Перворожденный - читать онлайн книгу. Автор: Артур Кларк, Стивен Бакстер cтр.№ 87

Марсиане спорили между собой, почему Перворожденные так стремятся дожить до Последних Дней.

Возможно, это объяснялось их происхождением. Возможно, в Первые Дни, когда их сознание только складывалось, они встретились с… другим. Кем-то, кто был столь же выше их космоса, как они сами были выше ими же созданных игрушечных вселенных. С кем-то, кто вернется в Последние Дни, чтобы решить, что должно быть сохранено, а что нет.

Очевидно, Перворожденные верили, что в своем универсальном бессердечии они были благотворителями.

* * *

Последняя марсианка обдумала сигнал с «Мира».

Те, кто был на «Мире», не желали смириться с ударом Перворожденных. Марсиане когда-то не пожелали смириться с убийством своей культуры, совершенным во имя невроза, древнего, как сам космос; они нанесли ответный удар. Точно так же создания на «Мире» и их материнский мир пытаются сейчас дать отпор.

Выбор ее был очевиден.

Чтобы подготовиться, ей потребовалось семь марсианских дней.

Пока она работала, то одновременно обдумывала свое собственное будущее. Она знала, что этот карманный космос умирает. И у нее не было ни малейшего желания умирать вместе с ним. Кроме того, она знала, что единственный возможный для нее выход лежит через другой артефакт Перворожденных. Этот артефакт находился на третьей планете.

Все это делалось для будущего.

К сожалению, уничтожение пространственно-временной клетки должно было повредить ее ледяную хижину. Она начала сооружать новую хижину на некотором расстоянии от старой. Эта работа ей понравилась.

Новая хижина была закончена только наполовину, когда гравитационная клетка раздавила марсианский Глаз.

Существовал только один Глаз, который имел множество проекций в пространстве-времени.

Одна из его функций заключалась в том, чтобы служить проводником информации.

Когда марсианская клетка защелкнулась, пойманный в ней Глаз послал сигнал бедствия. Крик о помощи, переданный всем его проекционным братьям и сестрам.

Квинт-бомба была единственным артефактом Перворожденных в Солнечной системе, если не считать Глаза, попавшего в западню в марсианской шахте. Квинт-бомба услышала этот крик, которому она не могла не поверить, приняла сигнал, который она не могла не понять.

В волнении она посмотрела вперед.

Там плыла планета Земля. И на этом перенаселенном шарике, на всех его бесчисленных компьютерных экранах, мигали сигналы тревоги. Огромные телескопы всматривались в небеса, и человечество боялось, что его история подошла к концу.

Квинт-бомба уже собиралась стать хозяином этого мира. Но крик, который она услышала, вызвал в ней внутреннее противоречие. И это противоречие должно было быть разрешено.

Бомба рассуждала, оценивая свои все еще не растраченные силы.

И отвернула от Земли.

Байсеза и Эмелин в последний раз вышли из чикагских апартаментов. Обе были нагружены чемоданами и пакетами. Небо было затянуто тучами, но снег по крайней мере не падал.

Эмелин тщательно заперла свои апартаменты и спрятала ключи в карман толстого мехового пальто. Разумеется, она прекрасно знала, что больше никогда сюда не вернется и что очень скоро к городу подступят льды и раздавят это здание. И тем не менее свою квартиру она заперла. Байсеза промолчала: она знала, что на месте Эмелин поступила бы точно так же.

Сама Байсеза лишний раз убедилась, что важность для нее в данных конкретных условиях представляет только одна вещь: ее телефон, который она тщательно спрятала во внутренний карман вместе с зарядным устройством из космического скафандра.

Потом обе женщины направились на Мичиган-авеню.

Эта улица, каньон из бетона и кирпича, окаймленный небоскребами и наглухо закрытыми магазинами, представляла собой туннель, и женщинам приходилось постоянно отворачиваться и кутаться в воротники, чтобы защитить слезящиеся глаза от ветра.

Но толпа между тем продолжала собираться, тысячи людей медленно переминались по замерзшей грязи, постепенно собираясь в колонну. Байсеза даже представить себе не могла, что в Чикаго оставалось столько народа. Здесь встречались экипажи всех видов и размеров, от фермерских повозок до изящных фаэтонов и открытых одноместных экипажей, в которые были запряжены привычные к морозу лошадки. Даже трамваи стояли в ряд, набитые пассажирами и готовые совершить свой последний рейс.

Большинство людей шли пешком. Они несли свои пожитки на плечах или катили их в ручных тележках, ведя за руку детей и внуков. Большинство чикагцев были облачены в многослойную зимнюю одежду, однако некоторые предпочли немного принарядиться и оделись в то, что можно было бы назвать воскресным платьем: сюртуки, широкие пальто, высокие шляпы, дорогие шубы. Даже городские проститутки ради такого случая вышли на свет: с накрашенными губами и щеками, они как бы непроизвольно приподнимали юбки, чтобы выставить напоказ ноги или даже то, что выше, смеялись и флиртовали направо и налево, как пестрые птички. Все присутствующие оживленно между собой переговаривались.

Во главе парада должны были ехать сверкающие черные экипажи, которые уже стояли наготове возле отеля Лексингтон. В них с комфортом расположились представители городских властей, прежде всего родственники и союзники мэра Райса. Томас Эдисон, как поговаривали, собирался ехать в экипаже собственной конструкции, в котором были предусмотрены обогрев и освещение с помощью портативного электрического генератора.

Персональный экипаж Райса, из полированного дерева, с черными лентами, стоял во главе процессии и привлекал всеобщее внимание, потому что в него был впряжен мамонт. Животное очень волновалось. Оно поднимало вверх свою лобастую голову и потрясало в воздухе громадными закрученными спиралью бивнями. Нервные погонщики били его прутами и хлыстами, отчего оно громко трубило, хотя звук получался до странности высокий и жалобный. Для Райса все это было не более чем эффектный трюк, как нехотя признала Байсеза, и ради зрелищности он готов был подвергнуться риску быть опрокинутым вместе со своим экипажем, потому что по всем признакам мамонт отнюдь не горел желанием его тянуть.

Все это представляло собой не более чем спектакль, и таким он и задумывался самим Райсом и его советниками изначально. Байсеза признала это с нескрываемым восхищением. Организаторы парада не упустили даже дату: на «Мире» сегодня было четвертое июля, если верить календарям университетских астрономов.

И тем не менее парад Дня независимости на самом деле устраивался в честь окончательного оставления старого Чикаго. И всю эту толпу составляли вовсе не весельчаки, но самые настоящие беженцы, которым впереди предстояло тяжелое испытание, длинный переход через весь город и его окраины по направлению на юг — только на юг, с надеждой на новый дом вне досягаемости льдов. Но даже теперь среди чикагцев находились люди, которые отказывались уходить из города: хулиганы и гедонисты, пьяницы и смертельно усталые от жизни люди, а также всякие упрямые типы, которые просто не желали покидать свои дома. Мало кто надеялся, что они доживут до следующей зимы.