Нексус - читать онлайн книгу. Автор: Генри Миллер cтр.№ 72

Мистер Элфенбейн явно любил поговорить о театре. В прошлом он сам был актером, сначала в Раммелдамвице или другой дыре, затем — в Театре Комедии. Там он и встретил Бен Ами. А где-то еще — Бланш Юрка. Он был также знаком с Вестой Тилли и с Дэвидом Уорфилдом. Считал шедевром пьесу «Андрокл и лев», но остального Шоу не ставил ни в грош. Ему также правились Бен Джонсон и Марло, Газенклевер и Гофмансталь.

— Красивые женщины редко бывают хорошими актрисами, — утверждал он. — Должен быть небольшой дефект — длинный нос, к примеру, или косые глаза. Но лучше всего иметь характерный голос. Люди всегда запоминают именно голос. Взять хоть Полину Лорд. — Он повернулся к Моне: — У вас тоже хороший голос. В нем мед, и клевер, и мускатный орех. Хуже всего голоса американцев — в них нет души. У Джекоба Бен Ами был превосходный голос… как густой суп… без прогорклости. Только он не берег его, трепал по подворотням. Женщине надо особенно заботиться о голосе. И еще больше думать, что хотел сказать автор в своей пьесе… а не только о своей тулье… я хотел сказать талии. Актрисы-еврейки жирноваты — идут по сцене, а тело дрожит как желе. Зато в голосе у них слышишь подлинное страдание… Им не надо представлять себе всякие ужасы, пытки — у них это врожденное. Да, грех и страдание — вот из чего рождается настоящее искусство. Плюс чуточку фантасмагории. Как у Уэбстера и Марло. Сапожник, говорящий с дьяволом всякий раз, как идет в уборную. Или девушка, влюбленная в фасолевый стручок, как в молдавских сказках. В ирландских пьесах полно безумцев и пьяниц, герои несут вздор, но это святой вздор. Ирландцы — тоже страдальцы. Кому понравится есть три раза в день одну картошку и ковырять в зубах вилами вместо зубочистки? Ирландцы — великие актеры, настоящие обезьяны. Англичане слишком утонченные, слишком рефлективные. В этой нации преобладает мужское начало, но оно кастрировано…

В прихожей завозились. Это вернулся с прогулки Сид Эссен, приведя с собой двух шелудивых кошек. Жена шикала на них и гнала прочь.

— Элфенбейн! — крикнул Реб, размахивая кепкой. — Привет! Какими судьбами?

— Какими судьбами? Да вот так и пришел, на двух ногах. — Сосед сделал шаг вперед. — А ну-ка дыхни!

— Ладно, ладно! Когда ты видел меня пьяным?

— Когда ты счастлив и когда не очень.

— Замечательный парень, этот Элфенбейн, — сказал Реб, любовно обнимая друга за плечи. — Еврейский король Лир, вот он кто… А это как понять? Почему бокалы пустые?

— Как и твоя голова, — съязвил Элфенбейн. — Пьяней от мысли. Как Моисей. Из скалы брызнет вода, а из бутылки — только глупость. Стыдись, сын Zweifel !

Разговор стал беспорядочным. Миссис Эссен прогнала наконец кошек, убрала за ними в передней и вновь пригладила волосы. Настоящая леди — от головы до пят. Никаких упреков, никакого недовольства. Только ледяное высокомерие, говорящее об изысканности и высоконравственности натуры. Она тихо села у окна, надеясь, видимо, что беседа наконец станет более плодотворной. Ей, несомненно, нравился мистер Элфенбейн, но ее шокировали его старомодные разговоры, нелепые ужимки, пошловатые шуточки.

Еврейского короля Лира тем временем несло все дальше. Он распространялся теперь по поводу Зенд-Авесты , время от времени переходя на «Книгу о хороших манерах» (хороших — в еврейской среде, хотя по его отдельным замечаниям можно было подумать, что «среда» может быть хоть китайская). Закончил свою тираду он словами, что, согласно Заратустре, человеку предназначено продолжить дело Творца.

