Бессердечная Аманда - читать онлайн книгу. Автор: Юрек Бекер cтр.№ 27

Он долго не мог придумать повод для звонка. Теперь, когда у него были основания надеяться, что она и сама не прочь встретиться с ним, ему, пожалуй, необязательно было прибегать к каким-то особым военным хитростям. «Нет ли у вас случайно желания встретиться со мной?» «Что, если нам встретиться?» «Может, вы все-таки покажете мне хоть пару страниц вашей рукописи?» «Я слышал, вы пытались выяснить мой номер телефона — я к вашим услугам». «Мне бы очень хотелось еще раз увидеть вас». Он бы с удовольствием как-нибудь подсунул ей свой номер телефона, но как? Просить об этом своего приятеля Бородатого он не мог, а других общих с ней знакомых у него не было.

Проще всего, конечно, было дождаться своего дня рождения. Он мог бы устроить вечеринку по случаю своего сорокавосьмилетия (чего он не делал уже много лет) и пригласить Луизу в числе многих гостей. Но ждать еще три недели он не хотел. Наконец в какой-то момент все эти уловки и соображения вдруг показались ему глупыми и унизительными. Он выпил коньяку и, приказав себе быть спокойным, решительно направился к телефону. «Если она мне откажет, я от этого не стану хуже», — успел он еще подумать, набирая ее номер.

Трубку снял не муж и не ребенок — он услышал голос Луизы. (В первой редакции ему ответил муж Луизы, но ничего интересного из этого не получилось, это была просто лишняя потеря темпа.) В трубке слышен был телевизор — не радио, а именно телевизор: он узнал голос из фильма, звук которого только что выключил у себя. Изображение осталось, а звук шел из ее квартиры. Луиза не скрывала, что обрадовалась его звонку. Пару дней назад, сказала она, она пыталась узнать номер его телефона, но тщетно. Рудольф ответил, что именно поэтому и звонит, и почувствовал себя мелким воришкой — именно ссылку на ее попытку связаться с ним он еще минуту назад считал самым нечестным из всех возможных вариантов. Она, по-видимому, все же решилась показать ему свою рукопись, спросил он.

Она ответила после долгой паузы: «Вы угадали». Что это была за пауза? В их разговоре теперь вообще было много пауз, они говорили друг с другом как люди, которым некуда спешить: то и дело молчание, сигнализирующее о том, что смысл разговора не столько в обмене информацией, сколько в самом общении. В одну из таких пауз он сказал: «Сейчас она обнаружит пропажу любовных писем». Сначала Луиза ничего не поняла, но через несколько секунд решила загадку без его подсказки. Она захихикала, выключила телевизор и сказала, что никогда бы не поверила, что настоящие писатели тоже смотрят такие дурацкие фильмы.

Во время следующей паузы он собрался с духом и сделал признание, развязавшее ему руки. Он сказал, что это всего лишь наполовину правда — то, что он решил позвонить ей только после того, как узнал о ее безрезультатной попытке связаться с ним; вернее, это чистая ложь. Он сам позвонил Бородатому, чтобы узнать ее номер. Зачем? Затем, что ему хотелось увидеть ее — если уж обходиться без громких слов; увидеть с рукописью или без оной. Затем, что он очень редко встречает людей, с которыми ему хотелось бы встречаться часто.

Луиза не побоялась признаться, что хотела позвонить ему приблизительно по той же причине. Она только дома поняла, что и сама расстроилась от того унылого впечатления, которое, должно быть, произвела на него в ресторане. Она гораздо общительней, чем это могло показаться в тот вечер. Все дело, наверное, было в цейтноте и первых симптомах гриппа, которые она к тому времени почувствовала. Во всяком случае, она сидела, надувшись как сыч, и он, наверное, решил, что она пошла с ним только для того, чтобы испортить ему вечер.

Рудольф слушал все это, затаив дыхание от восторга, причем единственное в ее словах, что его действительно интересовало, — было то, что она согласна встретиться с ним. Более того, она явно и сама хотела увидеть его; у него в голове все смешалось от мысли, что она, возможно, даже влюбилась в него.

Они условились встретиться на следующий день в кафе.

