Сказки зимнего перекрестка - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Ипатова cтр.№ 76

Онор посидела минуту, соображая, а потом с фырканьем уткнулась лицом в колени.

— Господи, — сказала она задушенным голосом, — вот стыд-то!

И услышала в ответ сдавленный смешок.

— Не переживай! Я тоже в первую очередь припомнил, чего наговорил тебе, и ужаснулся. Квиты.

Онор вынула нос из коленей и огляделась. Реджи подобрал для привала уютную балку, основательно заросшую ракитником, дававшим надежную защиту от ветра. Одной стороной балка выходила к реке, и отсюда было видно, как морщатся и рябят ее стальные воды.

— Слушай, Реджи, — вдруг осенило ее, — а ведь я знаю, откуда взялась эта Абигайль. У Билиссо задолго до меня была ученица, он постоянно мне ее «не в пример» ставил. Он выгнал ее прочь, узнав, что эта особа ухитряется нарушать Первый закон всякой магии, а именно — закон Равновесия, который состоит в том, что ты получаешь ровно столько, за сколько в состоянии заплатить. Она не платила ни за что. Только… ох, Реджи, — тут ее глаза заискрились, — если Абигайль и есть та самая ведьма, то она старше тебя как минимум лет на десять!

— Думаю, эти твари в Камнях заставят ее заплатить за все. Интересно, король все еще аукает ее у входа в Обитель?

Онор засмеялась, представив эту сцену. Она все смеялась и никак не могла остановиться, в приступе безудержного веселья колотя ладонями по плащу возле себя.

— Ой, а эти-то! Ну, подумать только! Полусонные, неприятно разбуженные диссонансом. Они, конечно, помогли нам, спору нет, но ведь не из лучших побуждений, а только потому, что им спать помешали! Высший разум… кой черт, высший? Духи земли и неба, Реджи, я-то к ним — за разумом и чувством, молилась еще на них, не подозревая, что сами мы с тобой в сто раз лучше! Эльфы они там или кто, а только дура я была, когда таращилась на них, задрав голову.

Они, скажите пожалуйста, могут существовать лишь там, где никто никого не ест и никто никому не причиняет страдания. Вспомни, как все мертво в Обители. При этаких-то условиях и жизни нет! Интересно… до какой степени я могла с ними вляпаться? Слыхал, они бы еще и изучать меня взялись да разобрали бы по косточкам.

Под все эти речи Реджи сунул ей жестяную кружку с фирменным кофе «по-рыцарски». С видимым удовольствием Онор погрузила лицо в горячий белый пар.

— Нет, — решительно заявила она, — с пришельцами покончено. Пускай сосут из другого дурака. Может, я чего по глупости и не понимаю, а только мне то местечко, кажется, дорого встало.

— Может, расскажешь? — с деланным безразличием поинтересовался Марч, когда оба они подкрепили силы. — К чему было все это? Я имею в виду «Роно».

— А чего тут объяснять? — откликнулась девушка. — Разве может женщина как-то проявить себя в этом мире исходно мужского превосходства? Чтобы добиться хоть какой-то устойчивости, нашей сестре приходится искать себе мужчину, способного создать ей общественное положение. Билиссо весьма доходчиво объяснил мне это еще в детстве. Как иначе могла я поиграть с вами на равных? Даже у лучших из вас эпитет «женский» звучит пренебрежительно. Вы считаете, что имеете право поступать с нами непорядочно, а то и вовсе подло, и полагаете, что мы не в состоянии оценить и назвать ваши поступки так, как они того заслуживают. Кто такая Онор? Девка из черни? Вы нас только в койке и слышите. Вон как Абигайль, она это тоже знала, и именно сюда приложила свое Могущество. Ну, во-первых, как справедливо отметила эта стерва, рожей я не вышла, а во-вторых… кто сказал, что мне бы такого захотелось? Кормить, обстирывать, обшивать и ублажать в постели самовлюбленного пьяницу, который колотил бы меня всякий раз, как ему поблазнится, что я не так на него взглянула, и каждую минуту знать, что эта колода в подметки тебе не годится? Что я объезжаю его на каждом повороте? Благодарю покорно! Умом я с любым из вас потягаюсь. Короче, штаны я надела, чтобы от слов моих не отмахивались и чтобы сила моя не пропадала даром. И кое-что на этом деле я выиграла. Мир повидала. Он так велик, Реджи, и столько в нем чудес!

