Миллион открытых дверей - читать онлайн книгу. Автор: Джон Барнс cтр.№ 29

Я подошел к стойке и пристально посмотрел на Торвальда, но тот снова занялся расстановкой бутылок и на меня не глянул. Я обернулся и взглянул на гобелен.

Я знал, что свет не правильный, поэтому не придавал этому особого значения. Темные, богатые оттенки аквитанских гобеленов создавались за счет сочетания ярких красок с красноватым светом Арктура — по типу того, как старые мастера добивались богатства полутонов за счет затемнения глянца.

— Это называется «гобелен», — сказал я, стараясь говорить как можно более непринужденно, но при этом мысленно молясь о том, чтобы у этих варваров-прагматиков осталась хоть какая-то толика эстетического чувства. — А вам понравилось то, что вы почувствовали?

Он посмотрел на меня и ответил:

— Яп. Вроде бы. Нет, правда понравилось. Это для этого и предназначено — для того, чтобы фокусировать чувства?

— Сказано неплохо, — отметил я и решил, что над эстетикой речи Торвальда можно будет поработать позднее. Сейчас же я искренне радовался обнаружению у него эстетического чувства, пусть оно и было извращенным.

Он слегка покраснел.

— А я подумал, что это для того, чтобы… ну, чтобы согревать стену. Не в буквальном смысле, не как одеяло, а для того, чтобы отгородить комнату от холодной стены. В школе я слышал о том, что в домах у вас очень холодно, и решил, что для этого вам и нужны эти гоблины.

— Гобелены, — поправил я и подумал о том, что два предстоящих года на Нансене могут оказаться очень, очень долгими. — А вы обратили внимание на этот гобелен до того, как я включил свет и сделал его желтоватым?

— Ну да… но… гм-м-м…

Вид у Торвальда был такой смущенный, что он напомнил мне Маркабру, которого я как-то раз, давным-давно, застал в постели с моей первой настоящей entendedora — как раз перед тем, как мы с ним впервые по-настоящему подрались на дуэли.

— Позвольте, я вам кое-что покажу, — предложил я. — Если, конечно, не имеете ничего против того, чтобы на несколько минут вместо робота стать подопытным объектом.

Тут я оказался не прав.

— О нет, нет, мне ничем нельзя заниматься, кроме работы. Я здесь только для этого. Сам не знаю, что это на меня нашло.

Он отвернулся к стойке и начал старательно расставлять бутылки по местам. Мне жутко захотелось стукнуть его.

— Это называется эстетическим опытом, — проговорил я сдержанно. — Вот что на вас «нашло». Такое доводится ощущать многим людям. Это совершенно безвредно, но лекарства от этого не существует. По крайней мере мне такое лекарство неизвестно. Но здесь, у вас, в Каледонии, оно, может быть, и существует.

Торвальд продолжал расставлять бутылки, но я заметил, как он весь подобрался.

— Вы смеетесь надо мной, — сказал он, не оборачиваясь.

Так оно и было, поэтому я, естественно, сказал, что это вовсе не так, и принес Торвальду все извинения, на какие только был способен.

— Послушайте, — проговорил я, когда он наконец осмелился на меня посмотреть, — но мне действительно очень хотелось бы вам кое-что показать. Не могли бы вы задержаться на полчасика после окончания смены, чтобы мы поговорили? Вы станете подопытным субъектом, а ваше время я компенсирую тем, что угощу вас.

— Да, пожалуй, можно было бы, — отозвался Торвальд, водрузил на полку последние несколько бутылок. — Какие еще будут поручения?

— Развесить люстры в танцевальном зале, — ответил я, проводил его в зал и вручил ему схему.

Он просмотрел схему и кивнул.

— Тут написано, что предусмотрен один процент отклонения от нормы освещенности. Зачем?

— Небольшие отклонения создают эффект большей теплоты и человечности. Если пожелаете, можете по завершении работы сначала включить светильники в нормальном режиме, а потом — в рассеянном, и сами увидите разницу.

— А-а-а… нет, это не…

— Давайте я вам так скажу: проще, чтобы вы все увидели своими глазами, чем мне объяснять вам все на словах, так что вы облегчите мою задачу. Вы же не обязаны все делать так, как делают роботы, верно? Ведь роботу пришлось бы действовать путем проб и ошибок, он должен был бы выставить двадцать — тридцать режимов освещенности и потом спросить у меня, какой из них меня устраивает. Если вы способны различать цвета, то должны быть способны сами подобрать нужный режим — как только сравните нормальный режим с режимами рассеянного света.

Торвальд растерялся, затем шумно выдохнул и немного расслабился.

— Хорошо, — кивнул он. — Если так, то вы вроде бы правы. Мы должны стараться выполнять работу роботов как можно более старательно, но нет ничего плохого в том, чтобы превзойти робота. Простите меня за то, что такой непонятливый.

— Бывает и хуже, — сказал я, имея в виду кого угодно из каледонцев. — Позовите меня, если вам понадобится помощь.

Я решил, что, если меня рядом не будет, он, быть может, получит от работы больше удовольствия.

Пружинящее покрытие пола в танцевальном зале пока не было должным образом настроено на гашение звуков и потому гулко звенело у меня под ногами, пока я шел к выходу.

Пока Торвальд упражнялся с люстрами, я решил заняться тем, что всегда приходится делать, когда обустраиваешься в новоотстроенном здании, — поиском ошибок. В начинке здания всегда найдутся какие-нибудь мелкие неполадки. Роботы так устроены, что не могут их обнаружить, пока эти неполадки сам не обнаружишь и не ткнешь робота носом в нужное место. При том же, какие холода порой стояли на Нансене и какие тут бушевали бури, мне вовсе не улыбалась перспектива поломок коммуникаций в тех местах, где их недорастили или, наоборот, перерастили.

Я обнаружил три незапаянных соединения труб и выпуклость на стене в одном из закутков размером с яблоко. Бетон здесь уже успел обзавестись признаками злокачественной опухоли.

Я послал в строительную компанию сообщение об обнаруженных недоделках, и тамошний сотрудник немедленно внес в компьютерную разработку здания соответствующие поправки. Я решил, что через пару дней надо будет обязательно заново проверить, все ли в порядке.

Когда я вернулся в танцевальный зал, Торвальд заканчивал настройку зеленого лазера последней из люстр. До конца его смены оставалось пятнадцать минут.

— Вы пробовали настраивать и сбивать режим освещенности? — полюбопытствовал я.

— Яп. Я понял, что вы имели в виду, но ни за что бы не поверил, что так получится.

В оставшееся время я поручил Торвальду распаковать книги и перенести их в библиотеку, а сам отправился в кухню, чтобы приготовить еду.

Поскольку Торвальд был каледонцем, я не стал слишком усердствовать со специями, но он был молод, и потому порции я приготовил большие. Когда он закончил работу и пришел ко мне, он пожелал заплатить за еду, заявив, что угощение чересчур роскошное для того, чтобы стать оплатой за ответы на несколько вопросов. Я не стал отказываться, но не удержался и сказал: