— Вот что, Рибер, миндальничать с вами некогда. Я уверен, что вы убийца и вор, для этого есть достаточно улик. Поэтому выбирайте: или признание и выдача украденного, или…
— Я требую адвоката! — заявил Рибер, не меняя стойки и демонстрируя героизм отчаяния. Не каждый подданный империи позволил бы себе подобное сопротивление охранке. Для этого надо было не только быть уверенным не столько в силах, сколько в силах своих покровителей. Жандармы наблюдали за ним с любопытством.
Полковник расстегнул кобуру и взвел курок. Крылов сделал то же самое.
— Вот что, Лунный Лис. Раз ты попался в капкан, но все еще не сдаешься, посмотрим, насколько хватит тебе духу… Эти двое члены твоей команды, которую ты сам отобрал? Ты ее капитан? Прекрасно… Поставьте к стенке… вон этого… — Секеринский указал на Чичерова, жандармы подхватили его под руки и прислонили к мраморной стене. — Так вот, Рибер, даю тебе последний шанс: или признание и выдача украденного, или мы на твоих глазах, прямо сейчас без суда и прокурора расстреляем этого человека. И нам за это ничего не будет. Поверь мне. Готов рискнуть чужой жизнью?
Секеринский нацелил револьвер прямо в грудь Чичерову. Крылов встал рядом и тоже взял жертву на мушку.
— Вы сошли с ума… — проговорил Рибер, опуская кулаки.
— Признание, Рибер!
У Паши начали подгибаться ноги. Он глупо улыбался, словно ища хоть какой-то защиты, пальцы его соскальзывали с холодного мрамора.
— Раз! — отчеканил полковник.
Ванзаров сделал страшные глаза, показывая, чтобы Лебедев не вздумал вмешиваться. Но Бутовского остановить было некому. Он бросился наперерез линии огня, чтобы собой закрыть собой Чичерова. Секеринский отдал короткий приказ, жандармы поймали генерала и держали за руки, чтобы тот не вырывался.
— Два!
— Не надо… — улыбаясь, проговорил Паша.
— Ну, Рибер!
— Вы не посмеете! — закричал он.
— Все… Ты сам виноват… Нет?.. Три! Пли!
Выстрелы ударили оглушительно. Чичерова отбросило на стену. Он схватился за низ живота. По брючинам быстро расползались темные пятна. Но это была не кровь… Паша тихонько застонал и съехал по стене. Следов пуль на мраморе не было.
Бутовский вырвался. Подбежав к Секеринскому, он погрозил пальцем.
— Вы за это ответите… — и бросился помогать Паше, сжавшемуся в комочек.
Полковник отдал приказ обыскать Рибера. Тот не сопротивлялся. С него сдернули пиджак, разорвали жилетку, стянули сорочку и брюки, оставив в исподнем. Содержимое карманов вытрясли на пол. Секеринский расшвырял носовой платок, портмоне, связку ключей и брелки. Но к брошенным вещам не прикоснулся.
— Успел-таки сообщникам передать… Ну ничего, сейчас займемся…
В зале появился Сабуров. Он заявил, что пока еще является директором департамента, а потому берет всю ответственность на себя. После всего, что здесь произошло, он требует, нет — приказывает убираться вон. Секеринский пытался еще протестовать, ссылаясь на министра, но Сабуров пригрозил, что сейчас отдаст приказ полицмейстеру арестовать его и посадить в «сибирку» за насилие над невиновным человеком. Пусть министр его уволит, но полковник проведет в камере участка незабываемую ночь вместе с бродягами и ворами. Настроен директор был решительно.
Секеринский прорычал ругательство, но испытывать судьбу не стал. Бросив Крылову «за мной!», он покинул особняк.
После такого подвига Аполлону Григорьевичу пришлось отпаивать Сабурова и наговорить ему кучу комплиментов. И хоть директор еле мог сидеть, но впервые в жизни ощутил, каково это: забыть чиновничий страх. Опыт был тяжкий, но бесценный. Сабуров покинул особняк, уже владея собой. Приставу он строжайше приказал охранять дом круглосуточно и не впускать никого до его личного распоряжения.
