Кукушка - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Скирюк cтр.№ 103

— Что за... начал было травник и умолк.

Повисла тишина.

Какую-то минуту травник медлил, словно взвешивая «за» и «против», потом решительно перехватил посох в левую руку, сделал шаг и тронул Зерги за плечо. Та не воспротивилась, не пошевелилась, осталась сидеть как сидела. Жуга наклонился, заглянул ей в лицо — в один глаз, в другой, потрогал запястье, поводил у неё над головой раскрытой ладонью, пробежался пальцами вниз по хребту, коснулся живота и сжал пальцы в горсть, будто собрал невидимые нити. Закрыл глаза и некоторое время так стоял, каменея лицом. Текли минуты. Ни волк, ни арбалетчица не шевелились. Девчушка у костра смотрела на всё это чуть ли не с суеверным ужасом.

Наконец травник выдохнул, шумно и прерывисто, будто он перемёрз и у него дрожала челюсть. На пальцах, сжавших посох, проскакивали искорки.

— Теперь ты мне веришь? — едва ли не с мольбой спросила Зерги. — Веришь? А?

— Яд и пламя... — тихо выругался травник вместо ответа, опускаясь перед девушкой в зелёном на колени. Сусанна не видела лица травника и потому невольно вздрогнула, когда он вновь заговорил. И поразилась — столько изумления, растерянности и неверия было в его голосе. — Что ты сделала с собой? — Он перевёл взгляд на волка. — Что ж вы оба натворили...

Зерги подалась вперёд, уткнулась травнику в рукав рясы и тихо заплакала.

* * *

Десятая кружка пива шла с трудом, можно сказать — в мучениях. Иоахим Шнырь сопел и отдувался, наконец всё-таки сдался и поставил её на стол. Подпер ладонью голову, зубами оторвал полоску мяса от копчёного бараньего ребра и принялся жевать, медленно двигая челюстями. Так он и сидел, уставившись в точку перед собой невидящим взором.

В корчму, под крышу, Шныря загнал всё тот же дождь, иначе он наверняка протопал бы мимо. А так — зашёл, обсох, согрелся и решил перекусить и выпить, да сорвался — начал пить за кружкой кружку, благо, в кошельке ещё звенело. Впрочем, надолго ли того звона... Шнырь пропил и сегодняшний ночлег, и завтрашний обед, и даже ужин, но останавливаться не хотел, а может, не мог. Но и у организма были свои пределы. Иоахим уже четырежды выходил на двор, всякий раз возвращаясь продолжить, и наконец желудок запросил пощады. Двигаться не хотелось. Есть не хотелось. Пить, к сожалению, тоже больше не хотелось.

Ничего не хотелось.

Дороги путались в ногах. Шнырь шёл, скорее, не «куда», а «откуда»: сперва просто бежал из Лисса, разругавшись с воровскими главарями, потом — уже в пути — полаялся с подельниками и расстался с ними, а примерно день назад столкнулся с несколькими бравыми парнями, которым было велено поймать его и привести назад, пред светлы очи господина Цигеля, и наверняка не для того, чтоб угоститься кружечкой вина. Шнырь улизнул каким-то чудом, ему просто повезло: знакомый хозяин постоялого двора был дядькой тёртым и предупредил его, когда ребята начали выспрашивать, не пробегал тут, случаем, такой-то и такой-то. Шнырь не стал ждать, взял ноги в руки и рванул пешком по дороге куда глаза глядят, и шёл всю ночь, включая утро. Единственным его попутчиком был дождь — мелкий, надоедливый, какой-то вороватый; он был одновременно и врагом, и союзником. Из-за него преследователи остались ночевать в гостинице. Из-за него Шнырь потерял всякое терпение и готов был в петлю лезть, когда из серой пелены и мороси перед ним возникли три ступеньки старого трактира. Терять было нечего, к тому же у него была ночь форы (даже больше — дождик и не думал прекращаться). Закоченелый, безразличный ко всему, Шнырь ввалился в тёмное пустое помещение корчмы, без торга выложил картавому хозяину полуфлорин, заказал похлёбки, жаркого и пива... и не нашёл в себе сил уйти. Днём громыхнуло. Дождь сменился настоящим ливнем, а через час утих, и выглянуло солнце. Корчма, однако, не спешила наполняться — зал оставался пустым, если не считать какого-то усатого типа, что заявился ближе к полудню, перекинулся с хозяином приветствием и парой слов и теперь сидел возле камина, дымя трубкой и потягивая красное вино.

