Стрела амура - читать онлайн книгу. Автор: Сандра Мэй cтр.№ 34

Лизе Кудроу ничего хорошего не снилось. Только одинокий остров, зеленый и лиловый, белоснежный по краям, посреди серой глади моря. Дом на высокой скале. Теплый желтый свет окон. И все это стремительно удалялось от Лизы, превращаясь в ослепительно яркую искорку, от которой болело сердце.

* * *

Джон Брайтон сидел возле стола в гостиной и механически щелкал крышечкой бархатной, коробочки. Открыто… Закрыто… Открыто… Закрыто…

Он ворвался в дом с веселым воплем клоуна «А вот и я!», но Молли и Сэди прятали глаза, а Брюс, появившийся наверху лестницы, был бледен и напряжен. Тетя Агата, наоборот, выглядела неестественно оживленной, суетилась, покрикивала на девушек, норовила сама отнести сумки по комнатам…

И все было странно, до ужаса странно, и Джон почувствовал ужасающую, паническую тревогу, шагнул вперед и громко спросил:

— Где Лиза, тетя Агата?

И она ответила.

Лизы нет. Лиза уехала в Штаты. Если все будет хорошо, то на следующий год Лиза ждет Брюса на каникулы в Батон-Руж. Конечно, если позволит Джон.

Она будет писать, обещала. Что? Лично Джону? Нет, ничего не передавала. Сожалела, что срочно уезжает, но там вроде бы появилась вакансия воспитательницы, это неплохой шанс устроиться на работу, надо воспользоваться.

Открыто… Закрыто… Открыто…

Брюс прекрасно себя ведет. Скучает по Лизе, да, но они хорошо расстались. Да, она уже переговорила с учительницей, так что Джону почти ничего не надо делать. Брюсу тоже, кажется, понравилась школа…

Закрыто… Открыто… Закрыто…

Тетя Агата, по обыкновению, готовилась перейти к изложению одного из бесчисленных случаев из жизни, иллюстрирующему данную ситуацию, но Джон не дослушал, аккуратно поставил коробочку в середину стола, встал и вышел в сад.

Дождь не шел — моросил, слабенький, но постоянный, и водяная взвесь стояла в воздухе, даже не падая на землю. Джон попытался вдохнуть до конца, но в груди закололо, и он махнул рукой, пошел так, без воздуха.

Желтый дождевик и огромные малиновые сапоги маячили в зарослях шелковиц. Брюс повис на изгороди и смотрел в море. Из этого уголка сада открывался на редкость дикий и потому успокаивающий пейзаж. Джон подошел и повис рядом.

Они и с Шоном сюда раньше убегали, когда отец ругался. Убегали и висели часами, глядя на море. Потом, уже в сумерках, тетя Агата приходила забрать их домой…

Брюс шмыгнул носом и буркнул:

— Это из-за меня…

Джон вяло покачал головой.

— Нет. Из-за меня. Тебя она любит.

— Она и тебя любит. Но я… капризничал.

— А я не сказал сразу того, что должен был сказать.

Помолчали. Дождь шелестел в листьях, словно оплакивал одиночество двух суровых мужчин.

Потом Джон негромко и как-то безразлично сказал:

— Я там привез… Кое-какие бумаги. Надеюсь, ты будешь не против. Разумеется, можешь и дальше звать меня, как захочешь, просто… официально я все оформил.

Брюс покосился на дядю из-под капюшона и опять шмыгнул носом.

— Чевой-то?

— Не чего, а что… Впрочем, неважно. Я привез документы об усыновлении.

Брюс немного подумал и осторожно уточнил:

— Об усыновлении меня тобой?

— Ну да.

— То есть ты хочешь, чтобы я был как будто твой ребенок?

— Не как будто, а просто — мой. Ты и так мой племянник. Сын моего брата родного. Ничего эти бумаги не меняют. С ними просто проще…

— Меняют.

— Много ты понимаешь!

— Много. Меня никто никогда не хотел забрать насовсем. Опекуны были, а родителей — нет.

— А Лиза?

— Мы с ней очень дальние родственники. Но с ней мне очень хорошо живется… жилось. А потом я все испортил. Особенно сейчас.

— У тети Агаты набрался? Потом — а особенно сейчас…

— Я, понимаешь, дядя Джон, испугался.

— Чего ты испугался?

— Что вы с Лизой поженитесь, и вам будет не до меня, а потом у вас родится чего-нибудь, и тогда я опять буду приемный, и никакой не наследник — ты не думай, я не от жадности! — просто мне сказали, что здесь такие законы… А ведь ваш с Лизой ребеночек будет сыном старшего сына, а я — сын младшего…

Голос мальчика погас, сорвался на сиплый, полный слез шепот. Потрясенный Джон смотрел на поникшую фигурку в желтом дождевике и ругал себя последними словами. Идиот-профессор! Археолог человеческих душ! Рядом страдал и боялся маленький одинокий мальчик, рядом самая лучшая девушка на свете принимала тяжелое решение, а он самозабвенно рылся в кургане и самонадеянно полагал, что отныне жизнь всегда будет прекрасна и удивительна!

Джон откашлялся и за шиворот снял Брюса с изгороди.

— Вот что, парень. Я нагородил, ты нагородил — надо нам что-то с этим делать. Ты скажи мне, нужна нам Лиза?

— Да!

— Поедем за ней?

— Да! Только она не вернется.

— Вернется. Надо просто хорошо попросить. Пойдем, оценишь, там я привез…

— Чего еще?

— Не чего, а… ладно, пойдем.

* * *

Сентябрь в Батон-Руж — это много солнца и всех оттенков золота и зелени. Птицы выводят третье по счету потомство за лето, Миссисипи из серовато-желтой становится свинцово-серой, и только небо, странно высокое и прозрачное, напоминает о том, что на дворе все-таки осень.

Пятница была коротким днем, малышню из сада разобрали рано, и Лиза Кудроу решила навести порядок в доме прямо сегодня, чтобы суббота была полностью свободна.

Она проскакала по дорожке, открыла дверь, пронеслась вихрем по комнатам первого этажа, открывая все окна, потом взлетела на второй этаж. Здесь теперь тоже царила чистота, и, хотя вся мебель была заботливо укутана в чехлы, сияли чисто вымытые стекла, пол был натерт, и стояли в больших напольных вазах цветы…

Лиза по-прежнему жила на первом этаже, но по возвращении из Англии ей вдруг стала невыносима мысль о пыльных и затхлых комнатах нежилого этажа. Конец августа она убила на уборку старого дома, и теперь по праву могла гордиться собой. Чистоту наверху оставалось только поддерживать, а внизу она убираться привыкла.

Работу ей мистер Карч подыскал, группа малышей была небольшая, и все они были смешные до ужаса, Лиза только с ними и забывалась. Дома тоже старалась все время что-то делать, потому что иначе в голову лезли всякие мысли, а то и слезы наворачивались на глаза — она стала очень плаксивой в последнее время.

Видимо, из-за слез с утра ей не хотелось не только вставать, но и жить в принципе. Или дело было в том, что семь часов — это нереально рано?