— Ну чем я провинился перед судьбой?! — на рыдающей ноте взмолился Коля. — В жизни никому дурного не делал, за что же меня так наказывать?
Поднял штору, которую так и не успел запереть, и сказал уже нормальным голосом:
— Сейчас принесу образцы, покажешь, какой у тебя ключ был.
* * *
— Есть тут моряки?! — призыв остался без ответа. Несмотря на час пик, столовая на Вокзальной улице была почти пуста; за одним столиком натужно беседовала пара молодых любителей пива, да имелось человек пять обедающих, каждый из которых старался занять отдельный столик. Заводить знакомства в таком месте никому не хочется.
Подвыпивший мужичонка лет шестидесяти с виду оглядел победным взором зал и вновь громко спросил:
— Есть тут моряки?
Моряков поблизости не наблюдалось. Слишком далёк город Пестово от ближайшего моря, а река Молога хоть и считалась полета лет тому назад судоходной, но последние десятилетия обмелела, как и все русские реки, и сейчас уже никто не припомнит, когда последний раз поднималась баржа от Рыбинского водохранилища до устья речки Меглинки..
— Море, море, не может жить без моряка! — затянул мужичонка на ни с чем не сообразный мотив.
На песню отклика тоже не последовало.
— Я моряк! Слышите?
Куда там, не слышат.
Морячок огляделся ещё раз и, безошибочно выделив среди посетителей Юру и Богородицу, двинулся к их столику.
— Держи краба! — объявил он, протягивая руку. Богородица вежливо пожал немытую пятерню.
— У меня день рождения сегодня, — пояснил морячок, — поэтому я праздную, потому что я моряк! Я в Цусимском сражении участвовал!
Последнее заявление, громкое, на весь зал, наконец нашло отклик. Гражданин в соломенной шляпе, явно сельский интеллигент, вскинул голову и неосторожно произнёс:
— Цусимское сражение сто лет назад было.
— Вот именно! — вскричал мужичок-морячок. — У меня день рождения сегодня, мне сто шесть лет!
— Ты что, в шесть лет в Цусимском сражении участвовал? — неделикатно поинтересовался Юрий.
— Участвовал! — уверенность цусимца не знала границ. — Я сыном полка был у маршала Жукова. Наша военная молодость, Северо-Западный фронт!..
— И во сколько же лет вы были сыном полка у Жукова? — уточнила соломенная шляпа, очевидно, крепко верившая в логику и арифметику.
— Был! — вопреки логике и арифметике упорствовала морская натура. — Сначала в Цусимском сражении, а потом на фронт сбежал к маршалу Жукову! Он меня лично знал… Мне сто шесть лет, у меня день рождения сегодня, — последнее прозвучало как окончательный и неопровержимый аргумент.
— У тебя каждый день день рождения, — внесла свою лепту буфетчица.
— А ты молчи, ты меня и вовсе не знаешь. Я вообще тут проездом. Сейчас на сандовский поезд сяду, и поминай, как звали, уеду в родные Харовичи. Там меня каждая собака знает, спроси кого хошь, всякий скажет, что я у Жукова служил в Цусимском сражении. Я моряк, моряка все знают! Неосторожно произнесённое название деревни вовлекло в разговор ещё одного человека. Прежде этот коренастый, пожилой, но ещё крепкий мужчина ел шницель с таким серьёзно-презрительным видом, что даже морячок не решался обратиться к нему со своими песнями. И вот теперь, оторвавшись от шницеля, мужчина спросил:
— У кого ты в Харовичах живёшь? В чьём доме?
— Я в собственном доме живу.
— Где? Который дом?
— Ты что, Харовичи знаешь? Так мой дом второй, при въезде со станции. Двухэтажный, с балконом. Антипов Андрюшка напротив живёт, бульдозерист.
На лице основательного отразилась тяжкая мыслительная работа, недоумение и, наконец, злость.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Напротив Антипова дом директора лесхоза! Двухэтажный. С балконом, но не твой.
— Так я и есть директор лесхоза!
— Ври, да не завирайся! — коренастый побагровел. — Я в тех краях двенадцать лет председателем колхоза оттрубил, кого другого, а директора лесхоза я отлично знаю! А ну отвечай, кто ты такой?
— Я директор лесхоза, — морячок был неумолим.
— Ну всё. Конец моему терпению! Я ведь времени не пожалею и завтра же к тебе в Харовичи приеду. Я узнаю, кто ты таков!
— Я директор лесхоза.
— Я прямо сейчас поеду в Харовичи вместе с тобой! Пошли, поезд через двадцать минут.
— Куда пошли? У меня день рождения, я праздную. Мне сто шесть лет стукнуло!
— Интересно, сколько ему на самом деле? — шепнул Юра Богородице. — На вид вряд ли больше шестидесяти, так что он и сыном полка быть не мог. А сколько на самом деле?
— Говорит, сто шесть, — ответил Богородица.
— Но ты же знаешь, сколько на самом деле.
— Раз говорит, значит, сто шесть и есть. Зачем же человеку врать-то?
— Бывали мы с Италии, где воздух голубой! — запел директор лесхоза.
Коренастный председатель плюнул и, не допив компота, пошёл на поезд. Засобирались и Юра с Богородицей. Облегчённый, потерявший третий валец каток стоял на прежнем месте у киоска «Металлоремонт». Коля Ключник, так и не ушедший домой, а продолжающий дорабатывать горячий базарный день, высунулся в окошечко, придирчиво оглядел усечённый вариант катка и предложил напоследок:
— Может, и вам машину модернизировать? Задешево, только за материал, а за работу ничего не возьму, для интереса сделаю. С ветерком полетите.
— Спасибо, — отказался Юра. — Он у нас и без того модернизированный, дальше некуда. А с ветерком ездить нам без нужды, много их, любителей кататься с ветерком.
— Какой же русский не любит быстрой езды, — произнёс Коля, помолчал, но не дождавшись отклика, вздохнул: — Эх вы, неначитанные! Ладно, поезжайте, как умеете. А если что, возвращайтесь, починю ваш экипаж.
— Не можем мы возвращаться, — пояснил Богородица. — У нас слово дадено, назад не поворачивать, пока до Москвы не доедем.
— До Москвы крюк не велик. Шофёры, что домики возят, за сутки оборачиваются. С вечера выезжают, ночь в пути, день там, а к утру следующего дня — дома. Так что, как назад будете — заезжайте.
— Непременно, — обещались путешественники. Подобные обещания всегда даются искренне, хотя редко выполняются.
Когда отошли от ларька, Юра наклонился к Богородице и испуганно шепнул:
— Ты видел, что он там пьёт?
— Нет, а что?
— Молоко наше нетронутое стоит, а он пиво хлещет.
— И что? Не водку же…
— А ты на бутылку посмотрел? «Балтика» №9! Получается, что один, два, три он уже выпил, до девяти добрался! Сколько же можно?
— Может, у него обратный отсчёт? Десять, девять…