Пожалуй, «гном» отпадает — не способен этот недоросток двигаться бесшумно, а Алексей не слышал ни одного подозрительного звука.
Он не успел перебрать доводы в пользу остальных, как ощутил болезненный толчок в левую икру.
Болезненный, да, но отнюдь не смертельный. Значит, это и не оверкиллер, с удовлетворением подумал курсант. Поскольку этот гаврик, если засёк противника, норовит засандалить ему промеж глаз чем-нибудь поувесистее: шипалицей, например, или гравитационной битой, а вот впиваться в нижние конечности не станет, ибо подобное деяние посчитает недостойным себя…
Алексей инстинктивно занёс свободную ногу, чтобы как следует пнуть нападавшего, который и не помышлял отпускать добычу.
«Русше потерепи», — неожиданно сказал внутренний голос с каким-то необычным, скорее всего, японским акцентом.
— Зачем терпеть-то? — удивился Суровцев. — Если это «вертячка», то у меня хватит сил и желания затоптать её насмерть.
«Это не вертясика», — в интонации было столько убеждённости, что Алексей сразу расхотел спрашивать, откуда сие известно.
— Что же делать?
«Я зе сказара: потерепи, торико не смотри».
Ага, теперь во внутреннем голосе неожиданно заговорило не только японское, но и женское начало.
С чего бы это вдруг?
Однако с женщинами Лёха Бурый предпочитал не спорить.
Не стал он и пинать неизвестную гадину, авось бронелит выдюжит и не поддастся внешнему воздействию! И даже не обернулся, мало ли что? Но и оставаться на месте не было резона, поэтому он поковылял дальше, несмотря на дополнительное украшение к левой штанине «Добрыни».
Как ни странно, внутренний голос оказался прав. Протащив прицепившуюся пакость метров двести, Суровцев ощутил, что нога освободилась.
— Теперь можно посмотреть?
«Мосина».
Он повернул голову.
«Сухопутная медуза» распласталась в метре от ноги и снова напоминала бесформенную охапку березовых сучьев, по которой курсант скользнул равнодушным взглядом, когда проходил мимо ничем не приметной ниши. Потом Алексей осмотрел свой боекостюм в том месте, где в него запускала свои стрекательные волокна безумно ядовитая гадина, но ничего, даже крохотной дырочки не отыскал. Теперь он понял полезность советов внутреннего голоса: единственной открытой частью его тела было лицо, и пока он находился к «медузе», как бы это поделикатнее выразиться, тылом, что ли, паралич от соприкосновения кожи с ядом ему не грозил. А старичок «Добрыня» так и так не подвёл: не по зубам марсианским живоглотам полевые костюмы из карбидовольфрамовых нитей!
Тем временем вымотанная схваткой, точнее, яростной трёпкой чужой икры, «медуза» воздела стрекательные щупальца в ритуальном жесте Последнего Прощания («Каноны благоблистательного поведения придворных охранных автоматов» под редакцией академика Ю Сунь-чи) и, поскольку не смогла одолеть супостата в отведённое программой время (14 минут и 13 секунды с четвертью в земном исчислении), пронзила собственную мантию одной из ядовитых капсул.
Суровцеву ничего другого не осталось, как отсалютовать «благоблистательному поведению» придворного охранного автомата, покончившему с собой в лучших традициях средневековых самураев (хм, а уж не сам ли он транслировал во время атаки необходимые советы своему сопернику?), потом потёр левую штанину перчаткой и всё тем же скорым шагом двинулся дальше.
По параллельному коридору Алексею пришлось пройти чуть ли не втрое больше, чем по первоначальному туннелю, прежде чем он оказался в овальной пещере. Естественное происхождение просторного помещения подчеркивалось обилием сталактитов и сталагмитов, а в центре потолка был устроен светоход, благодаря которому внутри было достаточно светло. По-видимому, глеи в свое время не поленились установить на пути прохождения слабеньких солнечных лучей хроматические призмы, ибо на гранях известковых колонн периодически вспыхивали разноцветные искры, что придавало интерьеру карнавально-феерический оттенок. Наверное, именно где-то здесь и должна была храниться упомянутая в записке «Принцесса», которую требовалось освободить. Знать бы ещё, что она собой представляет! То ли хитроумный марсианский механизм, наподобие сервочасового или «сухопутной медузы», хотя и не особо агрессивный; то ли какие-нибудь сокровища, спрятанные слугами императора во время очередного мятежа; то ли чудом сохранившийся кокон с подлинной личинкой прекрасной глеи? В последнем случае имя Суровцева будет занесено в скрижали ксеноархеологии! Причём, навеки.
