12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа - читать онлайн книгу. Автор: Соломон Нортап cтр.№ 28

В таком духе Форд увещевал его весь оставшийся путь. Я не раскрывал рта. Когда мы добрались до плантации, они вошли в большой дом, а я ретировался в хижину Элизы. Рабы были поражены, увидев меня там, когда вернулись с поля, поскольку полагали, что я утонул. В тот вечер они снова собрались вокруг хижины, чтобы послушать историю моих приключений. Они были совершенно уверены, что меня высекут и что наказание будет суровым, ибо было хорошо известно, что за побег полагается пять сотен плетей.

– Бедняга, – промолвила Элиза, беря меня за руку, – уж лучше бы ты утонул. У тебя жестокий хозяин, и он, боюсь, все равно тебя убьет.

Лоусон предположил, что, возможно, исполнять наказание назначат надсмотрщика Чапина и оно будет не таким суровым. А Мэри, Рейчел, Бристоль и другие надеялись, что это будет хозяин Форд, тогда вообще обойдется без порки. Все они жалели меня, и пытались утешить, и глубоко печалились в ожидании наказания, которое предстояло мне. Один только Кентукки Джон хохотал от души. Его громкий гогот наполнял хижину, а сам он держался за бока, чтобы не лопнуть от смеха. И причиной его шумного веселья был рассказ о том, как я обвел вокруг пальца гончих. Ему каким-то образом удавалось видеть все это в комическом свете.

– Моя знать, что они его не поймать, когда он бежать через плантацию. О, Богом клянусь, этот Платт взять ноги в руки, так? Когда эти псы понять, где он есть, его уже там нет – гав, гав, гав! О, Господь всемогущий! – и Кентукки Джон снова разражался громогласным хохотом.

Ранним утром Тайбитс уехал с плантации. Незадолго до полудня, когда я проходил мимо хлопкоочистительного амбара, ко мне подошел высокий, красивый мужчина и спросил, не я ли «бой» Тайбитса, – это юношеское прозвание применялось без разбору ко всем рабам, даже если им перевалило за сорок лет. Я снял шляпу и ответил, что так и есть.

– Хотел бы ты поработать на меня? – осведомился он.

– О, конечно, хотел бы, очень хотел бы, – проговорил я, вдохновленный внезапной надеждой избавиться от Тайбитса.

– Ты работал под началом Майерса у Питера Таннера, не так ли?

Я ответил, что так и есть, присовокупив к ответу несколько лестных замечаний, которые Майерс некогда отпускал в мой адрес.

– Ну, что ж, бой, – проговорил он, – я нанял тебя у твоего хозяина, чтобы ты поработал на меня в поместье «Большая Тростниковая Чаща», в 38 милях [50] отсюда вниз по Ред-Ривер.

Этим человеком оказался мистер Элдрет, который жил на том же берегу байю, что и Форд, только ниже по течению. Я должен был ехать вместе с ним на его плантацию. И с утра мы вместе с его рабом Сэмом и телегой, груженной провизией и запряженной четырьмя мулами, отправились туда, а Элдрет и Майерс поехали вперед верхами. Этот Сэм был уроженцем Чарльстона, где у него остались мать, брат и сестры. Он «признавал» (это слово популярно среди местных чернокожих и белых), что Тайбитс злой человек, и надеялся, как искренне уповал и я, что его хозяин Элдрет меня выкупит. Мы спустились вниз по южному берегу реки, переправившись через нее напротив плантации Кэри; оттуда держали путь к Хафф-Пауэр, миновав который вышли на дорогу Байю-Руж, идущую вдоль Ред-Ривер. Мы пересекли болото Байю-Руж и, свернув с большой дороги, прямо перед закатом вступили в «Большую Тростниковую Чащу». Мы шли нехоженой тропой, ширины которой едва хватало, чтобы пропустить телегу. Здешний тростник, высокий, как тот, что используют для удилищ, рос здесь со всей возможной густотой. В его зарослях на расстоянии в один род [51] уже нельзя было увидеть человека. Тропы, проложенные дикими животными, разбегались сквозь эту чащу в разных направлениях – здесь в изобилии водятся медведи и американские тигры [52] , а везде, где есть водоемы со стоячей водой, полно аллигаторов.

