Живущий - читать онлайн книгу. Автор: Анна Старобинец cтр.№ 32

— Обработаем рану, — говорю я, раскрывая аптечку.

— Не надо. Просто приложи к ней немного снега.

— Сейчас лето, Эф.

Он слабо усмехается сухими губами:

— Кого ты пытаешься обмануть, Цербер? Тут все в снегу. Ты сам стоишь по колено в сугробе.

В первые пару дней он скулил от боли и часто терял сознание, но в остальное время мыслил более-менее ясно. Теперь он бредит почти постоянно. Он принимает меня за Цербера. В редкие моменты просветления интересуется, кто я и где мы, но не может сосредоточиться на ответе.

— Запрос в СТП, проверьте подключение к социо… Я не вижу друзей из списка…

Я вкалываю ему жаропонижающее. Вливаю ему в рот несколько густых глотков витакомплекса. Обрабатываю его рану и меняю повязку. Эф не сопротивляется и даже не стонет, как будто ему больше не больно.

— Холодно, — повторяет он.

Я накрываю его еще одним пледом. Плюс двадцать пять снаружи — а тут, в клетке, наверное, и все тридцать, — но Эф действительно трясется от холода.

— Неужели он бросил нас замерзать? — в его голосе отчаяние и обида.

— Кто «он»? — Мне становится любопытно.

— Живущий, кто же еще. Ведь это он прислал нас сюда искать антивирус… Отсутствует подключение к социо… Но он прав. Теперь мы заражены и представляем угрозу. Нам лучше не возвращаться до паузы… Не вижу друзей из списка… Кристаллическая структура снежинки — источник инфекции. Не удивительно, что антивируса до сих пор нет. Такая гармония, что любой снеговик может стать предателем…

Полагаю, дело не только в ране и лихорадке. Он сходит с ума, потому что у него нет подключения. Он как термит-воин, которого пересадили в отдельный контейнер.

Лицо Эфа покрывается бисерной пленкой пота. Бисерины медленно набухают… Я трогаю его лоб ладонью — уже не такой горячий, укол начинает действовать — и смотрю на свою мокрую руку. Кожа на его лбу такая багровая, что даже странно, как из нее может сочиться что— то прозрачное.

— Где я? — спрашивает меня Эф.

Я отвечаю:

— На территории старого зоопарка. Сидишь в клетке, в которой когда-то жила пара орангутанов.

Это чистая правда. Так написано на табличке.

— Кто ты? — спрашивает меня Эф.

Я отвечаю:

— Друг.

Это вранье.

— Я не вижу список друзей, — растерянно говорит он. — Куда делся список моих друзей? Я не помню их имена… ты сказал, что здесь кто— то жил?…

— Орангутаны.

— Я не помню, кто такие орангутаны…

— Древесные человекообразные обезьяны. — Я бойко открываю ви— кипедию во втором слое. — Обитали вплоть до начала нашей эры в дождевых лесах древних островов Борнео и Суматра, на территории нынешнего региона АЗ-б. Большая часть популяции истреблена во времена Великого Сокращения, остальные вымерли в результате миграции в регионы с неподходящим климатом…

Он слушает меня так прилежно, приоткрыв рот, что мне становится стыдно. Не стоило над ним издеваться.

— А мой богомол?…

— Я кормлю твоего богомола.

— Ты Цербер, да? У меня что-то с памятью, — говорит он. — Отсутствует доступ. Я не могу залезть к себе в память.

В который раз за те дни, что я держу его здесь, у меня возникает почти непреодолимое желание вернуть ему то, что я у него отобрал и что мне не особенно нужно. Его друзей, его сериалы, его удовольствия, его игры, его рассылки. Волшебный сундучок с его памятью и рассудком. Но поздно. Слишком далеко все зашло.

Слишком далеко я зашел…

— Я все понял. — Эф смотрит мне прямо в глаза своим мутным кровавым глазом. — Добей меня.

Его голос звучит спокойно, почти обыденно, а лицо впервые за много дней совершенно осмысленное.

— Просто добей. Еще один удар в голову.

У меня возникает противное чувство, как будто кто-то копается в моих волосах. И ползает по спине. Автодоктор тут же врывается в черепную коробку с полезными комментариями: возможно, ваши инстинкты подсказывают, что вам угрожает опасность: зафиксированы обширная пилоэрекция и выброс адреналина. Пилоэ— рекция?.. Википедия послушно пузырится определением: рудиментарный рефлекс, сокращение гладкой мускулатуры волосяных фолликулов, в результате чего приподнимаются волоски. При реакции на опасность поднятая шерсть делает животных внешне более массивными и придает устрашающий вид… Вспыхивает наглядная иллюстрация: какой-то зверек, похожий на сердитый меховой шар…

Весь этот шум. Все эти вспышки, пузыри, голоса, окошки, ячейки. Бесконечная вечеринка внутри моей головы. Толпа благонамеренных незнакомцев, они отвечают и спрашивают, говорят и показывают, перебивают и клянчат, они зовут на прогулку, навязываются в друзья, разглядывают мои сны и мурашки, они со мной неотлучно… Яппп, как же они меня утомили! А вот напротив меня сидит человек, который без них нежизнеспособен…. Опасность? Чем может быть опасен для меня этот оскопленный калека — даже если у него на мгновение прояснилось в мозгах?.. Так что — нет, моя пилоэрекция не от страха. Расскажи-ка мне, автодоктор, а не бывает ли пилоэрекции от стыда? От раскаяния? От чувства вины и отвращения к себе самому?

автодоктор: в крайне редких случаях

Ну, тогда, перед тобой редкий случай. Крайне редкий. Я бы даже сказал — единичный.

Эф смотрит исподлобья, странно наклонив голову, точно собирается кинуться на меня и боднуть.

— Я ведь ранен, — с непонятной радостью констатирует он.

До меня вдруг доходит, что значит этот его сосредоточенный взгляд: он вовсе не смотрит на меня, он разглядывает свое отражение в моем зеркальном лице. Свой синяк, свой заплывший глаз и повязку на голове…

Он ощупывает свою рану через повязку, нажимает на нее двумя пальцами несколько раз, как-то слишком уж грубо и резко, и каждый раз изумленно охает, точно его удивляет, что это может быть больно.

— …Я ранен прямо в социо-спот. Это ты меня так?

Я смотрю в его недоступный слезящийся глаз, долго смотрю, пытаясь понять, почему в его голосе снова звучит это странное ликование, но его глаз не выражает ничего, кроме терпеливого ожидания ответа, и я отвечаю:

— Да, Эф. Это я тебя так.

И что теперь? Он спросит, за что, он пообещает, что меня внесут в Черный список, он придет в ярость, он попытается изувечить меня в ответ, он будет требовать подключения, врача и подробностей. А я скажу, что он сам виноват, скажу, что мне жаль, что мне очень жаль, но мне не оставили выбора, скажу «извини», а потом, наверное, сделаю то, что он просит. Добью его. Еще один удар в голову. Ну, может, два или три. Не вечно же его здесь держать.

Вместо этого он говорит: