Тигр в колодце - читать онлайн книгу. Автор: Филип Пулман cтр.№ 44

— Да?

— У вас есть меню? — спросила Салли.

— Чего?

— Что у вас есть покушать?

— Как всегда. Сосиски, картофельное пюре, тушеные угри, жареная селедка, двухпенсовый пирог.

— Пирог, пожалуйста, и…

— Пюре?

— Да, пюре.

— А малышке? Как тебя зовут? — склонился он к Харриет, которая внимательно за ним наблюдала.

Она тут же спрятала лицо в рукав Салли.

— Ее зовут Харриет, — сказала Салли. — Мы съедим пирог с пюре на двоих, если вы будете так добры и принесете ей ложку и вилку. Да еще чашку чая и стакан молока, — добавила она, надеясь, что в этом заведении подают подобные напитки.

Официант кивнул и, подмигнув Харриет, пошел исполнять заказ. Салли тихонько посчитала оставшиеся деньги: восемь шиллингов семь пенсов. А еще только вчера… Если бы она догадалась взять с собой деньги…

Нет. Не надо думать об этом.

Их двухпенсовый пирог оказался огромным. Корочка была очень толстой, подливка — ароматной, а тарелка горячей, и Салли поняла, что с голода они не умрут. Всему свое время. Она отрезала пару кусочков от пирога и отодвинула на край тарелки, чтобы те немного остыли, — это для Харриет.

Девочка уже окончательно проснулась, глаза ее горели, щечки зарумянились, сна не осталось ни в одном глазу. Очень вовремя, подумала Салли; она была рада, что Хэтти не спит. Подув на один из кусочков пирога, чтобы побыстрее остудить его, Салли на ложке дала его Харриет; об этикете сейчас можно не думать.

Пирог они съели полностью, но часть пюре пришлось оставить, потому что для него места уже не было. Салли задержала взгляд на тумбе с афишами и начала слово за словом читать Харриет афишу мюзик-холла. Она показывала пальцем на строчку, чтобы дочка могла за ней уследить, и объясняла ей, кто такой жонглер и кто такой сеньор Чавес — мексиканский Человек без костей. Девочка сидела счастливая и слушала; понимала она всего десятую часть, но это был мамин голос, и вместе им было тепло и хорошо.

— Пудинг, миледи? — вдруг услышала Салли. Она обернулась; официант обращался к Харриет, та, в свою очередь, озадаченно уставилась на него. — У нас это… есть вареный пудинг из сливы, пудинг с фруктовым джемом и заварным кремом, вареный пудинг с изюмом…

— Нет, спасибо, — ответила Салли. — Но нам очень понравился пирог. Можно счет?

— А? Ах да, значится, так. Двухпенсовый пирог и пюре, соус, чай, молоко… С вас пять пенсов, красавица, — сказал он.

Она дала ему шесть пенсов, сказав оставить себе пенс. Он поднял брови. Она подумала: не надо было давать чаевые… может, здесь это вообще не принято? Или она дала слишком мало? Может, дать больше?

Но официант бросил монеты в карман жилетки, собрал тарелки, приборы и сказал тихо:

— Всего хорошего, красавица. Слушайте, можно вам сказать кое-чего? Вас не одежда выдает, а голос. Говорите погрубее — и сойдете за свою. Привыкнете.

Салли открыла рот, чтобы ответить, но не знала, что сказать, оставалось лишь кивнуть. Официант вытер стол грязной тряпкой и скрылся на кухне.

Что ж, снова на улицу, подумала Салли и взяла на руки Харриет. Дочь была тяжелой, с пирогом в животе, или ей просто так казалось от усталости. Салли прекрасно понимала, что голос ее выдает. Но она не умела говорить на кокни: никогда — никада, сейчас — щас, нет — не… Нет, получалось глупо. Когда она пыталась притворяться, выходило только хуже.

Что же им делать?

