Я помолчал. «Как бы то ни было, во многом Эрисен прав», — пришло на ум.
— Есть время подготовиться к войне, принц.
Усы Эрисена печально опустились.
— Как ни горько это сознавать… Я оставляю вас, Морэгтаи. Сегодня вечером или завтра пришлю человека. Нам многое нужно обсудить.
Я кивнул.
Проводив принца взглядом, я подошёл к настоящему Воину. Итаяс ухмылялся, довольный, как сытый кот. Некоторое время мы смотрели друг на друга.
— Ты знаешь, — наконец, сказал я.
— Знаю, — кивнул Итаяс и не удержался от самодовольного: — Я с самого начала это знал.
Атергеро заворчал и вытянулся поперёк клумбы, укрывшись рукой от яркого солнца. Юцинеле присела рядом с ним, с любопытством поглядывая на нас, но очевидно не прислушиваясь. Она гладила Атергеро по голове. Тот блаженствовал. Послушный и любящий демон рядом вселял в девушку уверенность, она уже не тушевалась и не бледнела.
Итаяс посмеивался.
— Ты хитёр, — признал я. — Пожалуй, даже слишком. Но я не гневаюсь.
— Я счастлив, — горец расплылся в улыбке. — Ты оказываешь нам честь, император. Но не думай, что оказываешь нам благодеяние. Лациаты называют меня Демоном. Скоро они увидят, сколько в этом истины.
— Вот как?
— Я дам тебе великий дар, — сказал Итаяс, глядя мне в глаза с усмешкой скорее лиса, чем барса. — Сейчас — Таян и Кэтукам, к зиме склонится Ора, весной — Имарикам и Дзерасс.
Брови мои поползли вверх.
— Это обещание?
— Это предсказание.
Я немного подумал.
— А что скажет твой отец?
Итаяс пренебрежительно фыркнул.
— Я вижу его сердце. Он смирится. Золотая клетка лучше железной.
— Ты неласковый сын, — усмехнулся я.
— Я не питаю почтения ни к пышности, ни к знатности, ни к старости. Только к доблести и мудрости, император.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, улыбаясь. «Кажется, это было что-то вроде лести», — решил я; бескомпромиссность горца меня забавляла. Оставалось тайной, когда он успел переменить своё мнение, но издевательские подначки сменились фамильярным расположением. Чтобы избежать неловкости, приходилось отвечать тем же; счастье, что у нашей беседы не было свидетелей, кроме безумного демона и Юцинеле, которую нарушения этикета не смущали. «Если Итаяс действительно с самого начала всё знал, — занимал меня вопрос, — тогда почему… Нет, мысли пророка понять невозможно».
— Чаарикам вместе с прочими каманами станет частью Таянри, — в тон Итаясу сказал я. — Горцы по обычаю получат освобождение от налогов на пять лет. Но набеги должны прекратиться.
— Я об этом позабочусь, — ласково пообещал Итаяс.
Мне вспомнился давний совет в Кестис Неггеле; я сказал тогда своим сановникам, что Итаяс способен залить Лациаты кровью куда успешнее имперских войск. Я был бесовски прав тогда. Пожалуй, на итаясов век сражений хватит, а там — все буйные головы успеют скатиться с плеч…
— Что же, — сказал я, — остаётся последнее.
Итаяс ухмылялся.
— Хочешь знать, какой получишь ответ? — поинтересовался он.
— Когда я захочу это знать — я спрошу, — ровно заметил я и продолжил: — Я хочу знать, зачем всё это тебе.
Такого вопроса он не ждал.
Горец отступил на шаг, глядя на меня со странным выражением — не то враждебность, не то затаённая боль. Улыбка исчезла с его лица, и глаза впервые стали живыми, а не стеклянными. Юцинеле встревожилась. Атергеро немедля проснулся, начал мычать и размахивать руками, изъявляя желание защитить госпожу. Той пришлось его успокаивать. Итаяс даже не взглянул на сестру и её демона. Сунув пальцы за пояс, он смотрел на меня — исподлобья, искривив губы. Потом зачем-то спросил:
— Ты в самом деле хочешь узнать?
— Да.
Таянец оскалился.
— Она убила моих сыновей, — сказал он. — Их было двенадцать. Двенадцать храбрых сыновей. Я хочу отомстить.
Я умолк.
…Какое зло можно причинить тому, кто настолько огромнее человека? По крайней мере, испортить Ей удовольствие. Так я подумал когда-то — и надменный дикарь в горах Таяна подумал так же. Сверхъестественный дар заменял ему книжное знание, закон кровной мести — священную гордыню арсеитов. Горцы вели свои роды от богов. Воин Выси не привык смиряться. «Ей легко играть людьми заурядными», — сказала Младшая Мать. Игровые фигуры той стороны не годились для игры так же, как мы.
— Я понимаю.
— Теперь действительно остаётся последнее, — сказал горец и снова растянул рот до ушей. В этот раз ухмылка вышла несколько перекошенной… Я обернулся и окликнул:
— Юцинеле.
Та вскинулась, поймала повелительный взгляд брата и торопливо встала, разглаживая складки платья. Атергеро что-то недовольно буркнул. Не оборачиваясь, таянка щёлкнула его по лбу, и демон с горестным воплем повалился за клумбу, в глубь колючего кустарника. Я невольно улыбнулся.
— Юцинеле! — звучно приказал Итаяс. — Подойди.
И стоило ей сделать шаг, отчеканил:
— Я выдаю тебя замуж.
Неле остановилась как вкопанная. Глаза её распахнулись на пол-лица, рот беспомощно приоткрылся. Руки её так дрожали, что даже сплетя пальцы в замочек под грудью, она не уняла дрожь. Атергеро позади неё выполз из кустарника и подозрительно уставился на нас.
— Ай… — только всхлипнула Юцинеле.
— Чего ты боишься? — спросил Итаяс; голос его вдруг зазвучал жёстко, лицо стало суровым. — Разве не о муже мечтает всякая девушка? Я даю за тобой в приданое пять каманов. Ты не бедная невеста, даже и рядом с Императором Уарры.
Он, конечно, забавлялся, но, пожалуй, перехватил с этим… Юцинеле пошатнулась. Глаза её закатились, в лице не было ни кровинки.
Я встревожился.
«Вот бес!» — подумал я. Зная нрав горца, я не должен был позволять Итаясу решать дело по-своему. С его точки зрения это была невинная шутка. Обычаи обычаями, но ему придётся забыть о том, как помыкать сестрой. Отныне она — его госпожа.
…Нельзя умалить проявления высшего года. Магия беспощадна. Что бы ни предпринимали люди, но рано или поздно начнётся война, одна сторона одолеет другую и воцарится на её землях. Ради этого был сожжён дотла Ософ, раздавлена и разграблена древняя Хаскарая, вымерла от голода и эпидемий безымянная страна, проигравшая войну царству Ривит.
Нельзя сменить лето на зиму — но можно сменить лето на осень.
Для того чтобы воцариться на чужих землях, есть способ проще.
Династический брак… Такова судьба государя, как сказано Эррет-Державой. Сияющий Аргитаи ради многих выгод взял в жёны Азрийят, царевну Рескидды, государь Данараи женился на Рианнет Рейи из политических соображений, и мой брак с княжной Мереи тоже был бы династическим — Владыки Севера слишком независимы, их следовало привязать к столице. Не имело значения, что в действительности я испытывал к своей невесте.