Янтарный телескоп - читать онлайн книгу. Автор: Филип Пулман cтр.№ 51

Тогда она легла спать.

Утром мулефа отправились к молодой поросли ватных, как они их называли, деревьев – проверить, нормально ли развиваются саженцы, подтянуть перевязки, чтобы у растений формировалась правильная крона. Здесь помощь Мэри была очень кстати – ей легче было протиснуться в узкие междурядья и двумя руками было удобнее работать в тесном пространстве.

Закончив работу, они вернулись в поселок, и Мэри смогла приступить к своим экспериментам, вернее, к игре, потому что пока еще не представляла себе ясно, чего добивается.

Сначала она попробовала использовать свое изделие просто как зеркало, но, поскольку серебряная подложка отсутствовала, увидеть удавалось только тусклое удвоенное отражение, как бы от дерева.

Тогда она подумала, что нужен ей на самом деле лак без дерева, но при мысли о том, что придется делать новый лист, дрогнула – да и как его сделаешь плоским без основы?

Она решила просто срезать дерево и оставить один лак. На это тоже требовалось время, но, по крайней мере, у нее был швейцарский нож. Она принялась аккуратно состругивать дерево с края, стараясь не поцарапать лак сзади. В конце концов она сняла большую часть дерева, но осталось множество щепочек, накрепко приставших к пластине прозрачного твердого лака.

Она подумала: что будет, если размочить дерево в воде? Размякнет ли лак? Нет, сказал ее наставник, он останется твердым навсегда; но почему не сделать так? — и показал ей жидкость, хранившуюся в каменной чаше, объяснив, что она разъест любое дерево за несколько часов. По виду и запаху это была какая-то кислота.

Лаку она почти не повредит, а небольшие царапины легко поправить. Он заинтересовался ее проектом и помог осторожно смочить дерево кислотой, рассказав, что готовят ее из минерала, который находят на берегах мелких озер, где Мэри еще не бывала. Минерал размалывают, растворяют, а потом перегоняют раствор. Дерево постепенно размягчилось и отстало от лака, и теперь у Мэри была прозрачная желто-коричневая пластина величиной со страницу небольшой книжки.

Она отполировала тыльную сторону так же основательно, как лицевую, и обе теперь были плоскими и гладкими, как поверхность хорошего зеркала.

А когда посмотрела сквозь пластину…

Ничего особенного. Совершенно прозрачная, она давала двойное изображение; правая часть довольно близко к левой и градусов на пятнадцать выше. Мэри подумала: «А что, если смотреть сквозь две пластины?»

Она снова взяла нож и попыталась процарапать линию поперек пластины, чтобы разделить ее на две. Она проводила ножом по царапине много раз, время от времени правя нож на гладком камне, и наконец прорезала довольно глубокую черту, чтобы попытаться переломить пластину. Положила ее вверх чертой на тонкую палку и резко нажала на оба края, так, как делал, при ней стекольщик. Получилось; теперь у нее было две пластины.

Положила их одну на другую и посмотрела. Янтарный цвет стал насыщеннее; лак, как светофильтр, приглушал одни цвета и подчеркивал другие, так что характер пейзажа немного изменился, но странно: раздвоение исчезло, картина снова стала одинарной… И никаких намеков на Тени.

Она стала раздвигать пластины, наблюдая, как меняется при этом изображение. Когда они разошлись сантиметров на двадцать, случилась любопытная вещь: янтарная окраска исчезла, все приобрело нормальные цвета, только более сочные, яркие.

В это время подошла Аталь, посмотреть, чем она занимается.

– Теперь ты видишь шраф? – спросила она.

– Нет, но вижу другие вещи, – ответила Мэри и попыталась ей показать.

