— …что я — это не она.
— Прости, милочка?
— Вы сказали: «ты думаешь, что я — не она».
— Ну да, ты решила так, потому что…
— Если бы вы приняли меня за другую, я бы сказала: «Вы думаете, что я — это не я». В моей речи не было бы дистанции между той, кем вы меня не считаете, и той, кем я на самом деле являюсь. А вы говорите так, будто вы и она — два разных человека…
— Шестьдесят три, — говорит она.
— Что?
— Шестьдесят три года я живу в этой стране. Здесь говорят по-немецки. Мой муж говорит по-немецки. Не кажется ли вам закономерным, уважаемая корреспондент, что я делаю в моем русском некоторые небольшие ошибки?
Она невозмутима. Она немного утомлена. Но в этот момент я вижу, как напряжены ее руки. Наверняка она когда-то неплохо играла в теннис. Отбив мой мяч, она рефлекторно сжимает невидимую ракетку.
Улика недействительна, господин следователь. У подозреваемого есть железное алиби.
Но от следователя с развитой интуицией я выгодно отличаюсь тем, что не нуждаюсь в стопроцентных уликах. Завести дело и выдвинуть обвинение я могу и без них. Это дается мне дорого. Но этого у меня не отнять.
Она говорит, а я слушаю.
Слушаю, как она месит правду и ложь.
— Хорошо, — говорит она. — В мультфильме многое — правда.
— Был Первый отряд, — говорит она, — и был этот чертов отдел. Он назывался Специальным. Мои товарищи… Леня, Зина, Марат и Валя… да, их убили. А я осталась одна.
— Некропортал, — говорит она. — У Спецотдела была эта штука. Они отправили меня на ту сторону. Туда, где мертвые. Да, я там была.
— Эти шпионы, — почти шепчет она. — Кто они такие, Миша Шприц, Леша Климов? Они не сценаристы, они шпионы, иначе как бы они узнали военную тайну…
Она говорит:
— Военная тайна. Поэтому я все отрицаю.
Она говорит:
— Все совершенно секретно. Поэтому я не в праве давать интервью.
Она говорит:
— Эта такая тяжелая тема. Не береди мои раны.
Она говорит:
— Лучше скажи, кто тебе дал мое дело?..
…Она говорит, говорит. Она врет, и это дается мне дорого. Слишком много вранья. Так много, что я перестаю его слышать. Так много, что мне трудно дышать. Так много, что я уже не чувствую боли.
Я в невесомости. Я ничего не слышу, не вижу, не обоняю.
Я исчезаю.
Но перед этим успеваю сказать ей:
— Вы — не она.
2
ОБОРОТЕНЬ — ОХОТНИКУ
Очередной отчет
Произведена серия контактов со следующими объектами:
Михаил Шприц и Алексей Климов — авторы сценария и продюсеры м/ф «Первый отряд» (предположительно: послания).
Контакты производились в Москве и Мюнхене.
— Михаил Шприц: 1972 г р., рост 174 см, вес 65 кг, поживает в Москве. Волосы короткие, темные; цвет глаз — темно-карий; носогубный треугольник ярко выражен; форма черепа — долихоцефал. Тип внешности: ярко выраженный семитский (сефард).
— Алексей Климов: 1973 г р., рост 183 см, вес 80 кг, проживает в Мюнхене. Волосяной покров на голове отсутствует; цвет глаз — синий; форма черепа — долихоцефал. Тип внешности — сглаженный семитский с некоторой долей славянских черт.
Оба объекта социализированы, адекватны, экстравертированы, уровень интеллекта в норме. Легенда «журналист берет интервью» сомнений не вызвала. Уровень доверия к интервьюеру в обоих случаях средний.
Первоначальный скрытый устный тест не показал признаков осведомленности ни одного из объектов в интересующих нас областях. Оба объекта утверждают, что сюжет «Первого отряда» придуман ими самостоятельно, без участия третьих лиц, авторские права защищены.
Выбор формы — мультфильм анимэ — оба объекта объясняют культурными и эстетическими параллелями между советской мифологией (пионер-герой как тоталитарный канон) и политеизмом, свойственным японской синтоистской культуре (пинер-герой как тотемный божок).
Просьбу назвать имена инвесторов оба объекта решительно отклонили (Алексей Климов — без объяснения причин, Михаил Шприц объяснил отказ нежеланием инвесторов демонстрировать свою причастность к проекту).
На ближайшие дни с целью выяснения истинной степени осведомленности объектов, а также с целью установления личности инвестора/инвесторов запланирован открытый устный тест с применением психоактивных веществ.
Для теста будет применен тиопентал натрия (смесь натриевой соли 5-(1-метилбутил)-5-этил-2-тиобарбитуровой кислоты с безводным натрия карбонатом) в сочетании с N, N-диэтиламидом лизергиновой кислоты внутривенно.
3
НИКА
…Наволочка и простыни пахнут лавандой. Из окна запах роз и хвои. Рай на земле.
Но очень тонкие стены.
Из соседней комнаты до меня доносится ее голос. Ее немецкий. С восточноевропейским акцентом.
— Она проспит еще часа три-четыре, не меньше. Я дала ей снотворное. У нас есть время все обсудить.
Родители всегда объясняют ребенку, что нельзя брать у посторонних людей шоколадки, сосалки, жвачки, витаминки, таблетки… Родителей у меня не было, но в интернате работали толковые учителя. Они тоже нам все объясняли. Так что я знаю: не стоит класть в рот продолговатые красные капсулы, похожие на пульки для игрушечного пистолета. А если все же пришлось — есть масса способов незаметно от них избавиться. Самый простой — аккуратно выплюнуть в бумажную салфетку, сморкаясь.
— Кто она? — сварливый мужской тенор. Без акцента.
Сильная боль может привести к потере сознания.
— Говорит, журналистка из молодежной газеты.
Я раньше не падала в обморок, но у нас в интернате был углубленный курс ОБЖ. Так что я знаю, что такой обморок редко длится дольше минуты. За эту минуту она успела сделать телефонный звонок. И звонила она явно не в «скорую».
— Ты звонила, чтобы я приехал взглянуть на журналистку из молодежной газеты?! Принявшую здесь снотворное? Это что, начало старческого маразма?
Когда она волокла меня в спальню, я уже была в полном сознании. Но порой так приятно расслабиться и не открывать глаз. Особенно когда рядом с тобой очень добрая женщина. Особенно когда эта женщина думает, что ты крепко спишь.
Особенно когда это дает тебе преимущество.
— Клаус…
Это дает тебе возможность с толком провести время в ее скромной, почти девичьей спальне. Слушая разговор за стеной и любуясь фотографиями на стене.