Однажды, может быть... - читать онлайн книгу. Автор: Боб Белланка cтр.№ 13

Я выкрикивал оскорбления, чтобы заглушить боль, а потом ушел, хлопнув дверью нашей квартиры. Бывшей нашей квартиры, переставшей быть моей.

Прозвонил будильник, сон оборвался.

Вот уже несколько месяцев вторничные вечера я проводил с Пьером и Аленом. Мы встречались около семи в теннисном клубе и тянули жребий, кому из нас играть против двоих оставшихся. Когда жребий выпадал мне, я радовался — ведь друзья, объединившись, так гоняли меня по корту, что я забывал обо всем на свете. У меня всегда так: чем больше потрачу физических сил, тем легче освободиться от мыслей. А после ожесточенных теннисных сражений мы ужинали в каком-нибудь из самых модных столичных ресторанов, глазея по сторонам, и чем старше становились мы сами, тем моложе были женщины, которых мы высматривали. Впрочем, просто глазели только мы с Пьером, а у Алена радар не выключался. Стоило ему заметить на пальце у какой-нибудь из красоток обручальное кольцо — и он переходил в наступление. Я порой задумывался, не надо ли считать эту его странность сексуальным отклонением, но, когда видел его искреннюю радость, всякие подозрения исчезали. Может быть, ему казалось, что он не стареет? А Пьер у нас, как говорится, остепенился: у него вот уже четыре месяца длился роман с испанкой, с которой он познакомился во время рабочей конференции в Мадриде и которая работала в испанском филиале его фирмы. Я был совершенно убежден, что Пьеру с Катариной повезло, раньше я никогда не видел его таким. Он был на самом деле влюблен, любовь была ему явно к лицу, и любовь была взаимной, потому что ни одного вечера его мобильник не молчал, даже по вторникам. Красавицей его Катарину не назвал бы никто, но в ней была вся Испания. Ее тело излучало андалузский жар, во взгляде светилась гордость матадора, вышедшего сразиться с быком, и такое сочетание делало ее эффектной и привлекательной.

Поскольку Пьер всерьез влюбился впервые, мы с Аленом развлекались вовсю: дразнили его, донимали и приставали, неизменно выводя из равновесия.

— Ну и как она, Катарина-то твоя, годится на что-нибудь?

— Не смейте говорить о ней в таком тоне!

— Да ладно, нам-то ты можешь рассказать, что она умеет. Ну, скажи: она тебя со…

— Ален, еще слово — и я уйду!

— Ладно, Ален, хватит, ты же видишь, ему это неприятно… Пьер, так какая поза ей больше нравится?

— Ну и достали вы меня! — Пьер не выдерживал и начинал смеяться.

Он правда был влюблен по уши, и мы этому страшно радовались.

В конце концов стало понятно, что с 1994 года для нас начался период всеобщего счастья. Для меня это была новая жизнь — с Орели, в которой я очень скоро увидел свой компас и свою опору, с которой обрел равновесие.

В нашей встрече не было ничего примечательного, если не считать мгновенного действия чар. Впервые мы увидели друг друга в агентстве по недвижимости, где работала Эмманюэль Шантро, ее подруга детства. Я тогда искал вовсе не любви, я искал жилье, и Эмманюэль повезла меня в Нейи, там на бульваре Мориса Барреса продавалась квартира, а Орели предложила поехать с нами, мимоходом поинтересовавшись, не против ли я.

— Нисколько, — ответил я.

Со временем мне стало казаться, что дала согласие на покупку этой квартиры именно Орели, не я. Сказала, что квартира ей подходит, и — с порога, не спрашивая, нет ли и у меня на этот счет каких-то мыслей, — принялась заново ее обустраивать.