— Если человек не вступает в сотрудничество с Богом, он — пустое место. Одними молитвами и жертвоприношениями Бога живого не сохранить. Евреи забыли об этом, а неверные — вообще духовные калеки.

После этих заявлений последовали наши сбивчивые возражения, которые явно забавляли Элфенбейна. Посреди спора он вдруг во всю силу легких затянул песню: «Rumeinie, Rumeinie, Rumeinie… a mameligeli… a pastramele… a karnatsele… un a gleisele wine, Aha!» .

— Видите ли, — сказал он, когда все угомонились, — даже в кругу либералов опасно высказывать собственные суждения. А ведь было время, когда подобные разговоры услаждали душу. Раввин обычно вдавался в такие тонкости! Никто не спорил с ним, все понимали, что это ритуал. Он тренировал ум и позволял забыть ужасы жизни. Если играла музыка, вам не нужна была партнерша, вы танцевали с Zov, Toft, Giml . А теперь, когда мы спорим, то надеваем повязку на глаза. Мы идем на Томашевского и ревем как белуги. Мы забыли, кто такой Печорин или Аксаков. Если на сцене еврей попадает в бордель — может, он всего-навсего заблудился! — мы краснеем за автора. Но правоверный еврей может сидеть хоть на скотобойне и молиться Иегове. Однажды в Бухаресте я присутствовал при том, как один служитель Господень выпил бутылку водки, а потом говорил три часа без передышки. И все о сатане. Под конец мне казалось, что я уже ощущаю запах серы. И даже когда вышел из кафе, все вокруг казалось проникнутым сатанинским духом. Чтобы освободиться от мерзкого ощущения, я отправился, прошу прощения, в публичный дом. Там все сверкало, как в огненной топке, женщины выглядели как розовые ангелы, даже сама мадам — настоящая кровопийца в жизни. Какую ночь я провел! А все потому, что цадик выпил слишком много водки… Что ж, иногда согрешить — не вред, но увлекаться этим не надо. Грешить надо с открытыми глазами. Предайся радостям плоти, но будь настороже. Вспомните о библейских патриархах — как они ублажали себя, но и о Боге не забывали. Да, наши праотцы были сильные духом люди, хотя состояли из плоти. Можно иметь наложницу и в то же время уважать и чтить жену. В конце концов, храмовые гетеры постигали ремесло у святого места. Да, тогда грех был на виду, и сатана тоже. Теперь мы изучаем этику, а наши дети становятся фабрикантами, гангстерами, концертными исполнителями. Скоро они будут циркачами или хоккеистами…

— Да, — отозвался Реб из глубины кресла, — мы все больше мельчаем. Когда-то у нас была гордость…

Элфенбейн перебил его:

— Теперь еврей все чаще говорит как иноверец. Для него главным становится успех. Еврей определяет сына в военную академию, где тот учится убивать своего соплеменника. А дочь посылает в Голливуд, где она добивается успеха под видом венгерки или румынки, демонстрируя свое обнаженное тело. Раньше у нас были великие раввины, теперь — призеры-тяжелоатлеты. У нас даже появились свои гомосексуалисты, web is mir ! He хватает только евреев-казаков.

Вздохнув, Реб согласно произнес:

— Нет больше Бога Авраамова.

— Ладно бы обнажались перед камерой. Но зачем притворяться иноверками? Зачем забывать отцов, которые были разносчиками и учеными и которых разные негодяи унижали, считая чуть ли не отбросами?

Элфенбейн говорил и говорил, перескакивая с предмета на предмет, как серна — с камня на камень. Слетавшие с его языка имена Мардохей и Агасфер чередовались с «Веером леди Уиндермеер», Содомом с Гоморрой. На одном дыхании произносил он «Праздник башмачника», названия погибших колен Израиля. И каждый раз, словно совершая круг, возвращался к иноверцам, говорил об их порочности и сравнивал с eine Arschrankheit . Тот же Египет — только без былого размаха и чудес. Порочность и болезнь теперь перешли в их сознание. Теперь все с придурью. Даже евреи ждут воскресения из мертвых. Для них это все равно что война без разрывных пуль.