Дорогой широкой - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Логинов cтр.№ 10

В таком раздрае чувств Пётр Петрович вернулся в родное АОЗТ.

Впрочем, сдаваться он не собирался. У погибающего института был задёшево приобретён перегонный куб, в котором учёная братия дистиллировала воду, и не нашедший сбыта «Глоток солнца» был перегнан на «бредберёвку».

Тут уж всякий понимал, что с таким изделием на рынке в открытую появляться не следует. Если уж невинное винишко встретило столь грубый отпор, то что говорить о шестидесятипроцентной «бредберёвке»? От неё и впрямь по жилам начинало бежать жаркое лето, она благоухала цветами ушедшего июня, сивухой и свежескошенной травой. Есть ли для русского нюха более притягательные ароматы? Во всяком случае, для «бредберёвки» потребитель нашёлся немедленно.

Приезжали днём и ночью, на легковушках, грузовиках и тракторах; брали по десять бутылок и по двести ящиков. Оптовым покупателям была скидка, и все оставались довольны. Деньги пошли рекой, как в те времена, когда на мясокомбинат сбрасывалось совхозное стадо. Вот только корм оказался не в коня. Почему-то не строились коттеджи, не разбивались вишнёвые сады и не воздвигались на отсутствующих холмах блещущие стеклом и нержавейкой корпуса завода. Вся работа производилась на изношенном винном прессе и стареньком перегонном кубе. Лица сельчан серели с каждым годом, и никто не заводил речей о памятнике человеку, заложившему основу деревенского благополучия. Одни лишь одуванчики цвели, как и прежде.

Сам Пётр Петрович понимал, что развёрнутый бизнес не вполне одобряем и, случись что, отвечать ему, и на этот раз не удастся отделаться переводом на сельское хозяйство. Поэтому, скопив достаточное количество зелёных, как одуванчиковая ботва, баксов, Иванов бросил налаженное дело и навсегда уехал на историческую родину, в солнечный город с многозначительным названием Винница.

Когда полгода спустя ОМОН разорял АОЗТ «Глоток солнца», Петра Петровича никто даже особо не искал. Мало ли в Бразилии донов Педров? — пропал, ну и чёрт с ним.

А вот деревня осталась на прежнем месте, хотя и в ухудшившемся варианте. Местный промысел омоновцы потрепали, но совсем изничтожить не смогли. Сломали прохудившийся перегонный куб, вылили в навозную яму запас недобродившего сока, составили дюжину актов и уехали, не тронув даже пресс, который сочли слесарным оборудованием. Были бы наши края винодельческими, никто бы подобной ошибки не допустил.

Захилевший бизнес взял в нетвёрдые руки Серёга Куликов. Как и прежде, механизаторы с первых июньских дней косили одуванчики, старый пресс, пыхтя и пачкая продукцию машинным маслом, выдавливал сок, который немедля разбирался по домам. Добытчики не забыли, как двадцать тонн недобродившего полуфабриката было вылито в навоз. Поэтому теперь сок дохаживал в подсобных хозяйствах и перегонялся на подручном оборудовании, так что «бредберёвка» оказывалась всевозможных сортов и самого разного качества. Большая часть продукта потреблялась на месте, но и на сторону уходили сотни декалитров.

В деле благоустройства родного селения Серёга Куликов преуспел не слишком сильно, лишь однажды по пьяни вспомнив былую профессию сварщика, вырезал из прохудившегося бродильного бака железные буквы и переименовал село в Бредберёво. Название прижилось, и теперь даже старожилы не вдруг вспомнят, а как же называлась центральная усадьба совхоза-миллионера.

Впрочем, поцарствовал Серёга недолго, всё по той же пьяни вздумал как-то показать удаль: перепрыгнуть, сиганув из чердачного окна полуразрушенного коровника, через навозную яму, ту самую, от которой до сих пор, говорят, тянет вылитой брагой. Прыжок новоявленного Буслаева оказался неудачным, и Серёга утонул в навозной жиже.

