Колодезь - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Логинов cтр.№ 62

Вытер саблю, кинул в ножны, не глядя сел на забрызганную кровью подушку.

Вот и всё, и нет больше старого спора, не надо сомневаться, кто же был прав. Прав тот, кто пережил противника. Это только в чешуйчатом племени дольше живёт тот, кто лучше пресмыкается, у людей — наоборот. Напрасно старался Васька обжулить судьбу — Аллах лучший из хитрецов. Я победил тебя, прикащицкий сын: не потому, что сумел порубить в лапшу, а оттого, что человеком остался, презрев лесть нового века. А ты всего лишь получил по заслугам. Если глаз твой соблазняет тебя — вырви его. И если рука твоя соблазняет тебя — отсеки её. Я отсёк тебя от своей жизни. Вот только… полоснул клинок и по самому судье, и корчится душа, истекая кровью. Себе не солжёшь — недруга сгубил, а сомнение осталось; не в Ваське гнильца тлела, а в себе самом.

Семён качнулся, застонал сквозь сжатые зубы, завыл неутешным звериным воем.

* * *

Двое дни казаки переносили на струги неподъёмную добычу. Везли на арбах, волокли охапками, кошелями, торбами. Все до последнего оборванца переоделись в шелка, камку, муслин, Гилянские сидельцы и пришлые купцы уже не кричали и не искали правды, а лишь стоном стонали, когда новая ватага вышибала двери лавки и принималась шарить по дому, выискивая недограбленное. Струги перегрузили так, что волна через край хлестала — одного русского полону человек с восемьсот выручили, а что персидского народу в полон взяли — того и не считал никто. Множество добра было втоптано в грязь на берегу, с собой брали лишь самое ценное, и весь отряд покатывался со смеху, глядя на Тимошку Акимова, который повёз с собой успевшую налиться соком редьку.

На третий день разъезды принесли вести: от Назвина подходит шахское войско, а в Новошехре мастера под началом голландских корабелов мастерят галеры. Видать, крепко допекло шаха казацкое самоуправство. Связываться с шах-севенами никому не хотелось, атаманы приказали завтра быть готовым в море уходить.

Отплывали при противном ветре на вёслах, оставив позади разорённый гилянский берег, остывшие пожарища на месте дворцов, разграбленные лавки, бусурман, скрежещущих зубами от бессильной ненависти. Крепко молили Аллаха обиженные, чтобы потопил казацкие челны в беспокойном море, однако вышло по-иному — христианский бог пересилил Аллаха. Ветер сменился, позволив поставить новые, дорогильного шёлка паруса, и разбойная флотилия ходом пошла к пограбленному допрежь городу Баке. Там, неподалёку от Апшерона, заранее было присмотрено крепкое место, откуда, по словам старожилов, удобно было и в Тарки ходить, и в Гилянь, и в трухмены. Новый стан расположился посреди моря и носил баское имечко Свиной остров.

Свиной остров оказался каменистой косой длиной чуть менее версты, а в ширину и того меньше — с разбега переплюнуть можно. С одной стороны над островом ощутимо нависал бакинский берег, с трёх других невозбранно плескало море. Никаких свиней на острове не водилось, да и не могло водиться. На здешних камнях и мокрицы не важивались. Даже чайки и те выбирали для гнездовий места попривлекательней.

Чёрные камни острова у самой кромки воды покрыты вонючей слизью, чуть дальше — сероватым налётом горькой соли. Кое-где меж камней виднелись мясистые веточки гармолы, которую даже верблюд не ест, да стелились плети бешеного огурца. Чёртов овощ как раз созрел к прибытию гостей, и к вечеру весь отряд был заплёван липкой белой дрянью, напоминающей сопли, а то и ещё что похуже. Кроме этих двух произрастаний, на острове не было ничего: даже вездесущая колючка, обжившая солончаки, на Свином острове укорениться не могла.