Харриет была весьма весела, мама несла ее, а она глазела по сторонам на рыночные ряды, бары, магазины, на то, как люди покупают, продают, сплетничают и спорят. Салли тоже чувствовала себя довольной, пока они шли по улице; фонари излучали свет, такой театральный, переменчивый. Она чувствовала себя невидимой. Вряд ли кто-нибудь сейчас смотрел на них. Салли ощущала себя в безопасности.

Но она страшно устала. Подумала, что усталость заставляет чувствовать себя пьяным, хотя сама никогда не напивалась. Правда, однажды она не устояла перед парами опиума, и вот эта валящая с ног усталость напомнила ей ту дурманящую беспомощность…

Салли не помнила, сколько они блуждали, не знала, где они находятся. Единственное, что имело для нее значение, — они были свободны. Временами они проходили мимо домов с надписями «Сдается жилье» или «Комнаты для туристов», в одном окне Салли увидела простую табличку «Комнаты». В тусклом свете газовых фонарей все выглядело неприглядно: маленькие мрачные дома с грязными окнами.

Магазины и лавки стояли открытыми допоздна. Было уже сухо, и небо прояснилось. Они прошли мимо магазина поношенной одежды, в витрине были вывешены одеяла. Повинуясь какому-то внутреннему порыву и не обращая внимания на дурной запах, Салли зашла внутрь и купила два одеяла за четыре пенса. Они уже потратили десять пенсов, зато поели и теперь могут согреться. Она не помнила, когда вышла из магазина, что сказала старику и каким голосом, не помнила даже, что он не выявил ни малейшего удивления.

На противоположной стороне улицы стояла церковь, ее окружали черневшие в темноте деревья, рядом вроде была скамейка. Во мгле трудно разглядеть. Да, Салли нашла ее, это была скамейка, сухая, так как располагалась под пологом веток тисового дерева.

Она вытряхнула одно из одеял и расстелила, как простыню, на скамейке под неодобрительный взгляд Харриет. Затем села, взяла дочку на колени, обернула их обеих другим одеялом, завернула концы нижнего наверх и откинулась на спинку.

— О, Хэтти! — шептала она. — Что бы сказал твой папа, увидев нас здесь? Знаешь, что? Он бы сказал: «Локхарт, ты не в своем уме. Можешь прятаться по всей Англии, где угодно, а ночуешь на скамейке в Ист-Энде». Он бы велел мне встретиться с врагами лицом к лицу, это точно. Быть стойкой и показать им всем…

Харриет лежала, прижавшись к ней, большой палец во рту, убаюканная маминым шепотом и согретая теплом ее груди. Через секунду Салли продолжила, ее дыхание слегка шевелило мех на шляпке Харриет:

— Фред, что мне делать? Кажется, у меня появилось слишком много врагов, и я даже не знаю, кто они и что им нужно… зачем они хотят… Но ты ведь знаешь, что они никогда ее не получат. Ты ведь знаешь, я никогда ее не отдам. Я умру за нее. Ты ведь знаешь! О, Фред, вечно ты отвечаешь одним только молчанием… А эти деньги, Фред, сегодня утром… Некоторые, из тех, кто обитает здесь, живут года четыре на такую сумму. Они бы глазам своим не поверили, если бы увидели такие деньги. Эти бедные женщины, Фред, закладывают соусницы за гроши… У меня ничего не осталось…

— Не осталось, — пробормотала Харриет во сне.

— Не осталось, — повторила Салли, поглаживая дочь по щеке. Затем снова зашептала: — Ничего не осталось. Но те, другие деньги меня волнуют гораздо больше. Если бы Маргарет смогла продать несколько акций, сейчас все было бы хорошо. Маленький домик, не знаю, в Хэмпстеде или еще где, Сара-Джейн приехала бы и присматривала за Харриет, я бы сменила имя — миссис Джонс — и начала бы свою войну. Я бы смогла, Фред. Ведь я уже это делала, правда? Сражалась и побеждала. Но тогда у меня был ты. И я знала, против кого сражаюсь…