Ганнибал - читать онлайн книгу. Автор: Томас Харрис cтр.№ 113

Старлинг была внесена в список лиц, пропавших без вести, но ее случай насильственным похищением не считался, так как никто не мог подобного акта засвидетельствовать. Ее даже не числили агентом, пропавшим без вести во время исполнения служебных обязанностей. Старлинг являлась отстраненным от всех дел агентом. Была составлена ориентировка с идентификационными и регистрационными номерами ее «мустанга», но имя владельца в документе не указывалось.

Насильственное похищение по сравнению с простым исчезновением требует от правозащитных органов гораздо более активных действий. Подобная классификация настолько обозлила Арделию Мэпп, что она сгоряча настрочила рапорт об отставке из Бюро, но, хорошенько подумав, от этой идеи отказалась и решила действовать изнутри организации. Снова и снова Арделия заходила в ту часть дома, где жила Старлинг, надеясь обнаружить там подругу.

Арделию выводило из себя то, что электронный файл доктора Лектера и данные о нем в «Национальном информационном центре преступности» почти не пополнялись, а если и пополнялись, то какими-то совершенно тривиальными сведениями. Итальянская полиция наконец сумела найти компьютер доктора Лектера. Оказалось, что карабинеры поставили машину в комнате отдыха и часами гоняли на ней «Супер Марио». Все данные на жестком диске стерлись, как только следователи нажали первую кнопку клавиатуры.

С момента исчезновения Старлинг Арделия Мэпп донимала всех более или менее влиятельных людей в Бюро, до которых только могла добраться.

Все ее звонки домой Джеку Крофорду остались без ответа.

Она позвонила в Отдел изучения моделей поведения, и ей сообщили, что Крофорд с болями в груди все еще находится в Мемориальной больнице Джефферсона.

В больницу ему Арделия Мэпп звонить не стала. Во всем ФБР она была последним и единственным ангелом-хранителем Клэрис Старлинг.

Старлинг полностью утратила чувство времени. Дни и ночи проходили за беседами. Иногда она безостановочно говорила сама, иногда внимательно слушала, а иногда безудержно смеялась над собой, слыша свои безыскусные откровения, которые в другое время могли бы показаться ей просто мерзкими. То, что она рассказывала доктору, было правдой. Случалось так, что эта правда изумляла ее саму, а некоторые события для нормального уха представлялись тошнотворными. Доктор Лектер тоже говорил — негромким, ровным голосом. Он, не скрывая интереса, побуждал ее к разговору и ни разу за все время ничему не удивился и ничего не осудил.

Доктор Лектер поведал ей о своем детстве и о Мишу. Иногда, для того чтобы начать разговор, они вместе смотрели на какой-нибудь блестящий предмет, и в помещении в это время, как правило, был лишь единственный источник света. Блестящие предметы день ото дня менялись.

В тот день они начали разговор, глядя на поблескивающий бок чайника, но по мере того, как беседа развивалась, доктор Лектер начал чувствовать, что они подбираются к новым, еще не исследованным областям ее мышления. Не исключено, что он услышал, как за стеной затеяли возню тролли. Он убрал чайник и поставил вместо него серебряную пряжку от ремня.

— Это папина пряжка, — воскликнула Старлинг, всплеснув руками так, как это делают дети.

— Да, — ответил доктор Лектер. — Клэрис, не хотите побеседовать со своим отцом? Он здесь. Вам не хочется с ним поговорить?

— Папа здесь! Вот это да! Конечно, хочется! Доктор Лектер приложил ладони к голове Старлинг, к тем местам, где располагаются височные доли мозга. Именно эти доли могли сообщить ей об отце все, что было нужно. Затем доктор Лектер заглянул в бездонный омут ее глаз.

— Я знаю, что вы хотите поговорить с ним без свидетелей. Я ухожу. Вы же продолжайте смотреть на пряжку. Через несколько минут вы услышите стук в дверь. Хорошо?

— Да! Просто классно!

— Вот и славно. Теперь вам остается лишь немного подождать.

Короткий, едва заметный укол тончайшей иглы — Старлинг даже не посмотрела, — и доктор Лектер вышел из комнаты.

Она не сводила глаз с пряжки до тех пор, пока не раздался стук в дверь — два уверенных, сильных удара. После этого в комнату вошел ее отец. В проеме двери он казался особенно большим. В руках отец держал шляпу, а мокрые волосы слегка слиплись — в таком виде он частенько являлся к ужину.

— Привет, детка! Интересно, когда в этом доме кормят? Он не обнимал ее вот уже двадцать пять лет со дня своей смерти. Но когда она прижалась к нему, то кнопки застежки на ковбойской рубашке оказались все теми же, и пахнул отец по-прежнему — душистым мылом и крепким табаком. Старлинг чувствовала, как под рубашкой бьется его большое сердце.

— Детка! Детка! Ты что, свалилась? — Это были те самые слова, которыми он ее приветствовал, поднимая с земли после того, как она пыталась «на слабо» прокатиться верхом на большой козе. — Ты держалась отлично, пока она не начала слишком быстро менять направление.

На столе просторной кухни ее детства лежали два предмета: целлофановый пакет со «Снежками» и бумажный пакет с апельсинами.

Отец раскрыл перочинный нож с единственным, обломанным на конце лезвием и принялся чистить апельсины. Кожура длинной спиралью ложилась на клеенку стола. Они уселись на кухонные, с перекладинами на спинках, стулья, и отец стал делить апельсин на четвертушки, от которых, в свою очередь, отделял по дольке, отправляя одну из них себе в рот, а вторую в ротик дочери. Дочь вначале выплевывала зерна в ладонь, а затем начала складывать на прикрытые юбкой колени. Он же сидел на стуле выпрямившись, высокий, как Джон Бригем.

Отец предпочитал жевать на одной стороне, поскольку на коренном зубе с другой стороны челюсти сидела белая металлическая коронка — из тех, которые в сороковых годах любили ставить армейские дантисты. Когда отец смеялся, коронка поблескивала. Они съели по апельсину и по одному «Снежку», обмениваясь прикольными шутками. Старлинг успела забыть восхитительный вкус мороженого под слоем кокоса. Кухня вдруг куда-то исчезла, и они стали говорить как взрослые люди.

— Как твои дела, детка? — Это был очень серьезный вопрос.

— На работе на меня очень сильно наезжают.

— Мне это известно. Все эти типы, детка, — то же самое что крючкотворы из суда. Поверь отцу, более жалкой банды, чем они, во всем мире не сыскать. Ведь ты стреляла только тогда, когда ничего другого не оставалось.

— Во всяком случае, я так считаю, и дело, видимо, совсем в другом.

— Но ты, надеюсь, никогда не врала?

— Никак нет, сэр.

— Ты спасла маленького ребенка.

— Да, с ним все в порядке.

— Я тогда по-настоящему гордился тобой.

— Благодарю вас, сэр.

— Мне пора, хорошая моя. Мы еще потолкуем.

— А ты не мог бы задержаться?

— Мы никогда нигде не можем задерживаться, детка, — ответил отец, положив ладонь ей на голову. — Никто не в силах остаться там, где ему хочется.