Препоганое вышло место для стана. Семен, впрочем, иного и не ждал, помня, что значит свинья для правоверного мусульманина. Спросили бы товарищи, объяснил бы им, что слово Донуз-ада лучше переводить не Свиной, а Свинский остров.

Но так или иначе, зашевелилась на пустынном острову жизнь, струги приткнулись к берегу, благо что с трёх сторон к суше имелся неопасный подход; наверху, подальше от солёной мокрети, поднялись шатры, вокруг которых казаки с ходу принялись отсыпать земляной вал, и даже дымы кое-где закурились, хотя топлива между камней не сыскать было ни за какие деньги.

Город Бака смотрел через пролив на обидчиков, но повоевать их не мог — море крепко берегло казаков. Разинцы тоже смотрели на берег голодными глазами, понимая, что дважды в один посад нахрапом не ворвёшься. Попытались было высадиться на Апшероне, но, не дойдя Джейран-батана, встретили такой отпор, что еле ноги унесли.

— Избесилась татарва! — ругался Заворуй, вместе с Семёном участвовавший в неудачной вылазке. — Чего им здесь-то защищать? Там же ни домишка нету, ничем не покорыствуешься — по воду шли, а они всем войском наперехват! Вот уж господь ума не дал!…

— Это тебе господь ума не дал, а им в самый раз, — возразил Семён. — Они же нас на этом острову без воды замкнули. Куда теперь податься? На Волгу по воду не сплаваешь, там нас воевода Прозоровский с князем Львовым ждут — не дождутся. На Куру или в Гилянь — так оттуда кызыл-паша скоро сюда пожалует, ты же сам рассказывал, что персы галеры рубить взялись, — думаешь, для чего? По нашу душу. Вот и скажи, где воду брать?

— Хе! — отозвался Игнашка. — Посреди моря воды взыскался! Вон её сколько кругом.

— Солёная.

— Ну так и что? С утреца рассольчику хлебнуть — самое клёвое дело. Я пробовал — ежели холодненькая, так и ничего, в жилу…

— Опухнешь…

— Я небось не опухну. У меня хмельного столько выпито, скоко ты и не видал никогда. А закуски солёненькой куда как меньше досталось. Зато теперь подравняю… так что не дрейфь, паря, Заворуй дурному не научит. — Игнашка замолк и мечтательно добавил: — А всё-таки кенно было бы сейчас мискуса набуксаться.

— Верно, — в тон приятелю согласился Семён, — и лапухой захлебать.

Знатоки отверницы глянули друг на друга и заржали так, что в Баке слышно было.

* * *

А через неделю к острову подошёл галерный флот Астаринского хана Мамеда. До полусотни больших галер, на каждой из которых установлены медные пушечки и посажено вдоволь ратного люда, обложили остров, отрезав разинцам всякий путь к отступлению. Кроме шах-севенов, на корабли было посажено кумыкское и черкесское ополчение, общим счётом без малого четыре тысячи человек. Мамед-хан заранее праздновал победу: трубы и зуренки на его лодках играли воинственно, флажки трепетали от набирающей силы моряны, и вообще красота в персидском войске была неописуемая.

Семён не пошёл на корабли, вышедшие навстречу Мамед-хану. С самого первого путешествия недолюбливал он море и боялся хлипкой пучины под ногами. Семён остался на острове при больших пушках, вывезенных из Ряша и стараниями бывших стрельцов приведённых в боевую готовность. Две пушки установили на отсыпном валу казацкого городка, а две других — на восточной оконечности острова, где ожидалась высадка неприятельских галер. Вначале Разин не хотел отряжать туда орудия, но Семён сумел уговорить атамана, за что и был поставлен над пушкарями главным. Отдавая приказ, Разин ничего не добавил, но и без того было ясно, что если окажутся пушки зря выставлены из городка, то головой за это дело придётся отвечать Семёну. В подручных при Семёне оказались попище Иванище и кузнец Олфирий — люди, могучие великанской силой, но не особо опытные в рукопашном бою и потому не взятые на струги.