Теперь в селе не осталось никого из тех, кто стоял у истоков бредбериводства, и наступил период полной анархии. Одна только сауна, на которую наложила хозяйственную лапу бывшая телятница Антонина, продолжала функционировать, и знатоки на иномарках заезжали к телятнице попотеть с молоденькими придорожными тёлками.

Могут сказать, что история села Бредберёво нетипична для нашей действительности. В целом по стране — да, нетипична. Но для сёл, лежащих в опасной близости от мегаполисов, увы, это их общая судьба. Цивилизация развращает тех, кто находится неподалёку, но сам вкушал её плоды только по телевизору.

Вот в это село и въехали на своём катке любопытствующие путешественники. Первым делом подкатили к магазину. Всякий странствующий и путешествующий знает, что именно в сельмаге проще всего узнать новости. К тому же достаточно удалиться от большой дороги хоть на полкилометра, как цены в магазине становятся божескими, а очереди пропадают. Однако здесь их встретила волнующаяся толпа. Люди стояли плечом к плечу, нипочём не желая упустить своей очереди. Голоса звучали резко и требовательно:

— Куда прёшь? Тебя тут не стояло!

— Больше двух в одни руки не давайте!

Пахнуло родным и застойным. Советский человек настолько привык стоять в очередях, что уже не мыслит себя без них и страдает, видя изобилие продуктов при отсутствии толпы. Случается, пенсионерка, явившись в Сбербанк к окошечку для коммунальных платежей и обнаружив, что очереди почему-то нет, поворачивается и уходит:

— Что?! И постоять негде? И с людьми не поговорить? Да я и платить тогда не стану!

Богородица, как и следует человеку не от мира сего, застыл в дверях, а Юра немедля ввинтился в толпу с извечным вопросом:

— Что дают?

— Дрожжи привезли, хлебопекарные, — ответили ему. — По килограмму расфасованы.

— А!.. — сразу потеряв интерес, протянул Юра. — Манёк, пошли отсюда.

Есть в русском человеке странная и необъяснимая стеснительность. Кажется, что проще подойти к первому попавшемуся человеку и спросить: почему у вас косят в неурочное время? Так ведь нет, непременно нужно изобрести обходной манёвр, словно ты не человек, а законспирированный Штирлиц. Должно быть, играет роль изначальная виноватость всех и каждого перед всесильной властью. На прямо поставленный вопрос, поди, и ответа прямого не получишь. Нужно совсем потерять представление о самосохранении, чтобы на прямой вопрос прямо и отвечать. Углядев выскочившую из магазина девчонку, Юра и Богородица направились к ней. Девчонка тащила батон и две килограммовые пачки дрожжей.

Ясно, что для себя такое не покупается, наверняка родители послали. Хлебопекарные дрожжи, — значит, хлеб печь собираются. А батон велели купить в качестве образца. — Папа твой где? — спросил Юра. Предполагалось, что девчонка ответит, что папа в поле косит, и тогда будет удобно спросить, а чего это сенокос у вас раньше общепринятого начался. Девчонка, однако, доказала, что родительские комплексы чужды ей напрочь. Она махнула пластиковым мешком в сторону дома и произнесла как само собой разумеющееся: — Вон за домом, трактором самогонку гонит. Гнать трактором самогон — термин незнакомый и многовариантный. Теперь путешественников было бы и за волосы не оттащить от жгучей тайны. — Пошли, зайдём, — сказал Юра,и Богородица, позабыв на время о всеведении, тоже пошёл полюбопытствовать.

Прежде всего, за домом действительно обнаружился трактор. Обычная дэтэшка, давно отъездившая свой ресурс и замызганная до неузнаваемости. Очевидно, когда растаскивали совхоз, бывший механизатор явочным порядком прихватизировал общественное имущество, а прочие забыли или не захотели остановить самовольщика. Трактор стоял вплотную у стены и тарахтел на холостых оборотах. Владелец лежал на расстеленной телогрейке и созерцал по-июньски синее небо.