Закончив с врачебной помощью, Лебедев подошел к Ванзарову, упорно державшемуся в стороне.
— Удивляюсь вашему хладнокровию, — сказал он. — Удивляюсь и завидую.
— Вам ничего не показалось странным? — спросил Ванзаров.
Молитвенно сложив руки, Лебедев охнул тоненько, не хуже институтки:
— Батенька! Да что тут странного?! Сущие пустяки! Охранка на глазах у всех расстреливает человека. Да такое у нас на каждом углу… Подумаешь, делов-то.
— Это несущественные детали…
— О, да! Расстрелянный холостыми всего лишь обмочился.
— Вам не показалось странным, что полковник точно знал, кто Лунный Лис?
Аполлон Григорьевич не нашелся, что ответить. Порой вопросы Ванзарова ставили его в тупик, из которого он долго не мог выбраться. Вот и сейчас он предпочел только присвистнуть и занять себя сигарой. Делать ему было нечего, а потому Лебедев заторопился к себе в лабораторию.
Ванзаров его не задерживал и подошел к членам команды. У Рибера с генералом было одно дело на двоих: утешать Чичерова. Граве держался рядом, но с сочувствием не спешил.
— Господа, мне крайне неприятно то, что здесь произошло, но наша встреча остается в силе. Прошу не опаздывать.
— Да что вы за человек такой… — проговорил Рибер. — Зачем свалились на нашу голову? От вас только одни несчастья. Когда уже сгинете с глаз долой?
— Поймаю Лунного Лиса и сразу исчезну, — ответил Ванзаров. — Обещаю вам… Поправьте меня, но здесь сильно пахнет виски.
На такое беспримерное равнодушие к чужому горю Риберу хотелось ответить как следует, но жаль было растрачивать силу попусту. Она еще пригодится. Да вот хотя бы Чичерова поддержать.
Ванзаров поклонился спинам, окружившим глубоко несчастного Пашу, кивнул Граве, который посматривал за ним, и как ни в чем не бывало отправился прогуляться по залу. Со стороны трудно было понять, чем он занят. Так любитель живописи осматривает музей или турист — иную достопримечательность. Он нигде не задерживался, только заглянул за диванчики, которые жались к стенам, за колонны с вазами и для чего-то поднял лежавшие кресла. Залитый пол и осколки, кажется, его вполне устроили.
Осмотром зала Ванзаров не ограничился. Все так же прошелся по комнате, где содержались пленники, и по очереди заглянул в другие, которые выходили в приемный зал. Он осматривал щели между мебелью и стенами, приоткрыл ящики конторки и поинтересовался письменным столом, за которым сидел Сабуров. Ничего не привлекло его внимание. Да и осмотр нельзя сказать чтобы был тщательный. Скорее поверхностный. Но и его оказалось достаточно. Ванзаров спустился в прихожую, в которой следы бедствия были не менее сокрушительны, осмотрел, что скрывалось за вешалкой, раскрыл каждое пальто из тех, что остались на крючках, и откинул носком потерянную шаль и чью-то накидку. Наблюдавшему за ним жандарму он подмигнул и покинул особняк.
19
Музыка играла в душе. Музыка звучала в ушах. Музыка была повсюду. Липа забыла о времени, о том, где находится и что с ней. Она кружилась по дому и не думала ни о чем. Лишь одна мысль вела ее в вальсе, как опытный партнер. Вместе с ней она делала круг за кругом, и с каждой минутой мысль эта казалась ей все более правильной и прочной. Липа напевала мелодию «Голубого Дуная», и от этого на душе становилось солнечно и легко, как на балу. Она вспоминала, как все тогда случилось, и ей казалось, что то самое незабываемое ощущение, которое так полно овладело ею тогда, вернулось сейчас, неожиданно и без спросу. Липа ощущала полноту счастья, как маленькая девочка, желание которой исполнилось.