Мы продолжали наш одинокий путь через «Большой Тростник» на протяжении нескольких миль, а потом вышли на расчищенный участок, известный под названием «поле Саттона». Много лет назад человек по имени Саттон пробрался в дикие заросли тростника и обосновался в этом безлюдном месте. Легенда гласит, что он был беглецом, но спасался не от рабского труда, а от правосудия. Здесь он жил в одиночестве – отшельник и пленник болот, – своими собственными руками засевая пашню и собирая урожай. Однажды налет индейцев нарушил его уединение, и после кровавой битвы они одолели и растерзали его. На целые мили в округе, и в невольничьих жилищах, и на верандах «больших домов», где белые дети слушают суеверные побасенки, рассказывают, что это место – самое сердце «Большого Тростника» – населено призраками. На протяжении четверти века человеческие голоса редко нарушали молчание этой вырубки. Буйные и злостные сорняки оплели некогда возделанное поле – змеи грелись на пороге полурассыпавшейся хижины. Воистину то была мрачная картина запустения.

Миновав «поле Саттона», мы последовали по недавно прорубленной дороге еще на две мили дальше, и тут дорога закончилась. Теперь мы достигли диких земель, принадлежавших мистеру Элдрету, где он хотел расчистить обширную плантацию. Следующим утром, вооруженные ножами для рубки тростника, мы приступили к работе и расчистили достаточное пространство, чтобы можно было возвести две хижины – одну для Майерса и Элдрета, другую для Сэма, меня и рабов, которые должны были к нам присоединиться. Теперь мы находились среди гигантских деревьев, чьи широко раскинувшиеся кроны почти скрывали от нас свет солнца. Пространство между стволами представляло собой непроходимую тростниковую чащу. К тростнику там и сям примешивались одинокие пальметто.

Лавр и сикомора, дуб и кипарис достигают здесь невероятной высоты, питаемые плодородной почвой низин, обрамляющих Ред-Ривер. Более того, с каждого дерева свисают длинные, широкие плети мха, представляя непривычному взору поразительное и необыкновенное зрелище. Этот мох в больших количествах отсылают на Север, где используют в промышленных целях.

Мы пилили дубы, расщепляли их на брусья и возводили из них временные хижины. Крышу крыли широкими листьями пальметто, которые представляют собой превосходную замену дранки, пока не рассыпаются.

Самым неприятным из всего, с чем я здесь столкнулся, были мелкие мошки, гнус и москиты. Они так и роились в воздухе. Они проникали во все отверстия – в уши, в нос, в глаза и рот. Они впивались под кожу. Их невозможно было ни стряхнуть, ни отогнать. Право, казалось, что они вот-вот пожрут нас – унесут прочь себе на прокорм в своих маленьких, причиняющих невыносимые мучения хоботках.

Более одинокое или неприятное место, чем центр «Большой Тростниковой Чащи», трудно себе представить, однако для меня она была раем по сравнению с любым другим местом в компании хозяина Тайбитса. Я усердно трудился и часто уставал до изнеможения, но по ночам мог спокойно улечься спать, а по утрам просыпался без страха.

Спустя две недели с плантации Элдрета явились четыре чернокожие девушки – Шарлотта, Фанни, Крезия и Нелли. Все они были высокорослые и плотного сложения. Им выдали топоры и отослали вместе со мной и Сэмом рубить деревья. Они оказались превосходными рубщицами, и даже самые большие дубы или сикоморы недолго стояли, прежде чем рухнуть под их сильными и меткими ударами. Даже в складировании стволов они могли потягаться с любым мужчиной. В лесах Юга дровосеками бывают как мужчины, так и женщины. В сущности, в местности Байю-Бёф они исполняют любые работы, которые требуются на плантациях. Они пашут, боронят, управляют повозками, расчищают девственные земли, строят дороги и так далее. Некоторые плантаторы, владеющие большими хлопковыми и сахарными плантациями, не признают никаких иных работников, кроме рабынь. Среди них и Джим Бернс, живущий на северном берегу реки, напротив плантации Джона Фогамана.