— Но ты могла бы воспользоваться магией, чтобы укротить любого самовлюбленного пьяницу, заставить его поклоняться тебе и носить на руках…

— Как Абигайль? — Она вздохнула. — Похоже, я из тех, кому не дано обращать свою силу на свое же благо. Это вопрос этики.

— Ну, ты даешь. — Марч помотал головой. — Женщина, пытающаяся сохранить инкогнито в военном лагере. Это же… чертовски неудобно!

— Ага! — согласилась Онор. — Вы, мужчины, наверное, даже не в силах представить, насколько вы становитесь отвратительны, когда предполагается, что на вас не смотрят оценивающие женские глаза. Большая часть моей мизантропии родом из Аравийской пустыни.

— Да, — неохотно признал Реджинальд, поразмыслив, — наверное.

— Чертова Абигайль, — с неожиданной досадой сказала Онор. — Все было нормально, и вот… Никак не предполагала, что придется вести подобный разговор. Хотя, впрочем, какая разница…

— А ты что скажешь? — минуту помолчав, сменила она тему. — Теперь ты взял наше приключение в свои руки. Куда мы двинемся теперь? Разумеется, если ты не возражаешь против «мы»?

Реджи сделал отрицательный жест.

— Все те же у меня планы, на бегу не поменяешь. Чтобы покинуть страну, нужны деньги, а мне, как «государственному преступнику», никто и куска хлеба не подаст. Сунься к любому из старых друзей, тот тебя с дорогой душой и заложит. Поэтому, как только ты сможешь идти, мы с тобой прогуляемся до моего родного графства. Есть на этом свете один человек, которому может оказаться небезразличен… тот, кем меня сделали. Не рыцарь, не граф и даже не Марч.

Онор разинула было рот на эту неожиданную горечь в его голосе. Ей казалось, Реджи стоически перенес свои потери. Впрочем, то было в Обители, там, где ни за что не стоило ручаться, а сейчас вокруг был реальный мир, и тут чего-то стоили реальные потери, а потому рот она поспешила захлопнуть, вовремя вспомнив, что теперь она — дама. По крайней мере в глазах Реджи.

— Будем считать, что не все пропало, — между тем подбодрил он сам себя. — Все будет гораздо хуже, если и она поверила в эту сказку о государственной измене… Если и она отреклась…

— Она? — переспросила Онор, почему-то уверенная, что он имел в виду брата. — Это женщина?

Долог был их пеший путь. Они оставляли за собою многие мили, и об этом их путешествии рассказать практически нечего. Им случалось голодать, почти всегда они испытывали холод, и шли то молча, погруженные в думы, каждый — в свои, то говоря о том, что волновало и о чем нестерпимо хотелось поговорить. Временами они жестоко спорили, ссорясь почти насмерть. Однако связь общей дороги не позволяла им разойтись в стороны: каждый со всей очевидностью сознавал, насколько невыносим был бы этот путь в одиночку.

Однажды они преодолевали каменистую пустошь без конца и края, просвистываемую промозглыми ветрами прибрежья, где лишь изредка попадались мертвые, высохшие деревья с отслоившейся корой, искалеченными, искривленными сучьями грозящие низкому серому небу, в котором не было ни единого просвета. Измученные многочасовым переходом, сопровождавшимся ежесекундным риском сломать неверно поставленную ногу, путники нашли расщелину поуютнее, забились туда, разожгли небольшой приветливый костер, приготовили ужин и съели его в молчании.