Осенний Лис - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Скирюк cтр.№ 30

— А фигурки и камень? — спросил Жуга.

Старик задумался.

— Символы эти можно толковать по-разному, — начал он. — Шарик, скорее всего, олицетворяет Вселенную, капля — текущее время, а восемь лучей звезды — восемь сторон света. Но возможно также, что шар означает землю, капля — воду, а звезда — небо. Спираль — это символ бесконечности, но может быть, и образ змеи, и тогда означает мудрость. Фигурка человека… ну, это понятно. Крест в круге отражает движение, опять же, бесконечность, а кроме того — повторение всего сущего, ибо, как сказано в Екклезиасте: «Все реки текут, возвращаясь к истокам своим…»Да… Но вообще-то это ересь. Лодка, рыбка и тройной узел были в почете у тех же ютов, но что они могут означать — мне не ведомо.

— Но ведь вы же почти все объяснили…

— Если бы! — усмехнулся Готлиб. — Пусть даже каждый рисунок в отдельности что-то значит, все вместе они бессмысленны. Вдобавок, к кельтам эта вещь не имеет никакого отношения — священным у них считалось число пять, а подвесков, как видишь, девять… Что же касается камня, то это черный опал — самоцвет более чем странный. По одним повериям, он приносит удачу, по другим — несчастье; единого мнения по этому вопросу нет.

Аптекарь повернул лежащий браслет, и черная поверхность камня вспыхнула радужными сполохами в свете свечи.

— Великолепный камень! — восхищенно сказал Готлиб. — Если мне не изменяет память, благородные опалы добывают только в одном месте — в разрушенном трахите в Червеницах.

— А где это? — спросил Жуга.

— Э-ээ… где-то в Чехии, — Готлиб протянул ему браслет, — или в Моравии… Не помню точно. Возьми. Больше я ничем не могу тебе помочь. Кстати говоря, ты мог бы выручить большие деньги за него.

— Спасибо, — кивнул тот. — Но мне что-то не хочется его продавать.

— Как знаешь…

Тут зазвенел дверной колокольчик. Готлиб пошел открывать, и вскоре вернулся с объемистым свертком. Внутри оказалась изящная шкатулка с жемчужным ожерельем, кошелек с деньгами и сопроводительное письмо от владелицы — какой-то местной богачки. Жемчуг потускнел от старости, утратил игру и блеск; письмо же содержало просьбу вернуть ожерелью первозданный вид.

— Ох уж эти женщины! — покачал головой Готлиб и улыбнулся. — Сколько раз я говорил, что жемчуг — камень мягкий, и его легко поцарапать… Ну что ж, посмотрим, чем тут можно помочь, — он повернулся к Жуге и распорядился: — Поставь воду на огонь. И принеси мне уксус и вино.

Тот кивнул, спрятал браслет обратно в мешок и пошел наверх за уксусом.

* * *

— Кружка пива на ночь — лучшее снотворное, — рассуждал, укладываясь спать, Яцек. — Если снится всякая гадость — выпей, и все как рукой снимет. — Он протянул перевязанную руку и взял со стола кувшин с пивом. Отпил. Глянул вопросительно на Жугу.

— Будешь?

Жуга сидел на кровати, сложив ноги кренделем и запустив пятерню в нечесаные рыжие волосы, разглядывал задумчиво рассыпанные по одеялу травы и коренья. Поднял взгляд.

— Нельзя мне пить сегодня, — сказал он. — Ты скажи-ка лучше, кофей у тебя есть еще?

— Есть, — кивнул Яцек. — А что?

— Да так, ничего… Просто, я почти все травы свои Готлибу сбыл. Ты бы дал мне щепотку, а?

Тот пожал плечами:

— Возьми, разве жалко. Да только не уснешь ведь потом.

— Ничего, я уж как-нибудь…

Стемнело.

