А вот каковы мотивы у почтеннейшего господина Джона Юза
, скажите на милость? Это ведь своего рода легенда — этакий братец Сашенька, только уж куда постарше, уважаемей и весомей. Основатель и бессменный председатель Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производства (не будем упоминать князя Кочубея, право, он там щеки надувает и головой кивает, как китайский болванчик). И не просто основатель — он там чуть ли не каждый цех своими руками рисовал и строил, все местные инженеры его за отца родного считают. Нет, понятно, рельсы у братца получаются на загляденье, дешевле и надежней, чем у господина Юза, но чтобы в таком дерьме из-за этого искупаться…
— Шеф, мы готовы, — это новомодное «шеф», с легкой руки братца поминалось все чаще и чаще. И совершенно некогда Демьяна осаживать — больно уж он вместе с другими двумя казачками нужен. После подготовки в службе охраны «Стальграда» все трое стоили десятка охранников вышеперечисленных персон. А десятка не было — было четверо, все при оружии, все мужики сторожкие и битые, но именно что мужики. А казачки в иные годы и на Кавказе службу несли, и у ветеранов Крымской школу проходили. Так что…
Сам Рукавишников-старший в драку не полез. Хотя и мог бы — вот он, карманный Кольт "Новая Линия". Супротив «Кистеня», конечно, пистолетик мусорный, зато и полегче, и в кармане проще носить. Но четко по жизни Иван Михайлович усвоил: что умеешь делать — делай, а ежли чего не знаешь — так и не лезь поперек батьки. Для Демьяна, Харитона и Яшки этот бой и не двадцатый даже, а он, банкир и торговец, даже и в детстве кулаками почти не махал.
И хорошо, что не полез, только его там и не хватало. Еще своих перестрелял бы, а так… Белые накидки и повадки пластунов вывели работников «Стальграда» нос к носу с охранниками. Трое амбалов, как стояли, так и сели, а там и легли, несмотря на кулаки пудовые и головушки бедовые. А то ж — испытайте-ка при случае на своей бестолковке удары умелыми кулаками в хитрых рукавичках со свинцовыми вкладками. А вот четвертый пальбу открыл — и не из чего-нибудь, а как раз из «Кистеня». Харитона и Яшку снесло ажно на пару саженей — «кистенем-то» в упор, понимать надо. Один, как уже после выяснилось, пулю в плечо получил, другой — в массивный крест на груди, спас Господь. А там и Демьян, накрепко усвоивший приказ обходиться без душегубства, добрался до этого Вильгельма, мать его, Тилля, и сильно его обидел.
— Ништо, шеф, ништо, — прорвался казачий говор у разгоряченного боем казака. Две пули его каким-то образом обошли. — Усе готово.
Надо было все бросить, приглядеть за Харитоном и Яковом — да вот нельзя, никак нельзя. Впрочем, Яков держится за плечо, отнюдь не за голову или пузо… а Харитон дышит, конечно, отрывисто, но опять же на тот свет не просится. И еще от повозки бегут кучер и лекарь.
— Ладно, Демьян, пошли.
А вот дверка в избушке совсем хлипкая. Не нашей мануфактуры качества. Сени ни Рукавишников, ни Демьян словно бы и не заметили, разве что последний с глухим хеканьем врезал по зубам не вовремя подвернувшемуся служке. А вот и они, шестеро гостей на тайной вечере.
В чем собственно дело? А собственно, дело в последнем госте. Флаг, представитель достославного сообщества "варшавских воров", в миру — вполне благопристойный подданный Российской империи. А в действительности — человек, способный, скажем так, благополучно разрешать иные затруднительные ситуации методами, сурово осужденными законами и уложениями всех приличных государств. В основном за ним кражи, шантаж, подлоги, компрометация. Сущий Робин из Локсли, одна беда — достоверно известно, что он не чурается и крови. Доказать ничего не докажешь — мы, уважаемые, не в суде присяжных, да и тот его трижды оправдывал — но по меньшей мере четырех неудобных людей он раньше срока отправил в канцелярию Святого Петра. Дальше объяснять, зачем здесь этот гость варяжский? Вот то-то. Правда, сейчас гость отчего-то не в изящном пальто, а в натурально крестьянском полушубке, что вообще-то за «варшавскими», по слухам, не водится.
