Машина различий - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг cтр.№ 22

На дагерротипе, заснятом сотрудником отдела полиции нравов Сюрте Женераль 30 января 1855 года, – молодая женщина, сидящая за столиком на террасе кафе “Мадлен”, дом № 4 по бульвару Малешерб. Перед сидящей в одиночестве женщиной – фарфоровый чайник и чашка. Увеличение выявляет некоторые детали костюма: ленты, оборки, кашемировую шаль, перчатки, серьги, изысканную шляпку. Одежда женщины – французского производства, новая и высокого качества. Ее лицо, слегка размытое из-за длинной выдержки, кажется задумчивым.

Увеличение деталей фона позволяет увидеть дом № 3 по бульвару Малешерб, принадлежащий Южноатлантической судоходной компании. В витрине конторы помещается крупная модель трехтрубного пироскафа. Судно – французского производства и спроектировано для трансатлантической колониальной торговли. Пожилой человек, лица которого не видно, погружен в созерцание модели. Фигура этого случайного персонажа выделяется на фоне смазанных быстрым движением силуэтов парижских прохожих. Голова его непокрыта, плечи ссутулены, он тяжело опирается на трость, судя по всему – из дешевого ротанга. Он не замечает молодой женщины, как и она – его.

Она – Сибил Джерард.

Он – Сэмьюэль Хьюстон.

Их дороги расходятся навсегда.

ДЕРБИ

Он застыл на полушаге, готовый исчезнуть в гуще воскресной толпы. Объектив выхватил часть лица: высокая скула, густая, темная, коротко подстриженная бородка, правое ухо; между вельветовым воротником и полосатой кепкой – случайная прядь волос. И тяжелые кованые ботинки, и обшлага брюк, забранные в короткие кожаные гетры, густо заляпаны известковой суррейской грязью. Левый погончик поношенного плаща надежно застегнут над ремнем полевого бинокля. Под распахнутым по жаре плащом поблескивают надежные латунные пуговицы в виде коротких палочек. Руки человека глубоко засунуты в карманы.

Его зовут Эдвард Мэллори .

Мэллори пробирался среди экипажей, лошадей в шорах, меланхолично хрустящих травой, среди томительно знакомых запахов детства – упряжи, пота, навоза. Его руки проверили содержимое карманов. Ключи, портсигар, бумажник, футляр для визитных карточек. Толстая роговая рукоять шеффилдского складного ножа. Полевой блокнот, это – самое ценное. Носовой платок, огрызок карандаша, несколько монет. Будучи человеком практичным, доктор Мэллори знал, что в собравшейся на скачки толпе непременно шныряют воры и по виду их отличить невозможно. Вором здесь может оказаться любой. И от этого никуда не денешься.

Какая-то раззява неосмотрительно заступила ему дорогу, и сапожные гвозди зацепили край ее кринолина. Женщина обернулась, болезненно сморщилась и рывком высвободила ткань; кринолин громко скрипнул, а Мэллори учтиво коснулся кепи и прибавил шагу. Типичная фермерша, громоздкая, неуклюжая краснощекая баба, домашняя и английская, как корова. Мэллори была привычнее иная, более дикая порода женщин: смуглые низкорослые скво племени шайенов с их десятками блестящих от жира косиц и расшитыми бисером ноговицами. Кринолины казались ему каким-то странным вывертом эволюции; неужели дочерям Альбиона доставляет удовольствие таскать на себе эти птичьи клетки из китового уса и стали?

Бизон, вот на кого похожа женщина в кринолине. У американского бизона, сраженного пулей крупнокалиберной винтовки, резко подламываются ноги, он оседает в траву, превращается в такой же вот бугор. Великие стада Вайоминга встречают смерть совершенно неподвижно, лишь недоуменно поводят ушами на отдаленные хлопки выстрелов.

