Горменгаст - читать онлайн книгу. Автор: Мервин Пик cтр.№ 110

Не понимал Стирпайк одного: смерть Баркентина, ночной ужас огня и тухлой воды замкового рва и последовавший за ними долгий бред изменили его. Все, что он думал теперь о себе, имело основой предположение, будто он – все тот же Стирпайк, что и несколькими годами раньше. Но он уже не был тем юношей. Часть его сгорела в огне. Другая безвозвратно потонула во рву. Бесстрашие Стирпайка больше не было безграничным – оно сжалось, обратившись в окаменевший кулак.

Он стал подлее, раздражительнее, нетерпеливее в своей жажде окончательной власти, достигнуть которой можно, лишь устранив всех соперников; и если у него и были когда-нибудь хоть какие-то принципы, какая-то любовь к чему бы то ни было – хотя бы к его обезьянке, книге, рукояти шпаги – даже она выгорела и утонула.

Входя в эту, вторую комнату, Стирпайк прислонил жердину к стене слева от двери. Теперь он ощутил, как жердина притягивает его. Он снова стал собою или, быть может, перестал им быть. Так или иначе, трое наблюдателей вновь увидели знакомую кошачью поступь, приподнятые плечи. Подойдя к жердине, Стирпайк погладил ее ладонью. Шарф по-прежнему закрывал его лицо. Темно-красные глаза казались маленькими круглыми безднами.

Пока ладонь Стирпайка блуждала по жердине, походя на ласкающую клавиши ладонь пианиста, пальцы нащупали в древесине трещинку и, поиграв с нею, обнаружили, что не составит большого труда отодрать от жердины длинную, узкую щепку. Рассеянно, едва ли сознавая, что делает, Стирпайк, чью уверенность в себе уже потеснили десятки тревожных мыслей, отломал от жерди щепу, на сей раз пустив в ход всю силу, какой обладала его натужно согнувшаяся рука. На саму щепу Стирпайк даже не взглянул и собирался уже отбросить ее, поскольку ему всего-то и хотелось, что ее отломать, но тут взгляд его снова уперся в скелеты и, подойдя к ним и проведя длинной, упругой лучиной по их ребрам, как ребенок проводит порой на бегу палкой по балясинам перил, Стирпайк заслушался костяной музыки своего инструмента.

Этому занятию он предавался несколько следующих минут, чередуя щелчки и рулады в подобии музыки ударных, отвечавшей тональности его настроения.

Впрочем, комната уже прискучила ему. Он пришел сюда, дабы глаза его уверились, что Двойняшки мертвы, и остался здесь дольше, чем намеревался. И Стирпайк, отшвырнув щепу, опустился на колени, чтобы расстегнуть застежку жемчужного ожерелья, свисавшего с позвоночного столба. Поднявшись, он уронил ожерелье в карман и, не помедлив, направился к трем ступеням, ведшим в верхнюю комнату – и в тот же миг господин Флэй выступил из своего укрытия.

На Стирпайка его появление подействовало, как электрический удар. Он отпрыгнул назад скачком, подобным скачку танцора, накидка взвихрилась вкруг него, тонкие губы разделились в смертоносном, изумленном рычании.

Тут уж ничего символического не присутствовало. Петушиная поступь и притопыванье – все это было ничем в сравнении с лютой реальностью прыжка, взметнувшего его в воздух, как подкидная доска.

Быстрый, точно рефлекс, Стирпайк успел прямо в высшей точке полета нащупать нож. Еще не приземлившись он понял, что разоблачен. Что с этой минуты, если он сейчас же не уничтожит бородача, ему придется податься в бега. Миг – и жизнь беглого преступника явилась ему.

Только приземлившись, Стирпайк сообразил, кто перед ним. Много лет он не видел Флэя, полагал его мертвым. Однако теперь он узнал старика – что, впрочем, руки его не остановило. Из всех обитателей замка, Флэй последним проникся бы симпатией к бунтарю.