Она даже для моего дивана нашла место, после чего заявила подруге: да, это именно то, что ему надо. А я… Меня всегда тянуло к улыбчивым и переполненным энергией людям, и ее воодушевление, конечно же, сразу меня пленило. С того дня мы не расставались. Орели вернула мне вкус к жизни, вытащила меня из уныния, в которое я впал, потерпев поражение на любовном фронте. Она была ослепительна, и она меня околдовала.

Орели работала в большом рекламном агентстве, мы поселились на бульваре Мориса Барреса, и нам было до того хорошо вместе, что, несмотря на то что роман наш начался совсем недавно, мы, поддавшись внезапному порыву, слетали в Лас-Вегас и там поженились. Мне даже случалось заговаривать о детях.

Я точно знал, что Орели будет матерью моих детей, хотя спроси меня, почему я так решил, — объяснить бы не смог. Сама она, к сожалению, пока об этом и думать не хотела: в профессиональной сфере у нее шло как нельзя лучше, и она, будучи уверена, что у бездетных женщин карьера в рекламе складывается более успешно, опасалась, что появление ребенка притормозит развитие ее карьеры. А я любил Орели и считался с ее точкой зрения.

Правда, по-настоящему у меня все равно не было выбора, потому что Орели принадлежала к числу женщин, прекрасно умеющих обходиться без мужчин. И это мне скорее нравилось, поскольку ставило нас в равное положение.

Заметьте, что хотя детей у нас и не было, но зато была Эмманюэль. Она через день приходила к нам и приносила ворох своих переживаний. Обращаясь в агентство по недвижимости, я и представить себе не мог, что скрывалось за маской у этого риелтора! Когда мы занялись психоанализом Эмманюэль, ей было двадцать семь лет. Очень хорошенькая, она никогда не чувствовала себя по-настоящему счастливой, все непомерно усложняла, а в том, что касалось чувств, у нее вообще была полная катастрофа. Девушка то и дело исхитрялась найти себе кого-нибудь до ужаса социально незащищенного, а выяснялось это только после того, как она с ним переспит. Я все еще не забыл первого, с которым она нас познакомила, герой ее романа варил козий сыр в одном из парижских подвалов. Вы и представить себе не можете, сколько всего происходит в недрах Парижа! Молоко этому сыровару поставляли из провинции, а свою отраву он готовил в столице, считая, что запах и сырость парижских подвалов придают сыру неповторимый вкус. Поначалу мне это показалось даже забавным, но очень скоро сделалось опасным для Эмманюэль: после многочисленных жалоб соседей на ужасную вонь к возлюбленному нашей малышки явилась полиция, и лавочку пришлось закрыть.

А вместе с сыроварней было покончено и с любовью к сыровару. Следующим стал шведский музыкант, повернутый на джазовой импровизации, что именуется free jazz, — и мне редко доводилось встречать кого-нибудь настолько же free, как этот парень. Полная свобода в обращении с чем угодно: с нотами, которые ему надо было воспроизвести, с деньгами Эмманюэль, которые он тратил, со шведской женой, с которой он еще не развелся. Все это продолжалось два месяца — не так уж долго, но этих двух месяцев вполне хватило, чтобы мы в какой-то четверг оказались на его концерте, я впервые в жизни услышал джазовые импровизации и в тот вечер прекрасно понял, что такое импровизация, но окончательно перестал понимать, что такое джаз. Влюбленная Эмманюэль чуть не лопнула от злости, когда Орели после третьего номера, то есть через три четверти часа, заявила, что идет спать. Раньше я думал, что от музыки человеку должно становиться хорошо, в тот вечер я переменил мнение. Около половины двенадцатого Эмманюэль и ее друг со мной наконец расстались, спать мне не хотелось, и я — раз уж очутился рядом — решил зайти выпить в модный тогда клуб Folie’s Pigalle. К тому времени я уже был достаточно известен и вполне мог явиться туда один. Обосновавшись у стойки, я взялся уже за третий стакан виски, — хорошо быть знаменитым, не надо платить за то, чтобы напиться, — когда ко мне подвалило какое-то неотесанное животное: