Фанера над Парижем - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Милевская cтр.№ 17

— Речь пойдет о монтевизме! — воскликнула я, и Роза мгновенно согласилась:

— Приезжай!

Я не заставила ее долго ждать. Роза встретила меня, страшно волнуясь.

— Что случилось? — едва открыв дверь, закричала она.

— У меня открылись монтевистские способности, — с гордостью сообщила я. Роза опешила:

— Ты же в это не веришь. Даже когда я демонстрировала явные успехи, ты смеялась и безбожно меня критиковала, подвергала сомнению совершенно очевидные факты, кричала, что умрешь материалисткой, какие фокусы я тебе ни показывай.

— Это когда ты занималась монтевизмом — я критиковала, а когда такие способности открылись у меня, как можно не верить? Похоже, монтевизм и в самом деле существует. Во всяком случае другого вывода из этой истории я сделать не смогла.

Услышав про историю, Роза пришла в страшное волнение.

— Из какой, из какой истории? Рассказывай! Рассказывай скорей! — закричала она, усаживая меня на диван и пристраиваясь рядом.

Лицо ее выражало безграничное внимание. Зная потрясающую порядочность Розы, я решила, что уж ей-то можно открыть тайну. Это совсем не Маруся, у которой не держится вода в… Да что об этом.

— У Лели пропал муж, — сказала я.

— Какой ужас! — отшатнулась Роза.

— Турянского хитростью выманили из дома, похитили и теперь требуют за него фантастическую сумму. Причем, обрати внимание, похитили два дня назад, сегодня третий пошел, а вчера мне очень странный сон приснился.

— Какой сон? — насторожилась Роза.

— Будто я мужчина, и все у меня как у Турянского: бездна денег, молодая жена… Видимо, я уже кое-что начала воспринимать, чувствовать.

— Закон отражения, — поставила диагноз Роза. — Созерцание телепатически передаваемого предмета без включения сознания. Ты воспринимаешь его мысли, как несмышленое дитя.

Я чуть не задохнулась от изумления:

— А-ааа! Думаешь, он мне телепатирует?

— Телепатирует, — уточнила Роза. — Он в отчаянном положении и неосознанно посылает свои мысли всем, кого знает, но приняла их только ты.

— А ты? — изумилась я. — Почему ты не приняла? Ты же у нас опытный монтевист.

Роза задумалась. Было видно, что она расстроена. Действительно. Почему не она приняла? Почему я? Это же несправедливо.

— Думаю, ты приняла потому, что у тебя чрезвычайно развито воображение, — предположила Роза. — Ты с детства любила приврать; поэтому никто и не удивился, когда ты стала писательницей.

Я рассердилась:

— Ты о чем? Это к чему? Речь идет о Турянском. И о тебе. Почему я взяла твои обязанности на себя, почему приняла послание Турянского, вот о чем речь. Об этом и говори, а не о том, что я любила с детства.

— Так я же и говорю об этом, — заверила меня Роза. — Самое главное — твое необузданное воображение. К тому же, возможно, ты была настроена на нужную волну, была в нужном состоянии как раз перед сном.

— О чем ты? Ничего не пойму, — рассердилась я.

Роза, паинька, начала терпеливо объяснять:

— Соня, пойми, его похитили, он боится, очень боится, только что у него было все и теперь впереди ничего: полнейшая неизвестность.

— Точно! — воскликнула я, от восхищения хлопая себя по бедрам. — Именно с этим состоянием я и легла позавчера вечером в кровать! Я же позавчера днем сапоги купила! Надо же было хоть чем-то порадовать себя после того ужасного карниза. Вот я и купила себе подарок: сапоги за пятьсот долларов!

— Круто! — восхитилась Роза.

— Что «круто»? Вздумай я заплатить за них тысячу долларов, продавец и тогда не возражал бы. Пятьсот долларов! Они что, золотые эти сапоги?

— И в самом деле, почему так дорого? — заинтересовалась Роза. — Они наверное необычные?

— Сапоги как сапоги, из крокодила, конечно, но за пятьсот долларов я могла бы купить целую ферму крокодилов.

— Вряд ли, — усомнилась Роза.

— Значит, ты меня плохо знаешь, — отрезала я. — Но вернемся к моим дивным способностям. Легла я, значит, вечером в постель как раз в том ужасном состоянии, о котором ты говоришь: только что у меня было все — пятьсот долларов, — а теперь впереди ничего: одна неизвестность. Одни вопросы впереди. Как долго эти сапоги мне прослужат? Когда они выйдут из моды? Что сказать подругам? Назвать истинную цену или для крутости преувеличить?

— Куда уже преувеличивать? — ужаснулась Роза. — Это все же сапоги, а не автомобиль.

— Да, ты права, — согласилась я:

— Маруся — а она присутствовала, когда я меняла свои доллары на крокодиловые сапоги — даже позеленела от зависти и тут же сказала, что я сделала глупость, она, мол, видела точно такие, же, но за пятьсот рублей. Видимо, рядом с сапогами продавались спички, и Маруся сослепу посмотрела не на тот ценник. Но бог с ней, не будем о ее странностях, а лучше поговорим о моих исключительных способностях.

— Да-да, давай поговорим, — поспешно согласилась Роза, которой надоели мои сапоги. Уж из-за них-то она не бросила бы пиджак своего Пупсика, этот грязный мешок с воротником и карманами, этот бухгалтерский чехол, пожизненно и настоятельно требовавший химчистки.

— Так что ты выяснила во сне? — дрожа от нетерпения спросила Роза.

— Теперь выясняется, что во сне я увидела даже то, чего и в жизни не знала. Оказывается, Александр Эдуардович был тяжело и неизлечимо болен!

Роза пришла в восторг.

— Потрясающе! — вскакивая с дивана и хлопая в ладоши, запищала она своим тоненьким голоском. — Неужели ты во сне узнала, что Турянский болен клаустрофобией?

— Почему клаустрофобией? — растерялась я. — Речь идет о сердце. У Турянского порок сердца. Он и дня без лекарств прожить не мог.

Роза мгновенно огорчилась.

— Неужели я разболтала то, что держалось в строжайшей тайне? — глядя на меня с невыразимой печалью, спросила она.

— Информация попала в надежные руки, — заверила ее я. — Но ты-то про эту болезнь откуда знаешь, если Турянский держал в тайне свой психоз?

— Леля приходила ко мне на консультацию, ну, как к гинекологу, а по ходу расспрашивала про клаустрофобию. Я испугалась, не с ней ли приключилась эта беда, она успокоила меня, что не с ней, а с ее мужем. Просила порекомендовать опытного психиатра, но так, чтобы все осталось в тайне. Турянский скрывал свою болезнь, чтобы не обнаруживать ее, принимал всевозможные меры, даже в лифтах не ездил.