Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха - читать онлайн книгу. Автор: Генри Миллер cтр.№ 82

Что до Уоррена Леопольда, архитектора, строителя, маляра, прекрасного плотника, то у него жена и четверо детей, может, самых воспитанных и счастливых детей во всем поселке. (Не считая детей Лопесов.) Его идея, или идеал, — устроиться так, чтобы можно было обойтись без дома (жить всем семейством в палатке или под скалой). Он любит строить дома, но свою профессию архитектора ненавидит. И на то есть веская причина: пока не станешь знаменитостью, вроде Фрэнка Ллойда Райта [261] , ты обречен проектировать дома, угождая вкусам людей, ничего не смыслящих в архитектуре. Короче говоря, приходится делать то, что тебе делать противно. Уоррен придумал отличный способ разрешить эту дилемму. Он строит дом по своему вкусу, живет в нем какое-то время, а потом продает любому, кому дом понравится. Однажды он заключил контракт на проектирование дома для некой богатой женщины, и та выплатила ему внушительный аванс. Будучи, мягко говоря, не в восторге от того, что хотела от него заказчица, Уоррен все же решил как следует постараться. Тогда у него было двое детей, и одному из них предстояло сделать несколько дорогих операций. (Как раз перед тем, как с ребенком случилось несчастье, я встретил Уоррена на улице в Монтерее. Он еще не пришел в себя от неожиданно свалившейся на него кучи денег. Он бы предпочел не получать аванса, но зато иметь полную свободу в осуществлении своих архитектурных идей. Вот какими словами он встретил меня: «Возьми у меня несколько сотен. Не знаю, что делать с такими деньжищами». Ему в голову никогда не приходило, что он мог бы жить на широкую ногу. Его это совершенно не соблазняло. Когда я отказался, он сказал: «Слушай, ты постоянно посылаешь в Европу продукты и одежду, — дело происходило сразу после войны, — возьми деньги и отошли тому, кто нуждается». Я снова отказался, на сей раз не столь решительно... Такой вот парень был этот Уоррен.)

Уоррен мог бы хорошо зарабатывать, занимаясь плотницким делом. Но его это не привлекает. Ему хочется иметь клочок земли, чтоб было там несколько фруктовых деревьев, огородец, кролики и куры, и пошли вы все к черту со своими двенадцатью с половиной долларами в день — или сколько там сегодня зашибают в день первоклассные плотники, по двадцать тысяч?

Но, возможно, мне лучше удастся передать ощущение краха и разочарования, которое в Америке склонны испытывать плотники, каменщики, инженеры и архитекторы, приведя несколько отрывков из письма одного студента из Египта, которого я взял на должность посыльного, когда был управляющим по кадрам в «Космодемоник телеграф компани». Была весна 1924 года, и Мухаммед Али Сарват покинул нашу контору, чтобы подыскать что-нибудь получше в Вашингтоне, округ Колумбия.

«Многоуважаемый и досточтимый сэр,

вынужден написать Вам, чтобы поведать, какое опустошение произвела длань скорби в моем сердце. С несказанным огорчением обременяю Вас своими душевными муками, но мне чрезвычайно радостно знать, что Вы человек редкостной доброты и милосердия.

Я — как потерпевший крушение корабль, разбившийся вдребезги о громадные скалы посреди бескрайнего, мрачного и бурного океана под названием Америка. Глубокоуважаемый сэр, я часто слышал от людей похвалы этой стране, и ее воображаемая красота столь поразила меня, что я поддался неистребимому искушению и покинул ради нее мирный Восток.

Прибыв на эти берега, я очень скоро увидел: то, что, казалось, не требовало доказательств, есть не что иное, как поэтическое чувство; а величественные и гигантские дворцы надежды — всего лишь бесплотные грезы. Я был очень разочарован, сэр. Один персидский поэт сказал:

«Но где-то в этом мире должна быть добрая душа, которой следует принести свои горести и страдания и которая прольет бальзам на твою измученную душу».

Вам известно, что я был вынужден покинуть Нью-Йорк, ибо попытки заработать там на жизнь оказались неудачными. Я чувствовал себя одиноким на улицах Столицы Западного мира, запруженных толпами участвующих в Материалистической гонке. Психологически я со своим заплечным мешком оказался в положении Жана Вальжана, героя «Отверженных», написанных французом Гюго, и направил стопы сюда в абсолютной уверенности, что легко заработаю себе на пропитание, однако на мою беду и здесь удача не сопутствовала мне: в Вашингтоне повторилось то же, что мне довелось испытать в Нью-Йорке. Какая жалость! Такой человек, как я, не способен заработать на жизнь в этом якобы цветущем саду мира. Это огромное несчастье. Когда я задумываюсь о положении дел в Вашей великой стране, я с горечью вспоминаю слова Лонгфелло:

«Дарует честный труд

ночью крепкий сон».

И еще я думаю, что к Америке применимы шекспировские слова из «Гамлета»: «Прогнило что-то в Датском королевстве!»

Что я могу еще сказать, глубокоуважаемый сэр? Цветущая роза моих упований увяла. Условия жизни здесь ужасающи. В середине двадцатого века Капитализм среди бела дня порабощает Труд, и Демократия остается всего лишь ничего не значащим словом.

Имущий причиняет немыслимые мучения неимущему уже хотя бы тем, что заставляет его работать на себя, и в имущем умерли возвышенные чувства. Это основное уязвимое место общества. Это его ошибка.

Пожалуйста, напишите мне, случалось ли Вам оказываться в подобном положении. Дайте совет, как мне поступить. Следует ли долее терпеть, когда мое терпенье на исходе? Будут ли условия в Соединенных Штатах и впредь столь же плохи, как сейчас? Есть ли какая-нибудь надежда на то, что взойдет солнце и рассеет сгустившийся мрак? Я уже почти не верю в это. И вот о чем я сейчас думаю: возвращение в Египет после провала в Америке станет черным пятном на белой странице моей жизни, и я скорей умру, чем пойду на это.

Душа моя энергична и честолюбива, но она заключена в бренном сосуде — теле! Может быть, стоит отпустить ее на волю, наслаждаться безграничной свободой? Я хочу вернуться в Нью-Йорк, но не сделаю этого, пока не буду точно знать, что меня там ждет. Я бы хотел, чтобы Вы взяли меня гардеробщиком, и готов трудиться столько часов в сутки, сколько потребуется, лишь бы под Вашим руководством, лишь бы не скитаться. Уверен, Вы не останетесь равнодушным к моему положению и постараетесь приискать какое-нибудь место и устроить меня.

Я возвращусь в Нью-Йорк, как только Вы изыщете возможность взять меня на работу и сообщите, когда мне явиться в распоряжение Вашей милости. Не ищите помощи для меня у людей, я больше не доверяю им. Во мне осталась единственная и незыблемая вера в Вас. Вы сами сможете разрешить мои трудности.

Приложите все силы к тому, чтобы без промедления оказать мне помощь. Мне бы хотелось, чтобы Вы взяли меня на должность гардеробщика или любую другую, не менее пристойную. Я не могу позволить себе оставаться без работы столь долгое время. Мне не на что жить. Прочтите мое письмо еще раз! Прочтите его еще раз на досуге и ответьте мне, пожалуйста.

Я отнял у Вас очень много времени. Пора заканчивать. С наилучшими пожеланиями и глубочайшим уважением позвольте почтительнейше откланяться,