Вскипятив в горшке воду, Жуга отобрал каких-то трав из своего запаса и приготовил настой. Насыпал на ладонь горку пахучего коричневого порошка, постоял, размышляя и прикидывая, потом махнул рукой и бросил его в кипяток. Подождал с минуту, отцедил через тряпицу получившийся взвар, покосился на Яцека (тот уже спал), выпил все и залез под одеяло.

Было тихо. За окном накрапывал дождик-полуночник. Легкие капли шуршали по крыше, стекали кривыми дорожками по стеклам. Изредка сквозь туманную пелену туч проглядывал бледный серп осенней луны. Жуга лежал, глядя на косой чердачный потолок и чувствуя, как оплетает глухим пологом мысли вязкая, тягучая дрема — черные травы тянули за собой. Дурман крепчал, давил на виски, гнал мысли прочь, и лишь сила чужеземного напитка не давала Жуге скользнуть в черную воронку сна целиком.

И тут, непонятно откуда нахлынул вдруг слепой беспричинный страх.

Он лился в окно, плясал на потолке с бликами лунного света, сочился сквозь щели в полу, лез под дверь, таился под кроватью, шелестел мокрыми лапками по крыше. Грудь сдавило: воздух напитался страхом, как осенний мох — водой. Что-то зыбкое и неуловимо чужое, царапаясь, пыталось пролезть внутрь извне, как путник дождливой ночью стучит в запертую дверь. Сердце вдруг замерло, а через мгновение черная пелена поднялась, и Жуга увидел, как…

* * *

…город разлегся на поверхности земли неровной каменной коростой, таращился в темноту слепыми пятнами одноногих масляных фонарей, скрипел на ветру ржавыми петлями ворот и ставней, и повсюду в нем — в каменных подвалах, под хрупкой черепицей крыш, в пустотах старых стен, и даже — в часах на ратуше копошился, жил своей тайной ночной жизнью серый крысиный народ. Маленькие создания сновали по улицам, добывая еду и разыскивая убежище, изгоняли врагов и чужаков, содрогались в экстазе единения и растили потомство, и надо всем этим скользил туманным крылом всепоглощающий СТРАХ. Ночь всегда принадлежала им, но только не сейчас, не теперь, когда что-то непонятное творилось здесь, когда…

Серое на черном.

Наконец-то ночь, ночь, когда не режет глаза противный свет, и не надо суетиться! Но придет день, и ОНО опять погонит нас, погонит слепо и злобно, и мы, не отдыхая, словно загнанные в угол, снова выйдем из своих укрытий. И мы выходим…

мы грызем…

бежим…

ломаем…

кусаем…

…и не можем остановиться, потому что нам страшно, страшно, страшно!!!

* * *

Яцек проснулся среди ночи, разбуженный непонятными звуками, и некоторое время лежал неподвижно, настороженно прислушиваясь. Выглянул опасливо из-под одеяла.

В мансарде было холодно. За окном, подсвеченные матовой луной, неслись по небу рваные клочья облаков. Шел дождь. Яцек повернул голову и различил в зыбком полумраке фигуру Жуги на кровати. Рядом на полу чернело в световом пятне тонкое неровное кольцо, словно бы очерченное углем.

На первый взгляд казалось, что Жуга спит, но вскоре Яцек пообвыкся в темноте и увидел, что глаза у того открыты. Правая рука Жуги свешивалась с кровати, касаясь досок пола, и согнутые костяшки пальцев отбивали причудливый, замысловатый ритм. Дом молчал, окутанный сном, и негромкий этот перестук разносился дробным эхом в ночной тишине, будоражил мысли, вызывая из глубин памяти что-то очень древнее, смутно знакомое, но потом благополучно забытое. Яцек лежал, затаив дыхание, гадая, чем все это кончится, и уже начал было снова засыпать, как вдруг стук прекратился. Жуга поднял голову с подушки и вытянул шею, глядя в дальний угол. Яцек тайком покосился туда же и невольно вздрогнул — там, в кромешной темноте поблескивали чьи-то огромные — с грецкий орех — глаза.