Он наглядно представил себе этот гипотетический кокон почему-то в виде хрустального ящика, через прозрачную крышку которого можно во всех деталях разглядеть хитиновые покровы спящей «Принцессы». Бедняжка забылась безмятежным сном и над ней пронеслись ни много, ни мало, а два миллиона лет. И вот, когда уже кажется, что пробуждение никогда не наступит, в последний приют несчастной вступает храбрый витязь. Могучим ударом он разбивает крышку, наклоняется над марсианкой и…
«Ишь, губу раскатар, фанатазёр!»
Следовало признать, что своевременное замечание сразу вернуло курсанта на грешную землю. И тут у него возникло сразу несколько соображений. Во-первых, «сухопутную медузу» следовало исключить из списка возможных собеседников, поскольку она сделала себе харакири и вообще осталась далеко позади; во-вторых, истинный внутренний голос никогда не обзывал Алексея обидными прозвищами типа «фантазёр», из чего следовало, что с ним вёл диалог кто-то посторонний. И этот посторонний способен читать мысли. Во всяком случае, мысли курсанта Суровцева. Ну ты, Лёха, и влип!
Самое удивительное, что никакого страха от этой мысли он не испытал. Не было ему страшно, и всё тут. Зато засосало под ложечкой.
Он скосил глаза на левое запястье, туда, где в бронелитовую манжету гермоперчатки был вделан таймер. Выходя из предбанника, Алексей по заведенной вот уже четыре года привычке запомнил местное время начала операции: 03.16. А сейчас было 08.59. Да, чем дальше, тем становится, как говорила героиня из классической сказки Льюиса Кэрролла: «всё страньше и страньше». Неужто на то, чтобы пройти каких-нибудь три с половиной километра, пусть даже на Марсе, пусть даже с приключениями, ему потребовалось больше пяти часов? Ни фига себе! Стало понятно, почему вверенный ему организм, измотанный непрерывным стрессом и борьбой за выживание, потребовал неотложного подкрепления. А коль организм требует, требование надлежит удовлетворить, и притом немедленно. Суровцев присел на покрытый белесыми потеками валун, чтобы проверить, каким пайком снабжают «Добрынь».
О том, что кроме внутреннего японского голоса тут могут быть ещё какие-нибудь инопланетные сюрпризы, Суровцев, разумеется, не думал. Главное — пожрать, а опасности подождут.
Вот помнится на третьем курсе после транспортного перехода в систему Божья Зарница Алексею достался фирменный костюмчик «Галахад-Молния» производства открытого региона Австралии. Тогда курсанты из двух групп (кураторы Пётр Линёв и Клод Дюплесси) должны были выйти к Плазменному озеру на смурной планетке Флеш-Рояль и по дороге через горную седловину попали под обстрел каменными бомбами — разыгрался вулкан с причудливым названием Серп Сета, Молот Тора. Тринадцать часов без малого ребята жались друг к другу на хлипком каменном козырьке, каждую секунду ожидая, что она станет последней. Но, хвала звёздам, более или менее обошлось, не повезло только Кольке Швыдченко, которому рикошетом раздробило два пальца на ноге. А пусть не выпендривается и не корчит из себя героя, когда чужепланетная стихия разыгралась не на шутку! Когда же незапланированный учебными планами фейерверк закончился, ребята проголосовали за прибавку шага, чтобы успеть к контрольному сроку на рандеву с руководителем курсовой. Один Алексей упёрся и заявил во всеуслышанье: «Всё это, конечно, замечательно, но с места не стронусь, пока не слопаю НЗ!» Подвергнутый обструкции, обозванный «закоренелым индивидуалистом», он продолжал стоять на своём и знай твердил в своё оправдание: «О какой прибавке шага можно говорить, если мы потеряли в весе!» И в конце концов переубедил товарищей, объявивших «десятиминутный общий перекус». А если честно, то почему он не хотел отправляться в путь, не подкрепившись основательно? Да потому, что в походный НЗ входили так называемые «карамельные биточки» — гениальное изобретение Жоржа Дементьера, великого виртуоза от кондитерии! Даже при одном воспоминании об этом гастрономическом чуде рот Алексея наполнился слюной.