— Прекрасно! Прекрасно! Значит, ты предпочитаешь выглядеть неряхой на страницах ведущего издания страны, посвященного конному спорту! Ладно, тогда надевай джинсы. Те самые, драные, которые ты так любишь.
— Не надену! Потому что меня там не будет. Завтра я буду здесь. Почему я буду здесь? Сейчас я тебе скажу, почему. Потому что здесь — место, где я зарабатываю деньги, на которые покупается овес для этих твоих кобыл. Иначе говоря — я зарабатываю на твой образ жизни. Но подожди-ка. Что я говорю? Мне ведь уже можно не вкалывать, а? У нас же теперь завелся собственный банкир. Первый Банк Гарри.
— Ну знаешь, это уже…
— Мин, я нужен стране. Может, поговорим об этом как-нибудь в другой раз?
— Да чем ты там занят? Что там такого срочного? Ты уже несколько недель как-то странно себя ведешь. И я не имею в виду только пьянство.
— Это оборонная программа, Мин. Вот чем я занят.
— Но ты никогда раньше таким не был. У нас что — война на носу или что? Понятно, меня давно не интересуют новости, но, так или иначе, уж кто-то бы упомянул об этом?
— Детка. Мне нельзя об этом говорить. Мы ведь с тобой все это уже обсуждали.
— Уолтер, у тебя что — любовница?
— Мин. Сейчас одиннадцать утра. Кто ходит к любовницам в такое время?
— Ну, скажи мне хоть что-нибудь! Я ведь твоя жена! А ты просто отталкиваешь меня.
— Детка, если я тебе что-нибудь расскажу, то… и твоя, и моя жизнь окажется в опасности.
Наступила пауза.
— Большей глупости я в жизни не слышала.
— Правда? — спросил он.
— Такая глупость годится только на то… на то…
— На что?
— На то, чтобы ты вставил ее в один из своих дурацких неопубликованных романов!
Жук, скрежеща зубами, уже успел содрать с них столько эмали, что ее хватило бы на реставрацию старинной ванны. Он уже собирался сказать что-то такое, о чем наверняка потом пожалел бы, но Минди избавила его от этого, вырубив связь. Жук швырнул телефон об стол: хоть и пиррова, зато приятная победа.
Энджел глядела на него с презрительной задумчивостью.
— Спасибо, — проговорила она.
— За что? — рявкнул Жук.
— Вы заставили меня возблагодарить небо за то, что я не замужем.
— Белый дом как-нибудь отреагировал?
— Они там «следят за ситуацией», — презрительно фыркнула Энджел. — «Пристально».
— Да уж, от этого у Пекина, наверно, поджилки затрясутся, — сказал Жук.
— Они такие сосунки — вся эта наша администрация! Нам следовало бы выстраивать авианосцы. Отменять увольнения военных. Запускать бомбардировщики. Готовить к запуску ракеты. Нам нужен, Паттон, ты! — Отчизна ждет
[44]
.
Жук поглядел на Энджел.
— Ого, Вордсворт! Я поражен. Я-то думал, вы не читали ничего, кроме Джейнова «Современного оружия массового поражения».
Он крутанулся в кресле и приступил к сочинению речи в жанре «Я обвиняю!» от лица ИПК. А потом остановился.
— Может быть, все-таки дать Белому дому хоть немножко времени на осмысление? Вы же знаете — они прямо сейчас собрались там, в оперативном штабе.
— Ага, — сказала Энджел. — Созерцают собственный пуп.
— Черт побери, — проговорил Роджер П. Фэнкок, директор Совета национальной безопасности. — Это что же такое!
Этот возглас был предназначен, скорее, мировому пространству в целом, чем молодому, подающему надежды международнику по имени Блетчин.
— Как будто у нас и так хлопот мало, — сказал Фэнкок. — Ну, хоть бы раз, хоть бы единственный раз кто-нибудь вошел в эту дверь и принес бы мне не очередную страшилку, а какое-нибудь приятное известие!
Это что — личное внушение? — недоумевал Блетчин.
Фэнкок хмуро поглядел на совершенно секретную телеграмму от посла США в Пекине, которая оповещала его о том, о чем двадцать минут назад уже сообщили по каналу Си-эн-эн.
— Спасибо за предостережение, — риторически проворчал Фэнкок, скомкал телеграмму и бросил в корзину для бумаг.
— А разве это не следует сжечь, сэр? — спросил Блетчин.
Каждый день сюда приходил сотрудник со специальным пакетом и осведомлялся: «Имеется ли секретный мусор?»
— Блетчин, — сказал Фэнкок, — это же только что озвучили на Си-эн-эн.
— Да, сэр. Но все равно, это была совершенно секретная телеграмма.
— Зачем у нас вообще имеются сейчас посольства? Знаете, зачем, Блетчин? Затем, чтобы можно было назначать послами финансовых директоров предвыборных кампаний. Я говорил ему: «Он хочет стать послом? Хорошо — отправьте его на Багамы. На Бермуды. В Намибию. На Сейшелы». И куда же он его отправляет? В Китай. В Китай! А нам нужны там профессионалы, Блетчин. А не… сборщики денег на эти кампании. Дармоеды. Вот они кто.
— Да, сэр.
Фэнкок почесал голень. От стресса у него обострялся псориаз.
— Значит, они утверждают, что он представляет угрозу для общественного здоровья, так? Как, по-вашему, какой конфуцианец из бюро пропаганды додумался до такого, а?
— Я разговаривал с Джадом Дэвисом из Госдепа, — сказал Блетчин. — И он считает…
— На самом деле очень ловко придумано. И знаете, почему? Сомневаюсь, что вы это знаете.
Блетчин считал, что знает, однако почувствовал, что сейчас благоразумнее промолчать и дать директору Фэнкоку поменторствовать вволю.
— Это шифровка, — фыркнул Фэнкок. — Вот что это такое. Шифровка. И знаете, как должна звучать дешифровка? «Плевать нам с высокой колокольни на то, что вы все, американцы, думаете. Вот так». Им правда плевать. Кроме шуток, плевать. С китайцами можно иметь дело, Блетчин. Тут, видит Бог, у меня за плечами богатый опыт. Но стоит им только почуять, что их припирают к стенке, как всё: они поднимают мосты и выставляют лучников на башни. И с такой позиции уже ни на дюйм не сдвинутся. Игра окончена. А станет ли от этого легче наша работа? Рискнете высказать догадку, Блетчин?
— Связаться с доктором Киссинджером?
Это было самым любимым делом Блетчина — устраивать срочные телефонные переговоры с Генри Киссинджером, особенно в необычное время суток.
Фэнкок надул щеки, как иглобрюх. Бикон-хиллская рыба-фугу.
— Нет, — ответил он. — Давайте прибережем Генри до той поры, когда никто уже не захочет ни с кем разговаривать. А такое время неизбежно наступит, как завтрашний рассвет. Разве что нам повезет — и Его Святейшество отбросит коньки еще до того, как весь мир погрузится в хаос.