Утром, в день этого знаменательного события, Аманда позвонила и сообщила, что встреча отменяется: у ее подруги, у которой она рассчитывала оставить ребенка, изменились обстоятельства, а другой возможности она не видит. Она не знает, когда ее муж вернется из редакции; это, конечно, можно было бы выяснить, но ей, признаться, неприятно оставлять сына с мужем для того, чтобы затем отправиться на встречу со мной. В первое мгновение мне это показалось грубоватым, но уже в следующую секунду я, наоборот, увидел в этом необыкновенную тонкость. Я предложил ей оставить ребенка у моей матери, самой искусной и восторженной няньки из всех, кого я знал, но Аманда сказала: «Нет-нет, это совершенно невозможно». (И все же мне понравилась идея ввести в игру мою матушку; причем я не придумал это на ходу, я сознательно предложил ее в качестве няньки. Тот, чья мать отважно садится вместе с детьми в тележку на американских горах или прыгает в бассейн, не может быть стариком.)

Я ждал, когда Аманда сама назначит новую встречу, и лишь в самом крайнем случае намерен был взять инициативу в свои руки. Она сделала это с такой простотой и таким безразличием к соблюдению «правил игры», что я решил оставить свои ужимки и прыжки, направленные на сохранение престижа. Она сказала, что на следующей неделе я могу выбрать любой день, и я решил тут же, не откладывая в долгий ящик, воплотить свой благой порыв в дело и выбрал понедельник. Еще во время нашего разговора, листая свой ежедневник, я понял, что как раз понедельник для меня далеко не самый удачный день. Мне пришлось бы отменить интервью и один визит, но я не стал отказываться от своего слова. Аманда удивила, я бы даже сказал, ошеломила меня своим приглашением прийти к ней домой. Если вы ничего не имеете против, прибавила она. Как я мог отказаться? Никогда еще в своей жизни, получив приглашение женщины прийти к ней домой, я не был так далек от понимания истинных мотивов такого приглашения! Чего мне следовало ожидать от этого визита? Где будет ее муж? В командировке? Отвезет ли она ребенка подруге или оставит дома? Может, она хочет предъявить меня кому-нибудь в качестве трофея? И самое сумасшедшее предположение: может, она чувствует мою робость и решила таким образом помочь мне преодолеть эту робость и пригласить ее в следующий раз к себе?

Я долго готовился к церемонии визита, обдумывал каждую мелочь. Например, цветы — нужно ли дарить цветы? Какие цветы? Много роз? Или, наоборот, всего несколько штук? Красные розы? А может, вообще не розы? В конце концов я купил коробку шоколадных конфет; может быть, чересчур большую. Галстук? Просто рубаха? Или пуловер? Кожаная куртка или пиджак? Джинсы или шерстяные брюки? Душиться? Не душиться? Одним словом — куча жизненно важных решений. Когда я, стоя в трусах перед зеркалом, выбирал рубаху, позвонил мой брат Бенно. Я сказал ему, что у меня сейчас нет времени для телефонных разговоров: я готовлюсь к свиданию с женщиной моей мечты. От любопытства он даже начал заикаться и засыпал меня обычными вопросами. Узнав, как долго я с ней знаком и что она к тому же замужем, он сделал тот единственный вывод, на который был способен его посредственный ум: о моей невменяемости. Впрочем, это для него привычная картина, прибавил он, ничего другого от моих отношений с женщинами он и не ожидал. Я сказал: не всем же так везет, как ему с Доротеей, на что он язвительно попросил прислать ему приглашение на свадьбу хотя бы за месяц, а не за несколько дней, как в прошлый раз. Он финансовый служащий, живет в Рурской области, и его супружеская жизнь вряд ли может стать предметом зависти даже для самого отчаявшегося холостяка. Я решил надеть светлый пуловер, но вдруг обнаружил дыру, проеденную молью прямо на груди, и уже в последнюю минуту вынужден был все же надеть рубаху с первым попавшимся под руку галстуком. Ввиду уже упомянутого отсутствия пальто и все еще холодной зимы, мне пришлось надеть еще и нижнюю рубаху из ангорской шерсти, подарок матери; в ней в любую погоду чувствуешь себя как в июле, но выглядишь еще толще, чем ты есть на самом деле. Может, я еще когда-нибудь заставлю проделать Рудольфа все эти фокусы с переодеваниями: до сих пор они мне казались достойными какого-нибудь пятнадцатилетнего Ромео, но теперь, по прошествии стольких лет, я нахожу их трогательными.