Хозяин с полотенцем через плечо остановился у стола, где обосновался Шнырь, собрал пустые кружки и вопросительно взглянул на Иоахима.

— Чего-то будете ещё заказывать? — спросил он. — А?

Шнырь подумал и помотал головой:

— Не... пока не буду.

— Тогда соблаговолите расплатиться.

— Чего?

— Чего, чего... — с неудовольствием ответил трактирщик. — Деньгу гони!

— А... так бы сразу и сказал.

Шнырь залез в кошель, нащупал последний полуфлорин и выложил его на стол. Несколько мгновений оба молча смотрели на монету, хозяин в ожидании заказа, Шнырь — в ожидании сдачи. Пауза затягивалась.

— Вот скажи мне, старик, — неожиданно для самого себя попросил вдруг Шнырь, — ты бы как хотел умереть?

Подобные вопросы, похоже, составляли неотъемлемую часть работы корчмаря. Во всяком случае, с ответом старикан ничуточки не медлил.

— Я, батенька, не хотел бы умирать вообще, — ответил он, подбирая со стола монетку и пробуя её на зуб. — Но раз уж всё равно придётся, то лучше бы дома, и как можно позже.

— А я вот не знаю, как бы я хотел, — признался Иоахим и переложил голову с одной руки на другую. — Вот сижу себе и думаю, что будет, когда меня уже не будет. Тебе-то, дед, хорошо: сидишь у своих бочек, протираешь кружки, копишь гроши и патары, а срок придёт — загнёшься в своей постели. А тут — пырнут ножом, столкнут в канаву, и подыхай до срока. А потом чего? «Амен, не амен, а будешь в ямен», понял? Зароют меня в землю или сожгут, вот и вся недолга. Так — черви сожрут, а этак — по ветру развеют, крупинки не найдёшь... Мерзко, да? Молчи, дед, сам понимаю, что мерзко. Вот тебе если, как лучше — чтоб сожгли или чтоб закопали? А?

Корчмарь пожал плечами:

— По мне, и то и это — всё едино. Лишь бы не живьём. Коли хотите знать моё мнение, юнкер, то вы слишком много выпили, ежели вас такие мысли начали одолевать. В вашем возрасте о жизни думать надо, о гульбе, о бабах, не о смерти. У вас впереди ещё много всего. Итак... Я могу принести ещё жаркого с капустой или с кашей вместо сдачи. Или воды, чтобы вы протрезвели, — это бесплатно. Хотите?

— К чёрту воду, — взорвался Иоахим, — и капусту с кашей, всё к чёрту! Ничего не надо! Отстань от меня, дед, понял? И так тошно. Не учи учёного.

— Ну, как хотите. — Корчмарь пересчитал монетки в кармане, выбрал три или четыре медных кругляша и столбиком сложил их перед Иоахимом. — Вот ваша сдача, вот.

Снаружи послышался топот копыт. Шнырь насторожился и завертел головой, в глазах его проглянул испуг. Однако лошадь была одна, да и приближался всадник не с той стороны, откуда Шнырь явился в «Три ступеньки», и он успокоился. Тем временем всадник подъехал к корчме, остановил коня, слез, распахнул дверь и вошёл. Это оказался высокий толстяк с мрачным одутловатым лицом, на котором застыло выражение брезгливого недовольства; он был одет во всё серое и с ног до головы испачкан грязью. Если приглядеться, на лице его и шее можно было заметить странные следы — какие-то большие пятна, волдыри, будто его кусали пчёлы. Не удостоив взглядом ни усатого, ни Иоахима, он бухнулся на лавку, поморщился, сбросил плащ, стащил перчатки, хлопнул ими по столу и коротко потребовал: