, медленно вдыхая, выдыхая еще медленнее. Вот так. Медленно… Вот так. Еще один вдох…

Замечательно. А теперь открыть глаза и внимательно смотреть – но не видеть площади и того, что на ней творится. Видеть только здания.

Потому что есть бычки, которых гонят плетью на кавказок, но есть и Арни. Вымахавший за два метра, но с душой десятилетнего мальчишки. Может быть, даже чувствительнее и умнее…

И уж точно несчастнее. Потому что он один, совсем один… Ну, почти. Почти один.

И если дядя Стас не перестанет размазывать сопли, мечтая, как бы облагодетельствовать весь мир, – тогда Арни точно останется один. Не считать же друзьями его городских “друзей”…

Так что хватит жевать сопли, ищи секвенсор!

Вон то белое трехэтажное здание с гаражом-пристройкой на боку очень похоже на лабораторный центр…

Может, оно и к лучшему, что нынешний партнер Графа, эта Бавори, живет прямо как сам Граф – не отделяя работу от жизни?

Мало ли что ночные тренировки с грохотом тяжелой музыки, кожаными дождевиками, плетями и кавказками, вкусившими вкус теплой крови, – прямо не ферма, а разминка-репетиция перед какой-то черной мессой… Зато здания открыты и не поставлены на сигнализацию.

Так. А это что за группка?

С дальнего конца площади, прямо к этому углу, маршировала дюжина взрослых быков-мутантов. Даже не маршировала, а семенила трусцой. На двух задних ногах, старательно вскидывая их повыше с каждым шагом. Рядом, подстегивая тварей кнутом для большего усердия, шагал дрессировщик.

– Взводный, ко мне, – позвал Стас. У ноги приглушенно пискнуло.

– Обойти здание. – Стас показал рукой, с какой стороны.

Серые тени, одна за одной, метнулись за угол.

Стас натянул налицо тепловизор, щелкнул включателем. Мир вновь изменился. Теплые дома вокруг опять стали желтыми, живые тела – зелеными, а горящие в окнах лампы – сине-фиолетовыми.

И черная-черная грязь внизу. Потому что полна воды и холода. Стас вздохнул – но тут уж никуда не деться.

Лег в грязь и пополз за угол. Грудь и ноги словно под ледяным душем. Но надо терпеть. Хоть и темно, а могут заметить…

Особенно если та дюжина никуда не свернет и пройдет прямо здесь…

* * *

Топали подросшие бычки дай бог каждому. Шла дюжина, а гремело за целую парадную роту, вымуштрованную чеканить шаг и молотить каблуками со стальными набивками по бетону аэродромов.

Еще и рычали что-то строевое. Мощными, но низкими голосами, словно отряд каких-нибудь гранитных троллей, этаких обретших ноги и научившихся маршировать Сцилл и Харибд:

Аша, аша! Ымко ачэт!

У-а! Ы-а! Эчку ачык!

Ышэ! Ашыка! Ы ач!

Ы! Ут-от-эт! Ычкэ! Ач!

Звуки сливались, угадывался только ритм. Горланили бычки так, как говорит человек, если ему вколоть в челюсти обезболивающее. Не только в нижнюю, но и в верхнюю, чтобы губ совсем не чувствовалось. Или вообще обрезать нерв, отвечающий за чувствительность рта.

– Хорош горланить, баскеры! – рявкнул дрессиров­щик. – Бегом-арш!

Стас совсем вжался в грязь под стеной.

Затопало совсем близко.

Первые баскеры вынырнули из-за угла, перед глазами промчались мощные ноги, разбрызгивая копытами грязь. За ними трусцой пробежал и дрессировщик.

Стас стянул с глаз тепловизор, но еще полежал, разглядывая мощные спины бычков, несущихся в “луга”. Пока, конечно, не луга, одно название. Пока просто разливы грязи.

В темноте на спинах бычков светились узоры, а на мощных затылках – какие-то не то иероглифы, не то рисунки. Не ядовито-зеленые, как узор на спинах, а просто зеленоватые. Скорее всего, обычная фосфоресцирующая краска.

Стандартный способ метить лабораторных животных, когда их много.

Бычки порывались бежать на четырех ногах. Так им было удобнее. Но кнут в руках дрессировщика не дремал, и бежать бычкам приходилось на двух задних.

Бычки… Скорее уж баскеры, правильно их дрессировщики окрестили.

Да, Граф решил играть по-крупному. Твари мало того что первоклассные – самое то для ночных клубов, где нет развлечения популярнее гладиаторских боев с монстрами, – так еще и такой объем производства! Это при том, что он еще даже на рынок не вышел…

Пенза в таком количестве захлебнется. Решил прибрать к рукам и часть пригородного рынка? И может быть, не самую меньшую… Это значит, война с другими поставщиками, с тем же Живодером. Это серьезно. Очень серьезно. Впрочем, Граф никогда не был трусливым…

Над самым ухом пискнуло.

Белоснежка выплыла из темноты, уселась перед самым лицом и дышала почти нос в нос, заглядывая в глаза своими клюквенными бисеринками. И если в них была не издевка – тогда что же?