Теперь Мэллори пробирался через другое стадо, про себя удивляясь загадочному всесилию моды. На фоне своих дам мужчины казались существами иного биологического вида: никаких крайностей во внешнем облике – за исключением разве что блестящих цилиндров. Впрочем, Мэллори органически не мог считать какой бы то ни было головной убор экзотичным, слишком уж много знал он о шляпах, о тусклых, прозаичных секретах их изготовления. Вот эти, скажем, цилиндры, разве не ясно, что все они – за крайне редким исключением – откровенная дешевка. Массовый фабричный раскрой, машинная формовка. Смотрится, надо признать, вполне пристойно, немногим хуже, чем настоящие, вышедшие из рук опытного мастера, а стоят раза в два дешевле. Мэллори помогал когда-то отцу в его маленькой мастерской в Льюисе: орудовал шилом, простегивал фетр, натягивал заготовки на болванки, шил. Отца, опускавшего фетр в ртутную ванну, ничуть не беспокоил жуткий запах...

Неизбежная кончина отцовского ремесла не вызывала у Мэллори ни тени сентиментальности. А потом он и вовсе выбросил эти мысли из головы, увидев полосатый парусиновый навес, стойку и небольшую толпу, полностью состоявшую из мужчин. Это зрелище вызвало у него острый приступ жажды. Обогнув троицу джентльменов со стеками, оживленно обсуждавших шансы фаворитов, он протиснулся к стойке и призывно постучал серебряным шиллингом.

– Что желаете, сэр? – осведомился бармен.

– Хакл-бафф .

– Сэр родом из Сассекса?

– Да. А что?

– Я не смогу подать вам настоящий хакл-бафф, сэр, – нет ячменного отвара. – На багровом лице появилось крайнее сожаление, тут же, впрочем, исчезнувшее. – За пределами Сассекса его почти не спрашивают.

– А я два года не пробовал хакл-баффа, – вздохнул Мэллори.

– Если желаете, я приготовлю вам первоклассный бамбу . Очень похож на хакл-бафф. Нет? Тогда хорошую сигару. Всего два пенни! Прекрасный виргинский табак. – Бармен извлек из деревянного ящичка кривоватую черуту.

Мэллори покачал головой:

– Я очень упрям в своих пристрастиях. Хакл-бафф или ничего.

– Вас не переубедить, – улыбнулся бармен. – Сразу видно истинного сассексца! Я и сам оттуда родом. Примите эту прекрасную сигару безвозмездно, сэр, как савенюр.

–Очень мило с вашей стороны, – удивился Мэллори, тронул пальцами кепи и зашагал дальше. Вытряхнув на ходу из портсигара люцифер, он чиркнул палочкой о подметку, раскурил черуту и беспечно заткнул большие пальцы за проймы жилета.

По вкусу сигара напоминала отсыревший порох; после первой же затяжки Мэллори поспешно выдернул ее изо рта. Скрутку из паршивого черновато-зеленого листа опоясывала полоска газетной бумаги с маленьким, в звездах и полосах, иностранным флажком и надписью: “ВИКТОРИ БРЭНД”. Все понятно, армейский хлам этих самых янки. Отброшенная сигара угодила в бок цыганской кибитки, выбросила фейерверочный сноп искр и тут же оказалась в чумазых ручонках черноголового оборвыша.

Слева от Мэллори ипподромную толпу рассекал роскошный, темно-вишневого цвета паровой экипаж. Высоко вознесенный над людским морем возница потянул за рычаг тормоза, громко затрезвонил медный колокольчик, и толпа неохотно раздвинулась. На высоких бархатных сиденьях разместились пассажиры; шарнирная крыша была сложена гармошкой назад, чтобы пропускать солнце. Ухмыляющийся старый бонвиван в лайковых перчатках смаковал шампанское в компании двух юных девиц – то ли дочерей, то ли содержанок. На дверце экипажа гордо красовался герб – скрещенные серебряные молотки на лазоревой шестеренке. Какая-то неизвестная Мэллори эмблема радикалов. Он знал гербы всех лордов-ученых, но слабо ориентировался в геральдике капиталистов.