— Я еще никогда — никогда в своей жизни — не испытывала такого унижения, — говорила Минди, ведя машину и смертельной хваткой вцепившись в руль.
— Ш-шовершенно классная кличка, — отвечал ей Жук, занимавший горизонтальное положение на заднем сиденье. — «Эквуш»!
— От тебя разит водкой.
Жук принялся напевать увертюру к опере «Вильгельм Телль»:
— Та-та-там, та-та-там, та-та-там-там-та-а-а-ам…
— Уолтер! Прекрати! Прекрати немедленно, говорю тебе!
— Та-та-там, там-та-а-а-а-а-а-а-ам… та… там…
Жук проснулся на следующее утро. Он все еще лежал на заднем сиденье машины, в своем вчерашнем вечернем наряде. И у него болела голова. Ох, как же она болела!
Он прошагал на кухню, как зомби — заблудшая душа в поисках ибупрофена. Мин сидела за столом с чашкой кофе. Она отлично выглядела в блузе, штанах для верховой езды и сапогах.
— Доброе утро, — поздоровался Жук. Может, она всё забыла?
— Ты сказал мне «доброе утро», я не ослышалась?
Жук попытался сфокусировать взгляд на наручных часах.
— А что, разве уже вечер? Ого. Вот так вечеринка.
— Уолтер, у тебя проблемы с алкоголем. Я кое-что нашла для тебя. Сегодня в десять часов — в десять утра, имей в виду, — состоится встреча «Анонимных алкоголиков» — в Унитарной церкви в Даунерз-Корнер. Я тебе тут все записала на бумажке. Ты должен туда пойти — я ставлю это условием твоего дальнейшего пребывания в этом доме.
И она ушла. Стук сапог по кафелю, затем — звук хлопающей проволочной сетки на двери.
Бьюкс застал брата сидящим на крыльце — тот, все еще в вечернем наряде, прижимал ко лбу пакет с замороженным горошком.
— Хорошо выглядишь, старший братец.
— Угу, гм.
— Я и не знал, что вы, аристократы, любите кутить по полной. Знал бы — может, тоже присоединился бы.
— Сядь, — сказал Жук, — и да потекут из уст твоих мягкие, тихие речи.
— У вас с Мин сейчас нелады?
— Почему ты об этом спрашиваешь? — проговорил Жук, не раскрывая глаз.
— Да нипочему. Ну, просто мне показалось, что она только что попыталась меня переехать своей машиной.
— Бьюкс, — спросил Жук, — а что, у Мин роман на стороне?
Бьюкс пожал плечами.
— Не знаю, вряд ли. Похоже, она только и думает, что о своей верховой езде. Здорово, что она прошла в команду. Ты должен гордиться ею.
Жук застонал.
— Я не видел, чтобы из дома с черного входа на цыпочках, крадучись, выходили какие-нибудь инструкторы по йоге или еще кто-нибудь. Если ты об этом.
— Да ему и не пришлось бы красться на цыпочках. У него есть собственный самолет. Семьсот пятьдесят семь.
— Ну, если ей уж правда хочется переспать с кем-то на стороне, то почему бы не с владельцем семьсот пятьдесят седьмого?
— Он возит на нем своих лошадей. Его лошадям делают массаж.
— Ну, тогда я и сам был бы не прочь закрутить с ним роман.
Некоторое время братья посидели молча.
Потом Бьюкс сказал:
— Сочувствую тебе. Но, если уж она собралась убежать с этим парнем, то, скорее всего, тебе не придется выплачивать алименты.
— Ты никогда не задумывался о карьере утешителя страждущих? Ох, голова моя, голова…
Над полями в жарком летнем воздухе с гуденьем летали стрекозы. Из пруда неподалеку доносилось трубное кваканье лягушек-быков.
— А как поживает твоя Гражданская война? — поинтересовался Жук. — Продвигается понемногу?
— В прошлые выходные мы здорово подрались в Калпепере. Но горячие схватки еще впереди.
— Бьюкс, — сказал Жук, — только не сочти за критику, ладно? У тебя никогда не было соблазна послать это всё на фиг и найти себе нормальную работу, а?
— А! Да уже бывало такое, проходил. Слушай, а ты следишь за этой историей с Далай-ламой?
Жук слегка приоткрыл глаза.
— Ну, немного. А что?
— Я вчера вечером смотрел по телику передачу с этой Пенелопой Кент.
— С Пенелопой Кент? Бьюкс, у этой тетки крыша давно набок съехала.
— Да я знаю — но все равно, ее забавно послушать. Язык у нее — как у комодского дракона.
— Если бы я был комодским драконом и вдруг увидел, что ко мне направляется Пенелопа Кент, — сказал Жук, — я бы мигом побежал в противоположную сторону. Не могу поверить, что она и вправду была губернатором большого штата.
— Ну так вот, она заявляет, что это на сто процентов достоверный факт — что Далай-ламу заразили этим фемо-раком китайцы. Ну и гады же эти китайцы!
Жук искоса поглядел на брата. Он ощутил — как это называл Джойс? — agenbite of inwit: «укол совести»
[37]
. Одно дело — врать всему миру, и совсем другое — врать родному младшему брату.
Жук сказал:
— Да откуда это может знать такая дурочка, как Пенелопа Кент?
— Не знаю. Она говорит, что у американского правительства есть все доказательства, но боится их озвучить, чтобы не рассердить китайцев. Иначе они перестанут давать нам деньги в долг.
— Все это прекрасно, но я бы на твоем месте потребовал от мисс Кент каких-то более надежных доказательств. Она просто болтает, что ей в голову придет, — лишь бы за выступления хорошо платили.
— Ну, может быть, и так. И все равно, это ведь настоящая человеческая трагедия — то, что китайцы сделали с этой бедной страной.
— С какой страной?
— С Тибетом.
— А-а. Ну, наверно, у них были на то свои причины.
— Да ты сам-то на чьей стороне, а? — спросил Бьюкс. — Знаешь, они же почти уничтожили ее.
Жук вздохнул.
— Знаю.
— Я вчера смотрел шоу с Крисом Мэтьюзом, — сказал Бьюкс. — У него в студии была эта женщина — Энджел Темплтон. Ты про такую слышал?
— Мы с ней как-то встречались. Один раз.
— Ну, это лиса так лиса! Язык у нее как нож. Не хотел бы я под руку такой девчонке попасться. Нет уж!
— Ты что-то много телевизор смотришь в последнее время, Бьюкс.
— Стараюсь не отставать от жизни. Я ведь и так в глуши тут живу. Да к тому же большую часть времени провожу вообще в девятнадцатом веке, так сказать. Ну так вот, Энджел Темплтон говорила, что раз бедный Далай-лама умирает, то самое меньше, что могли бы сделать китайцы, — это позволить ему вернуться в Тибет, чтобы он мог мирно умереть на родине. И там еще была другая женщина, какая-то Минни Чин, или Чан, или Чун? Я что-то плохо запоминаю их имена. И они сцепились между собой, как парочка вымазанных грязью борцов из Вегаса. От них прямо искры летели. — Бьюкс рассмеялся. — У Криса Мэтьюза был такой вид, будто он умер и в рай вознесся.