Весь Кларк. Фонтаны рая - читать онлайн книгу. Автор: Артур Кларк cтр.№ 76

Были времена, когда туристы, осаждавшие Скалу демонов, преследовали его с фотокамерами и магнитофонами, однако новые их поколения уже и не догадывались о том, что когда-то он был едва ли не самым известным человеком во всей Солнечной системе. Он не жалел об утраченной славе — те дни снискали ему благодарность всего человечества. Но они оставили еще и бесплодные сожаления о допущенных некогда ошибках, скорбь о жизнях, которые он не сберег, в то время как кто-то более проницательный или более терпеливый мог бы их сохранить. Конечно, теперь, с высоты пролетевших лет, легко судить о том, какие меры могли бы ^предотвратить Оклендский кризис или вновь объединить, даже против их воли, участников Самаркандского соглашения. Нелепо было корить себя за неизбежные ошибки прошлого, и все же иногда совесть мучила его сильнее, чем старая, все реже напоминающая о себе пулевая рана — память о Патагонии.

Никто не думал, что его отставка продлится так долю.

— Не пройдет и полугода, как вы вернетесь, — предсказывал ему Чу, президент Мирового совета, — Власть засасывает…

— Только не меня, — отвечал он, в сущности не кривя душой.

Он ведь и не искал власти — она сама пришла к нему. К тому же эта власть всегда носила ограниченный характер — была консультативной, а не исполнительной. Всего-навсего посол по особым поручениям, подчиненный непосредственно президенту и Мировому совету, и число его собственных подчиненных не превышало десяти штатных единиц — одиннадцати, если считать еще и компьютер по кличке Аристотель. (До сих пор прямая линия связи соединяла его личный пульт с необъятной памятью Ари и с ячейками, куда поступали сведения текущего характера, и он беседовал с компьютером по нескольку раз в год.) Однако к концу карьеры Раджи совет неукоснительно следовал его рекомендациям, а общественное мнение приписывало ему заслуги, которые зачастую по праву принадлежали скромным безвестным служащим Комиссии по поддержанию мира. Именно деятельность полномочного посла Раджисингха оставалась постоянно в центре внимания: он переезжал из одной «горячей точки» в другую, то подливая масла в огонь чьего-то честолюбия, то предупреждая еще не возникшие пожары, то жонглируя фактами с поистине непревзойденным мастерством. Надо отдать ему должное, он никогда не опускался до прямой лжи это было бы слишком опасно. Без непогрешимой памяти Ари подчас ни за что не удалось бы разобраться в тех хитросплетениях, которые ему поручали распутать во имя мира. Когда дипломатическая игра стала доставлять ему удовольствие, превращаясь в самоцель, он понял, что пора уходить.

Это случилось два десятка лет назад, и он ни разу не пожалел о своем решении. Те, кто предрекал, будто скука преуспеет там, где не страшны испытания властью, попросту не знали этого человека, не понимали его натуры. Он возвратился к полям и лесам своей юности и поселился в километре от нависшей над равниной гигантской скалы, которая была владычицей его детских грез. Мало того, он поставил свою виллу с внутренней стороны широкого рва, опоясывающего Сады наслаждений, и фонтаны, спроектированные архитекторами Калидасы, которые молчали на протяжении двух тысячелетий, теперь плескались буквально во дворе у Джоана. Вода, как встарь, текла сверху по каменным желобам; ничто здесь не изменилось, только цистерны, спрятанные на вершине скалы, наполнялись с помощью электрических насосов, а не руками изнуренных рабов.

Отнять у вечности этот исторический уголок, чтобы обосноваться на покое, — осуществление этого замысла принесло Джоану большее удовлетворение, чем любое достижение за всю политическую карьеру: сбылась почти несбыточная мечта. Потребовалось все его дипломатическое искусство, не исключая легкого шантажа в стенах департамента археологии. Впоследствии вопрос обсуждался даже в Национальном собрании острова; к счастью, недоуменные вопросы парламентариев остались без ответа.

От туристов и студентов, кроме особо назойливых, его защищал ров, и самые нескромные взгляды не в силах были проникнуть за плотную стену деревьев ашока — мутантов, круглый год пылающих яркими цветами. Деревья дали приют трем-четырем семействам обезьян, и ему нравилось наблюдать за ними, хотя время от времени они устраивали набеги на виллу, унося с собой все, что попадалось им под руку, вернее, все, что они могли унести. Тогда ему приходилось рбъявлять короткую межвидовую войну. В ход шли шутихи и магнитофонные записи с криками обезьян об опасности; впрочем, людям эти крики досаждали не меньше, чем их хвостатым родственникам, которые если и удирали, то ненадолго, — обезьяны хорошо усвоили, что человек не причинит им зла.

Неистовый тапробанский закат уже успел разлиться на полнеба, когда маленький трехколесный электромобиль, бесшумно вывернув из-под деревьев, затормозил возле гранитных колонн у парадного входа. (Колонны в стиле Чола периода поздней Ранапуры представляли собой явный анахронизм. Но никто, кроме профессора Саратха, не замечал этого, зато уж профессор не упускал случая высказаться на сей счет.)

Долгий и горький опыт научил Раджасингха не доверять первому впечатлению, но и не пренебрегать им. Отставной посол был почти уверен, что Вэнневар Морган окажется под стать своим творениям — крупным, внушительного вида человеком. Наделе инженер был ниже среднего роста, и с первого взгляда его можно было назвать даже хрупким. Тем не менее его мускулистое тело было крепко сбито, и по лицу, оттененному иссиня-черной шевелюрой, никто не сказал бы, что Моргану уже за пятьдесят. Фотография, извлеченная из тайников памяти Ари, из ее биографического отдела, не слишком отвечала оригиналу: этому брюнету быть бы поэтом-романтиком, или известным пианистом, или, еще лучше, великим актером, способным заворожить своим талантом тысячи зрителей. Раджасингх умел распознавать в человеке силу — это входило в его былые обязанности, и теперь он ни на секунду не усомнился в ее присутствии. «Берегись низкорослых, — нередко повторял он себе, — именно они способны потрясти мир».

Именно с этой мыслью пришло какое-то неприятное предчувствие. Чуть не каждую неделю его навещали и былые друзья и былые враги, чтобы поделиться с отставником новостями или вместе взгрустнуть о прошлом. Он с радостью ждал таких визитов, они вносили в его жизнь определенный распорядок. Но каждый раз он совершенно точно знал и цель предстоящей встречи, и круг вопросов, которые будут на ней подняты. Что же касается Моргана, то, насколько Раджасингх мог судить, между ними не было ничего общего, если не считать интересов, общих для всего человечества. Они никогда не встречались, не переписывались, не говорили по телефону; в сущности, самое имя Моргана было ему едва знакомо. И уж совсем необычным представлялось то обстоятельство, что инженер просил сохранить их встречу в тайне.

Раджасингх согласился на это условие не без внутреннего сопротивления. В мирной жизни, какую он вел теперь, не оставалось места секретности, и ему отнюдь не хотелось, чтобы какая-нибудь сверхважная тайна вселенского масштаба подорвала устои размеренного, хорошо налаженного существования. Он покончил с секретностью раз и навсегда и уже лет десять, если не больше, обходился без персональных телохранителей, отозванных по его же собственной просьбе. Но если разобраться, то его смущало не столько требование секретности, сколько полное неведение о целях визита. Надо думать, главный инженер наземных проектов Всемирной строительной корпорации проделал путь в тысячи километров не ради автографа или светской беседы. Морган, без сомнения, приехал сюда с какой-то определенной целью — и Раджасингх, хоть убей, не мог представить себе с какой.