— Не думай об этом.
— Я не лез туда, как ты велел, а потом… Он пришел из ниоткуда…
— Помолчи, ладно? — Гарри обхватил Теда. — Ну как, ты готов?
Тед только застонал. Гарри набрал в легкие побольше воздуха, выпрямился и поволок раненого наверх. Серебристый свет окончательно погас, и идти стало еще труднее. Но остановился Гарри только раз, когда по телу Теда прошла легкая судорога.
— Держись, — говорил Гарри. — Держись.
Они добрались до лестницы, и Гарри потащил приятеля по ступенькам. На секунду он оглянулся и увидел пророка, все еще стоявшего на пороге между Космом и Метакосмом Конечно, сейчас он шагнет в другой мир. Конечно, он туда и стремился. Но почему ради этого потребовалось убить столько невинных душ, осталось для Гарри загадкой, которую он не надеялся решить в скором времени.
2
— Уже поздно, Гарри, — сказала Норма.
Она сидела в том же кресле возле окна, и рядом бубнили телевизоры. По всем каналам шли ночные шоу.
— Можно чего-нибудь выпить? — спросил Гарри.
— Налей сам.
В темноте, освещенной мерцанием телеэкранов, Гарри подошел к столику рядом с креслом и налил себе бренди.
— Ты в крови, Гарри, — заметила Норма. Обоняние от части заменяло ей глаза.
— Это не моя кровь. Теда Дюссельдорфа.
— Что случилось?
— Он умер час назад.
Норма помолчала несколько секунд, потом спросила:
— Орден?
— Не совсем.
Гарри сел на простой жесткий стул напротив Нормы, расположившейся в своем выложенном подушками троне, и рассказал ей, что случилось.
— Значит, в конечном итоге татуировки оправдали по траченные на них деньги, — сказала она, когда Гарри закончил отчет.
— Или мне повезло.
— Я не верю в везение, — возразила Норма. — Я верю в предназначение. — Она вложила в это слово все свои чувства.
— Значит, по-твоему, Теду было предназначено умереть там сегодня? — спросил Гарри. — Так я и купился на это.
— Ну и не покупайся, — отозвалась Норма с изрядной долей раздражения. — У нас свободная страна.
Гарри хлебнул бренди.
— Похоже, на этот раз мне всерьез нужна помощь, — сказал он.
— Ты про врачей? Если про врачей, то Фрейд сегодня ко мне приходил… по крайней мере, он назвался Фрейдом… так вот, его все затрахали…
— Я не про Фрейда. Я говорю про церковь или, может быть, про ФБР. Не знаю. Я должен кому-нибудь рассказать, что происходит.
— Если тебе поверят, значит, они уже куплены врагом, — сказала Норма. — Можешь не сомневаться.
Гарри вздохнул. Он знал, что она права. Среди тех, кто носил форму и рясу, были люди, в чьи обязанности входило скрывать нежелательную информацию. Если он обратится к такому человеку, его уничтожат.
— Значит, придется хорошенько подумать, прежде чем сделать выбор, — сказал он.
— Или плюнуть на это.
— Дверь нельзя открывать, Норма.
— Ты уверен?
— Дурацкий вопрос, — ответил он. — Конечно, уверен.
— Приятно слышать, — сказала Норма. — Ты не помнишь ли, когда впервые так решил?
— Я не решал. Мне так сказали.
— Кто?
— Не помню. Наверное, Гесс. Или ты.
— Я? Да меня ты не слушаешь!
— А кого мне тогда слушать, черт побери!
— Попробуй слушать себя, — посоветовала Норма — Помнишь, что ты сказал мне несколько дней назад?
— Нет.
— Ты сказал, что пора перестать быть человеком.
— Ах, вот ты о чем…
— Да, я о том.
— Это только слова.
— Все только слова, пока не доходит до дела, Гарри.
— Не понимаю.
— Что, если дверь нужно открыть? — продолжала Норма, — Может, пора открытыми глазами посмотреть на то, что нам снится.
— Опять Фрейд.
— Ничего подобного, — ответила она. — Даже близко.
— А если ты ошибаешься? — сказал Гарри. — Может быть, открытая дверь означает катастрофу, и если ее не предотвратить…
— Настанет конец света?
— Вот именно.
— Нет. Никакого конца не будет. Мир изменится, но не погибнет.
— Ты полагаешь, что тут я должен удовлетвориться твоим обещанием?
— Нет, Спроси у своих серых клеток. Они должны знать.
— Я со своими серыми клетками в последнее время не в ладу, — сказал Гарри. — Они не спешат сообщить мне, что им известно.
— Может быть, ты плохо слушаешь, — предположила Норма. — Вопрос стоит так: что будет, если мир изменится? Может, он изменится к лучшему?
— Он изменится к худшему.
— Кто сказал?
— я.
Норма подняла руку, протянула ее к Гарри.
— Давай-ка прогуляемся на крышу, — сказала она.
— Сейчас?
— Сейчас. Хочу подышать свежим воздухом.
Они поднялись наверх, на крышу девятиэтажного здания над Семьдесят пятой улицей, и Норма закуталась в шаль. До рассвета было еще далеко, но город уже начинал новый день. Норма опиралась на руку Гарри, и они оба минут пять молчали и слушали, как внизу гудят машины, как воет сирена «скорой помощи», как свистит холодный ветер, что налетал порывами от реки, неся грязь и копоть. Молчание прервала Норма.
— Какие же мы сильные и какие хрупкие, — произнесла она.
— Кто «мы»?
— Люди. Мы все несем в себе силу.
— Вряд ли все с тобой согласятся, — ответил Гарри.
— Это потому, что они не чувствуют связи с другими. Они считают себя одиночками. По разумению. По жизни. Я ведь вечно слышу одно и то же. Все души, что прилетают ко мне, жалуются, как им одиноко, как им ужасно одиноко. А я отвечаю: измените себя.
— А они не хотят?
— Конечно нет.
— Я тоже не захотел бы, — отозвался Гарри. — Я такой, какой есть. И не собираюсь отказываться от себя.
— Я сказала «измениться», а не «отказаться», — возразила Норма. — Это не одно и тоже.
— Но для мертвых…
— Что значит «мертвый»? — Норма пожала плечами. — Жизнь меняется, а не заканчивается. Можешь мне поверить.
— А я не верю. Хотел бы, но не верится.
— Не буду я тебя убеждать, — сказала Норма. — Значит, ты должен прийти к этому сам, так или иначе. — Она слегка наклонилась к его плечу: — Сколько лет мы знакомы?