Аталь проявила интерес, но из вежливости, а не потому, что была захвачена этим исследованием, как Мэри. Вскоре ей надоело смотреть сквозь лаковые пластинки, и она уселась на траву, чтобы заняться своими колесами. Иногда мулефа ухаживали за когтями соплеменников, просто в знак дружелюбия, и несколько раз Аталь просила Мэри поухаживать за ее когтями. Мэри, в свою очередь, позволяла Аталь приводить в порядок свои волосы, и ей было приятно ощущать, как мягкий хобот подруги приподнимает и опускает пряди и массирует кожу на голове.

Мэри почувствовала, что сейчас Аталь хочет этого. Она отложила свои пластинки и провела пальцами по когтям Аталь и внутри колесного отверстия, более гладкого и скользкого, чем тефлон. Контуры его и когтя совпадали в точности, и, когда Мэри проводила пальцами внутри отверстия, никакой разницы в фактуре не ощущалось: мулефа и семенная коробка как будто представляли собой единый организм и только чудом могли разниматься и снова складываться.

Это занятие действовало успокаивающе и на Аталь, и на Мэри. Ее подруга была молодой и незамужней, а в их поселке молодых самцов не было, так что мужа предстояло искать на стороне. Поселки между собой сообщались мало, и Мэри иногда казалось, что Аталь обеспокоена своим будущим. Поэтому она не жалела о времени, проведенном с подругой, и сейчас с удовольствием очищала отверстия в колесах от набившейся туда пыли и грязи и смазывала душистым маслом когти, между тем как Аталь хоботом разглаживала ей волосы.

Удовлетворенная Аталь надела колеса и поехала готовить ужин.

Мэри снова занялась пластинками и сразу же сделала открытие.

Она раздвинула пластины сантиметров на двадцать, так, чтобы они снова дали яркое изображение, но на этот раз произошло кое-что еще.

Посмотрев сквозь них, она увидела окружавший фигуру Аталь рой золотых искр. Они видны были только через маленький участок пластины, и Мэри поняла почему: в этом месте она дотрагивалась до поверхности масляными пальцами.

– Аталь! – позвала она. – Вернись! Скорее! Аталь повернула и поехала назад.

– Дай мне немного масла, – сказала Мэри. – Смазать лак.

Аталь охотно позволила ей провести пальцами по поверхности отверстий в колесах и с любопытством наблюдала, как Мэри смазывает одну из пластинок прозрачным душистым маслом.

Потом она сложила пластины, потерла одну о другую, чтобы масло распределилось равномерно, и опять раздвинула сантиметров на двадцать.

Посмотрела сквозь них – все изменилось. Она увидела Тени. Если бы она была в Комнате Отдыха Иордан-колледжа, когда лорд Азриэл показывал фотограммы, сделанные на особой эмульсии, эта картина показалась бы ей знакомой. Куда бы она ни посмотрела, всюду было золото, как описывала Аталь, – блестки, где-то плававшие в воздухе, а где-то двигавшиеся направленно, потоком. А среди них тот мир, который она могла видеть невооруженным глазом: трава, река, деревья; но там, где находилось разумное существо, кто-нибудь из мулефа, рой блесток был гуще и двигались они энергичнее. Они отнюдь не скрывали форму тел, наоборот, выявляли ее четче.

– Не представляла, что это так красиво, – сказала Мэри подруге.

– Ну конечно, — ответила Аталь. – Удивительно, что ты их не видела. Посмотри на малыша…

Она показала на ребенка, игравшего в высокой траве, – он неуклюже прыгал за кузнечиками, вдруг останавливался, чтобы рассмотреть лист, падал, поднимался, подбегал к матери и что-то говорил ей, потом его внимание привлекала какая-то палочка, он пытался поднять ее и, обнаружив, что по хоботу ползут муравьи, взволнованно трубил… Вокруг него плавал золотой туман, так же как вокруг навесов, рыболовных сетей, вечернего костра, – более плотный, чем над ними, но ненамного. А еще он отличался тем, что в нем все время возникали маленькие потоки и вихри намерений, они клубились, разделялись, отплывали в сторону, исчезали, сменяясь новыми.