Запретный мир - читать онлайн книгу. Автор: Илья Новак cтр.№ 46

Бел открыл глаза и выпучил их, пытаясь этим усилием прогнать окутывающий сознание полубредовый туман… Потом осторожно встал и на дрожащих ногах принялся расхаживать по комнате от стены к стене, держась подальше от плошек.

За этим занятием прошло около получаса. Запах курящегося фимиама пропитывал ковры, постельные принадлежности, одежду и рассудок Бела, насыщая воздух комнаты удушающими ароматами, а сознание де Фея – фантасмагорическими образами.

Он вновь сел, положив локти на колени и свесив руки.

Стояла тишина, огни свечей застыли осязаемыми желтыми пятнышками с алыми сердцевинами. Тени от свечей колебались, выползали из-под ковров и из углов, клубились вокруг Бела, принимая странные, сатироподобные, нимфообразные очертания…

– Афродизиаки, – пробормотал Белаван, с трудом выуживая из памяти когда-то услышанное слово. – Летучие афродизиаки…

От невидимого ему миниатюрного отверстия в одном из ковров что-то отодвинулось. Слабый ток воздуха взвихрил струйки фимиамов. Затем раздался щелчок, и дверь медленно раскрылась.

Возникшая в спальне фигура настолько напоминала сумеречные видения, появляющиеся сейчас из полумрака в сознании Бела, что поначалу он даже принял гостью за одно из них.

Очень высокая женщина вступила в комнату, глубоко утопая острыми каблуками кожаных сапог в ворсе ковра. Цвет пышных длинных волос был огненно-рыжим, почти красным, и что-то в оттенке его говорило, что этот цвет – натуральный. На голове сидела круглая шапочка с пропущенной под подбородком кожаной лентой и двумя торчащими вверх крылышками, как их обычно рисуют на стилизованных изображениях Пегаса.

Кроме этой шапочки и сапог на Слиссе Фалангисте – естественно, это была она собственной видной персоной – также было надето, скорее, не надето какое-то количество черных кожаных ремней, а еще – перчатки с раструбами, громадные и черные, словно у полисмена из преисподней. Что касается ремешков, то, в общем, из двух, вертикального и горизонтального, состояла нижняя часть ее белья, и лишь из одного, горизонтального, имевшего на себе также пару кругляшков диаметром с пятак – верхняя часть.

Эти два элемента соединяло друг с другом несколько ремней, заботливо расположенных так, чтобы являть собою некий узор вокруг пупка. И еще в пупок было вдето черное колечко, от которого к бедру свисала тонкая цепочка, – если учесть общие размеры остальных предметов туалета, то это колечко и цепочка в процентном соотношении также прикрывали немалую площадь тела.

На лице горянки, скуластом и лобастом, особо выделялся поразительно горбатый нос, по сравнению с которым все другие виданные де Феем в Эхоловных пещерах носы казались просто незначительными кнопками.

Картину завершала пара сувенирных кандалов, зажатых в одной руке, и очень короткая нитяная плеточка, зажатая в другой.

– Я пришла! – поведала рыжая фурия драматическим театральным шепотом и окинула медленно поднявшегося с подушек Бела критическим взглядом.

– Почему ты так одет? – осведомилась она более прозаическим тоном.

Слабый сквозняк от раскрытой двери немного развеял туман в голове де Фея.

– Как? – спросил он и вздрогнул, почувствовав внезапный озноб.

– Не важно… – Повелительница пещер хлопнула дверью и шагнула вперед. – Я сорву одежды, скрывающие под своими грубыми… э-э… покровами твое… э-э… прекрасное младое тело!

– Это из «Сказок ста тысяч и двух ночей»? – осторожно уточнил Бел. – Мне всегда казалось, что, как истории для детей, они чересчур откровенны…

Перекинув через локоть деревянную цепь кандалов, Слисса решительно дернула за погон куртки, стягивая ее с плеча де Фея.

– Позвольте! – Бел попытался отступить и, споткнувшись о подушки, упал.

– Как распаляет меня игривое сопротивление неопытных юношей!

Фурия отбросила плетку и склонилась над ним, протягивая мускулистые руки. Бел почувствовал, что они действительно, по-настоящему сильны. Он съехал спиной по куче постельных принадлежностей, так что ноги оказались над его головой, а затылок уперся в ковер.

– Нет, вы ошибаетесь, все-таки некоторый опыт у меня есть! – запротестовал он. В это время пальцы в перчатках тянулись к его рубахе. – И я вовсе не играю, когда…

– О, опытные юноши могут распалить еще больше. – Слисса рывком оторвала пуговицы и распахнула рубаху.

– Это называется сексуальным домогательством! – завопил Бел, дрыгнув ногами так, что в результате они оказались зажаты у горянки под мышками.

– Я решительно протестую и…

– О, эта впалая грудь! – Фалангиста со звонким хлопком приложилась ладонью к идентифицированной части тела. – О, худые плечи… О, бледные ланиты… – Она оттянула и с чпокающим звуком отпустила его нижнюю губу. – Эх, розовые ухи – они как раковины… Э, а живот – он достоин большего…

Из-за двери раздались приглушенный визг и топот ног. Продолжая сжимать под мышками колени Бела, Слисса удивленно повернула голову. То же самое сделал де Фей, взгляду которого сейчас все представлялось в полуперевернутом виде.

Дверь с громким треском слетела с петель, в проеме возникло нечто темное, громоздкое, со всадником на спине.

– Не, ну ни фига себе! – произнесло оно знакомым голосом. – Не, ну полный атас!

Каплун Лхасса, которого, естественно, запустили первым, головой приподнял каменный люк и выглянул в образовавшуюся щель. Отсюда был виден длинный изгибающийся коридор, освещенный тусклым светом масляной лампы. Лхасса откинул люк, выпрыгнул и присел на корточки рядом с отверстием. Один за другим через него выбрались хамелеоны, наследная Вес, Савимур, Зигрия Матхун и Гладия Хахмурка.

– Так! – прошептала Гладия, отряхивая колени и оглядываясь. – Что это, Зигрия?

Матхун пожал плечами и раздраженно прорычал:

– Окраина Эхоловных пещер, насколько я понимаю.

– Куда нам идти дальше?

Матхун слегка призадумался, что у него обычно сопровождалось натужным сведением кустистых бровей и шевелением лоснящихся губ.

– Ну-у… – неуверенно протянул он и поспешно захлопнул рот. Но поздно – самая длинная из его цитат уже стремительно рвалась наружу.

Это был отрывок из оды «К медной табличке с буквой „М"», которой бард Сизокрыл Лютня как-то разродился в порыве охвативших его очень сильных чувств, будучи выдворенным из кабинета редактора одного крупного междулужского издательства. После посещения кабинета бард, запутавшись, вначале ходил, а после – бегал на протяжении довольно продолжительного времени по коридорам и аркадам двукрылой издательской многоэтажки в поисках помещения, отвечающего его основным на тот момент запросам… Но тщетно. Надрывная мощь передаваемых чувств делала оду жемчужиной, недосягаемой вершиной междулужской литературы. Глубоко трагичный, апокалипсический финал этого поэтического творения и воспроизвел сейчас Матхун: