Мед жизни - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Логинов cтр.№ 95

Из дома вышел муж, тоже поздоровался, присел на другой конец скамьи.

– Поговорить зашёл, по-соседски, – сообщил Василий.

Дачник вопросительно посмотрел на него.

– Вот вы ходите, – продолжал Василий, – знать меня не хотите…

– Почему же, мы со всеми здороваемся.

– Это вы так, а я по человечеству. Я такой, прогоните, уйду и не подойду больше никогда…

– Разве вас гонят? – сказала женщина.

Василий, не докурив, смял папиросину, достал новую.

– Я ведь тутошний, – сказал он, забыв, о чём говорил только что, – вот вы уедете, а я останусь. Если что надо достать или привезти, то я запросто, вы только скажите.

– Спасибо.

– На всю деревню только я да Нюркин Иван. Но Иван ничего делать не станет, не надейтесь. А я могу!.. Всё!.. И если меня кто обидит, я тоже никогда не прощу. Ничего не скажу, но не прощу. Я тут остаюсь в деревне единственный. Меня уважать надо, а то я и поджечь могу…

Сказал и сам испугался своих слов, поняв, что не туда завёл пьяный язык. А дачник словно не обратил внимания. Пожал плечами, спокойно спросил:

– За что же нас жечь? Мы, кажется, никому зла не сделали.

Василий встал, держась за столбик ограды.

– Пойду я, – сказал он, – у меня ещё дела по хозяйству. А вы, когда надо, сразу мне говорите, я помогу.

Войдя в дом, Василий зажёг свет и обвёл взглядом большую комнату, ту, в которой жил. Дощатый стол, рядом одинокая табуретка, тюфяк с сеном на кровати, вот и вся обстановка. Даже простыней нет, а он – гостей звать! Да какие там простыни, веника в доме и то нет… Василий, шаркая по полу стоптанными кирзачами, принялся сгонять в угол валяющиеся всюду окурки. Но тут же остановился, поражённый простой мыслью: а ведь позови он сейчас соседей в дом, они бы не пришли. Мужик, может, и зашёл бы из приличия, а она – нет.

– Культурные!.. – пробурчал он, косо сел за стол и потянулся за бутылкой.

* * *

К декабрю работы на току закончились, и Василия отправили сначала в отпуск, а потом в отгулы, которых он много заработал в пору сенокоса. Свободное время Василий сидел дома. Скучал. От тоски даже пробовал искать баб-Машин клад: рылся на чердаке, ковырял землю в пустом подполе. Ничего не нашёл. Потом съездил в Доншину, постоял возле винного. Водку давали по талонам, а свои талоны он пропил давным-давно. Вернулся домой ни с чем.

И дом уже не радовал Василия. Неуютен был и гадок, весь провонял грязным бельём и табачной копотью. Главное же, не принёс ни уважения, ни счастья. Тысячу раз прав был Селёха. Лучше без дома, да на людях. Как когда-то: он стоит среди клуба, а парни, теперь уж почти все разъехавшиеся в Дно, Псков, а то и в Ленинград, толпятся вокруг, уважительно задают один и тот же вопрос:

– У тебя чо, верно трактор в бочажине утоп?

А он отвечает, сплёвывая на пол:

– Спрашиваешь тоже…

Знала бригадирша, чем достать его. Упекла в гнилое Замошье. И не в деревню даже, а на выселки. Где тут деревня?

Василий вышел из дому. Вроде не поздний час, а на улице темень и тихо как на кладбище. Спят старухи. Им теперь до самой могилы больше делать нечего.

На огороде в рассеянном свете, пробивающемся через застрехи, шевельнулась тень, красными искрами мелькнули глаза. Никак волк? К самому дому вышел, не боится. Василий попятился к дверям. Тень пропала. На том конце деревни смертно затосковал, заливаясь, Рыжок – Ванькин пёс. Господи, далеко как! Сквозь ветви облетевших слив смутно угадывается Фешин дом. Давно уж заперт, уехал дачник, сейчас небось в городской квартире с женой жирует… А дальше одна пустошь за другой, камни да одинокие старые ивы, когда-то посаженные у окон. За ними опять заколоченные дома с завьюжинами снега вдоль стен. Лишь затем Настин дом – и снова пустыри. Дом Маши-хромоножки, Панькина изба – редкие, с промежутками, островки тепла, и в каждом одинокий человек среди четырёх стен. А самый одинокий, последний человек – он. За ним только лес и мох, ветер метёт снежную крупку по натянутой простыне болота, и волки выходят к дому, словно здесь никогда не было людей.

Василий понял, что больше так не выдержит. Ему надо, чтобы вокруг были люди, стояли, смотрели на него, с криком бежали со всех сторон.

– Я тут! – хотел крикнуть он, но горло не издало звука. Отвык.

Василий спешно вернулся в избу, выдернул из кучи ветоши в сенях какую-то тряпку, щедро смочил её керосином из канистры и пошёл через сад к соседнему дому.

– Я же тебя упреждал, – бормотал он. – Я же говорил…

Приставил к стене случайный чурбачок, взгромоздился на него, пропихнул тряпку в застреху и чиркнул спичкой. Керосин сразу взялся большим пламенем. Волк, шедший за Василием следом, шарахнулся в сторону.

Василий бегом вернулся к себе. Ничего, следы в саду затопчут, и тряпка прогорит, следа не останется. Василий спешно мыл руки, ежесекундно ожидая за домами до озноба знакомый крик. Торопливо намыливал пальцы затвердевшим хозяйственным мылом, оттирал с ладоней предательский запах, смывал ледяной водой. Покрасневшие пальцы задубели и не гнулись. Сквозь узкое оконце в сенях давно уже врывался красный пляшущий свет, а деревня всё молчала, ни единого звука не долетало к нему, словно и впрямь он оставался последний человек.

Драконы давно и прочно обосновались в европейской мифологии. Об этих странных существах знали ещё древние греки, а в Средние века драконы были столь обычным явлением, что их, по-видимому, даже удавалось приручать и использовать в качестве домашнего животного. Во всяком случае, если слоны Ганибалла произвели неизгладимое впечатление на римских легионеров, то крестоносцы подобным вещам уже не удивлялись, поскольку в их собственном войске имелись верховые драконы. И лишь впоследствии, когда драконы были практически истреблены, слово «драгун», первоначально означавшее «наездник на драконе», стало относиться к обычным кавалеристам.

К сожалению, античность и Средние века оставили лишь несколько легенд о таинственных чудовищах. Натуралисты древности обошли своим вниманием редкого зверя, и лишь начиная с эпохи Возрождения мы получаем о драконах сколько-нибудь ясное представление.

Исследователь, всерьёз занявшийся драконологией, прежде всего сталкивается с проблемой классификации драконов. Дракон европейский решительно отличается от восточно-азиатского. Китайские и японские драконы – это либо духи дождя – безобидные существа, напоминающие лягушек, живущие в какой-нибудь луже и терпящие издевательства от всякого проходимца; либо нечто виртуальное, наподобие белого дракона, которого невозможно даже представить.

Дракон европейский всегда реален, крайне опасен и отличается дурным нравом. По прочим параметрам европейские драконы представляют самый обширный спектр свойств, что вынуждает вводить дополнительную классификацию.