Стиснув нож, Стирпайк уравновесил его на ладони и уже отвел назад правую руку, когда увидел Доктора с Титусом.

Мальчик был бледен. Кочерга ходуном ходила в его руке, но зубы были стиснуты. Его жутко мутило. Происходящее представлялось ему ночным кошмаром. Последние шестьдесят минут добавили к его возрасту далеко не один час.

Бледен был и Доктор. Лицо его утратило даже следы привычного шутовства. Оно казалось высеченным из мрамора – лицом странных пропорций, но полным изящества и решимости.

При виде этих троих, отрезавших его от лестницы, Стирпайк, почти уж метнувший нож, задержал правую руку.

И тогда, четко и точно произнося слова, странно негромким голосом, ничего не говорящим о гулком биении сердца…

– Бросьте нож на пол. Поднимите вверх руки и подойдите к нам. Вы арестованы, – сказал Доктор.

Однако Стирпайк слов этих почти не услышал. Будущее его рухнуло. Годы, потраченные на то, чтобы забраться наверх, на составление сложных планов, – все они пошли прахом. Багровое облако заклубилось в его голове. Тело затрепетало в подобии похоти. В чувственной жажде неудержимого зла. В головокружительной гордости человека, открыто и одиноко противостоящего неисчислимому войску. Одинокого, никем не любимого, губительного, смертоносного – человека, более не нуждающегося в компромиссах, человека, которому незачем больше хитрить. Теперь он уж не сможет в один прекрасный день законно водрузить на свою голову корону Горменгаста, но есть еще темные, страшные области – подземный лабиринт, приюты и проходы, в которых он, монарх мглы, уподобившийся самому Сатане, будет носить никем не оспариваемую корону, корону не менее царственную. Стирпайк замер в позе акробата, живо ощущая малейшее движение каждого из трех стоявших перед ним людей, но как ни насторожены были все чувства, голос Доктора казался Стирпайку доносящимся откуда-то издалека.

– Даю вам последнюю возможность, – сказал бывший его покровитель. – Если вы за пять секунд не бросите нож, мы нападем на вас!

Но упал не нож. Упал Флэй. С хриплым криком верный сенешаль, почти уж подхваченный руками Доктора и Титуса, завалился навзничь и в то же мгновение – клинок Стирпайкова ножа еще трепетал в его сердце, руки друзей Флэя еще боролись с тяжестью его длинного, облаченного в лохмотья тела, – молодой человек, рванувшись, точно на привязи, вслед за летящим ножом, пронесся между Доктором и Титусом и, прежде чем те успели опомниться, очутился в верхней комнате.

Страх перед карающей смертью владел им, удваивая его проворство, и Стирпайк, человек отныне отмеченный и обреченный, не помедлив ни секунды, вылетел из комнаты вон. Но покинул он ее не один – едва захлопнув дверь и повернув в замке ключ, Стирпайк почувствовал, как кто-то яростно вгрызся сзади в его шею. Завизжав, он крутнулся на каблуках и цапнул пальцами пустоту.

Ужас овладел им, и он побежал, как никогда прежде не бегал, одичало сворачивая вправо и влево, все более углубляясь в низинную империю.

А за дверью того, что было некогда покоями Двойняшек, стрекотала и ломала ручонки взлетевшая на стропило обезьянка.

Через несколько дней после того, как погиб господин Флэй, а Доктор с Титусом выломали дверь страшных покоев и выбрались из них, останки Двойняшек сложили, по приказу Графини, в общий гроб и похоронили с соблюдением всех обрядов, приличествующих погребению графских сестер.

В тот же самый день на кладбище Избранных Челядинцев, маленьком, заросшем крапивой клочке земли, похоронили и господина Флэя. По вечерам тень Кремнистой Башни ложилась на этот простой погост с коническими кучками камней, указующими места, где под высокими стеблями крапивы мирно покоилось не более дюжины памятных своей исключительной преданностью слуг.