Вот теперь его, Ивана Михайловича, выход. Бенефис, учено говоря. Кольт весьма ловко выдернулся из кармана и будто бы сам в руку лег. И будто бы сам выплюнул все шесть пуль в полушубок господина Флага. Так и не успев промолвить ни слова, «варшавский» сполз с табурета и завалился набок.
Ничего не поделаешь, так уж карта легла. Этот поганец пошел за шерстью — а вернулся, вот ужас, стриженым. Что же касаемо остальных собеседников, то была надежда, что подобное начало разговора их впечатлит.
— Мое почтение, Константин Константинович, — вежливый, но формальный кивок банкиру. — Здравствуйте, соколы… хотя нет, какое там — вы, Боренька да Коленька, на соколов уж никак не тянете. Ну да ничего, голуби, сейчас мы из вас пух да перья добывать станем. А, Демьян?
— Чего лясы точить, хозяин? — не подвел Демьян. — Порешить всех, и концы в воду.
— Позвольте… — благообразный англичанин с холеной бородкой собрался было что-то вставить… и резко осекся. Больно уж у Демьяна был неподдельно любопытный взгляд.
— Учитель мой, урядник Горбенко, десяток таких под Севастополем положил, — почему-то в словах звероподобного угрюмого громилы никто не усомнился. — А я вот пока ни одного. Хозяин, давай я уже начну, а?
— Демьян, темная ты душа, откель в тебе это зверство? — ухмыльнулся нижегородский банкир. — К господину Юзу у нас будет вежливый и деловой разговор. С обхождением и чаем с баранками — благо чай и баранки уже на столе…
— Ты что творишь, Ванька? — наконец не выдержал Митенька. Основательно не выдержал — голос-то не просто срывался, он ве-е-е-есьма себе тонок сделался. — Ты, тля гадская! По миру пойдешь! Ботинки целовать будешь! Ты… ыыыы…
Последнее было отнюдь не продолжением речи, а вполне естественно-научной реакцией на легенький удар Демьяна в «душу». Причина и следствие, знаете ли, а никакое не насилие вовсе.
— С тебя, Митенька, особый спрос будет. Ты, жиденыш перекованный, пока поскучай, о судьбе своей грустной подумай. Это ведь ты, сучий потрох, подонок блядский, идею с «варшавским» придумал? Вот и дыши себе через задницу, пока разрешают.
— Иван Михайлович, помилуйте, что это вы…
— А, голубь, запел? Ты учти, Коленька — то, о чем Вы в московской гостинице с господином Флагом, Боренькой и Митюшей обсуждали, мой добрый знакомец слышал. — Строго говоря, слышал это как раз Боренька. Прикинув, чем пахнет вся эта затея, господин Митрофанов предпочел повиниться перед Рукавишниковым-старшим. — А ваш разговор уже в нижегородской гостинице добросовестно фиксировал писарь Департамента полиции при трех свидетелях и немаленьком полицейском чине, все как положено. И никуда ты, Коленька, не денешься — полицейский не местный, с твоих рук не кушает, зато страшно карьеру хочет сделать. Коли не веришь — изволь, прочти копию, поди грамоте учен. Господин из Департамента растолковал, что согласно уложениям уголовным жить тебе после этого, да мощь державы крепить где-нибудь на Сахалине. А имущество — казне. Думаешь, чинуши наши этакую долю упустят?
Все, спекся Коленька. Он ведь из староверов, им спиртного и касаться нельзя — а ведь единым махом опростал мало что не треть немаленькой бутыли. Там, конечно, не водка, но определенно и не водица ключевая. И осоловел, конечно — это только в байках мы все ерои, ведро спирта осиливающие.