— Может быть, есть шанс, что мы уговорим маму и Джеба сходить за ней в школу. Но сначала надо вытащить Игги из этого сумасшедшего дома.
— Никакой там не сумасшедший дом, — сопротивляется Игги. — Они хотят после конца света построить светлое будущее, справедливое общество. И все, что для этого надо сделать, это человечество уничтожить.
И при этих словах он снова счастливо улыбается.
— Слушай, Иг, на мой непросвещенный взгляд, здесь пара неувязок имеется. Во-первых, что это за утверждения про «после конца света», а во-вторых, про «уничтожить человечество»? Давай разберемся.
— Нет здесь никаких неувязок.
— Надо его срочно перепрограммировать, — волнуется Ангел.
Игги тупо моргает и с невозмутимо благостным лицом продолжает бормотать свою несусветицу об убийстве всех людей на земле.
Я не узнаю своего Игги. Боже! Как это страшно!
Мы спасем тебя, Игги! Мы спасем тебя во что бы то ни стало!
38
Игги мешком висит между мной и Диланом, точно забыл, как летать. Наконец внизу показался мамин дом, и мы пошли на снижение. Завидев Тотала, поджидающего нас у ворот, я почуяла неладное.
Мы еще приземлиться не успели, а он уже кричит:
— Где Элла?
— Она потерялась в школе в толпе зомби. Надо, чтобы мама и Джеб срочно бежали ее оттуда вытаскивать. А мы пока попробуем Игги перепрограммировать.
Тотал потряс черной кудлатой головой:
— Мама и Джеб исчезли. Почти сразу, как вы улетели. Надж и Газзи здесь, но они не заметили, как взрослые вышли из дома.
— Ушли? Куда же они направились? — Я не верю своим ушам. — Они на машине уехали?
— То-то и оно, что нет, — говорит Тотал. — Просто ушли. Я все ждал, что вернутся, пару раз проверял, за ворота выходил. Даже над домом покружил, чтоб сверху всю округу лучше видеть. Нет их нигде, как сквозь землю провалились. Может, их межпланетный корабль унес?
В глазах у Тотала тревога.
— Вот черт! Непруха какая! — Я вхожу в дом. В гостиной Надж и Газзи смотрят на диване телик. Как вы думаете, что показывают в новостях? Правильно! Группу Конца Света. Вчера о ней было одно короткое упоминание. А сегодня — по всем каналам только про нее и талдычат.
— Единый Свет, — блаженно бормочет Игги и прилипает к телевизору.
— Ангел, давай попробуем вернуть его из этой страны дураков. — Вся моя надежда теперь только на нее. — Ты можешь проникнуть в его мысли? Думаешь, сможешь его мозги прочистить?
Ангел понуро опускает глаза:
— Я же сказала тебе. Я уже залезала в его черепушку. Там полная мешанина. Такая же путаница, как у всех тех ребят в школе. Никакой ниточки не найти, за которую можно потянуть, чтоб в этой галиматье разобраться.
— А ты можешь понять, что это за галиматья? Какого она рода? — спрашивает Дилан.
— У них все в картинках. Как будто кадры отдельные мелькают. Я бы сказала, на сон похоже. Но как только я пытаюсь их вместе соединить, картинки от меня ускользают и все расползается.
— Убьем всех людей на Земле! — кричит вдруг Игги.
— Он совсем невменяемый. — Я готова впасть в полное отчаяние, но вдруг меня осеняет. — Я в разных фильмах видела: чтобы нервное перевозбуждение погасить, людей под холодный душ ставят. Может, попробуем? Вдруг поможет?
На лице Ангела проступает глубокое сомнение:
— Макс, сама посуди. Можно Игги когда-нибудь было под душ загнать? Только палкой.
Она, конечно, права. Но попробовать все равно надо. Другого-то плана у нас все равно нет.
Зрелище вышло ужасное. Все втроем мы затолкали-таки Игги в ванну и включили холодную воду. С него мгновенно все тормоза слетели. Он рванулся, как дикий бизон, и мы с Диланом вдвоем насели на него изо всех сил, скрутили и запихали обратно под душ.
— Что вы делаете? За что? — орет Игги таким душераздирающим голосом, точно из душа не вода, а кислота льется. — Гады! Мучители!
Обезумев от ужаса, он бьется у нас в руках. Но мы не сдаемся и продолжаем его держать под струей. Понятное дело, все мы промокли до нитки.
— Прекратите! Немедленно остановитесь! — По лицу у него рекой текут слезы, щеки пылают, а к вискам прилипли рыжеватые волосы. — Что происходит?
— Не знаю! — кричу я ему в ответ.
— Вы же меня убиваете! — Вой Игги похож скорее на рев загнанного зверя. Он то кричит, то стонет. — Умираю! Погибаю! — Вцепившись в края ванны, он раскачивается из стороны в сторону.
Я не на шутку испугалась. Никто из наших особенно душ и ванну не жалует, но такого я еще никогда не видела.
Вдруг Игги неожиданно обмяк и осел на дно. Глаза у него закрылись.
— Боже мой! Беда! — У меня началась паника. — Дилан, включай скорее теплую воду. Сейчас же!
Вода теплеет, и тут же раздается шепот Ангела:
— Контакт установлен. Коммуникационные пути открыты. Тема смерти… Тема смерти блокировала мыслительные процессы. Попробую снять блоки. Сейчас… Сейчас… Вот мы до него и достучимся. Он продолжает сопротивляться. Но противодействие его слабеет.
Игги дернулся.
— Игги, — зову я его.
Он заморгал и протер глаза.
— Что… Что вы делаете? — Голос у него, как у пьяного. Или, точнее, просто как будто он замечтался и позабыл, где он и что с ним. Нормальное состояние нашего Игги.
У меня вновь затеплилась надежда. И, судя по лицам, Дилан и Ангел тоже увидели свет в конце туннеля.
— Игги, — еще раз позвала я его.
— Да? — Он замотал головой. То ли воду с себя стряхивает, то ли наваждение. — Совсем спятили, что ли? Заплатили бы мне, как всегда, десять баксов, я бы и сам помылся. Пожадничали? — И он проводит рукой по мокрым волосам.
Я с облегчением перевела дыхание и взглянула на Ангела. Она сияет и мысленно сигнализирует:
— Полный порядок. Игги снова вошел в норму.
— Да скажет мне кто-нибудь наконец, что здесь происходит? — Игги уселся в ванне.
— Как ты себя чувствуешь? — ласково спрашиваю я.
— Как-как? Как пес, мокрый до нитки, — ворчит Игги. — Как я еще могу себя чувствовать? Вы что, рехнулись?
39
— Не буду. Сказала, не буду, и все, — скандалит Звезда, а Клык терпеливо ее убеждает:
— Значит, все мы никогда не сможем доверять друг другу.
Его компашка вроде вполне притерлась, и все классно сегодня вместе повеселились. Клык уже давно забыл, какой клевой бывает игра с сырным соусом. Как только они друг друга не перемазали. Но игра кончилась, и проблемы начались сызнова. Ребята снова принялись переругиваться, кто просто так, для острастки, а кто всерьез задирается.