Мессианское наследие - читать онлайн книгу. Автор: Генри Линкольн, Ричард Ли, Майкл Бейджент cтр.№ 61

Неудивительно, что, столкнувшись с подобной ситуацией, западное общество начало отворачиваться от традиционной Церкви в поисках альтернатив — альтернативных учений, которые более эффективно, чем традиционные религии, отвечают на запросы и потребности современного общества. И, надо признать, природа некоторых альтернативных учений суть отражение отчаяния взыскующих новых истин.

Один из основных компонентов любой функциональной религии — вера. Эффективная религия должна служить надежным прибежищем веры, ее оправданием. Кроме того, она должна быть способна к творческой трансформации отдельных аспектов веры, исходя из собственного авторитета. Лишь через посредство элемента веры религия может реализовать свою ответственность за раскрытие смысла бытия.

Мы инстинктивно испытываем потребность в вере — как в индивидуальном, так и в коллективном плане — потребность доверить кому-то или чему-то те или иные аспекты нашей внутренней природы. В наиболее интимной, личностной сфере мы обычно доверяем членам семьи, друзьям, супругу или партнеру в сексуальных отношениях, психоаналитику, духовнику, священнику на исповеди, гадалке или предсказателю будущего. Но необходимость веры-доверия распространяется и на более вне-личностные сферы — разного рода общественные институты, деятельность которых затрагивает те или иные стороны нашей жизни. Компании, армии, государственные органы, образовательные и религиозные структуры — все это тоже объекты веры и доверия. Любой директор компании, командир или военачальник, глава государства, педагог, проповедник и религиозный лидер должны обладать способностью вызывать к себе доверие со стороны не только отдельного человека, но и широких масс.

Природа авторитета и ответственности, возложенной на такие фигуры, естественно, очень и очень различна. К примеру, политик, пользующийся доверием, обладает реальной властью, позволяющей ему решать судьбу множества людей, которых он посылает на войну. Но из-за этого он вовсе не обязан тяготиться бременем вины за их возможную и реальную гибель. Религия, если относиться к ней серьезно, должна пользоваться куда более широким спектром доверия, чем любая другая структура или институт, ибо она затрагивает не только социальную и культурную сферы, но и внутренние составляющие нашей жизни — чувство вины и раскаяния, например, или наши наиболее сокровенные чувства и побуждения, неуверенность, глубинные страхи и, естественно, жажду постижения смысла бытия. В отличие от политических лидеров священник или духовник могут предложить верующим таинство очищения и покаяния, которое в зависимости от традиций данной конфессии может иметь форму ритуализованного причастия, как это происходит в римско-католической церкви, или выглядеть не столь формально, как, например, в других христианских деноминациях.

Обычно мы склонны забывать, что подобное доверие — это не просто некий пассивный процесс. Обычно мы, не слишком вникая в суть этого вопроса, говорим о «делах веры», и это определение весьма точно, ибо это именно то, чем должна быть вера — дело. Выражение собственной веры — это активный, деятельный, а не пассивный процесс. Деятельное начало, проявляемое одними, неким образом распространяется и на других.

Таким образом, между верой-доверием и властью неизбежно существует внутренняя связь. Дело в том, что сама вера в процессе своего деятельного проявления претерпевает нечто вроде химических изменений. Как следствие этого, то, что начинается как вера, отрываясь от своего источника, в руках воспринявшего ее, превращается в силу. Если очень сильно верить в того или иного человека, это дает ему определенную силу и власть над самим собой. Если двадцать человек совершают одновременный и аналогичный акт веры в отношении одного и того же лица, его силы в итоге возрастают пропорционально. Когда восемьдесят миллионов немцев сосредоточили всю силу своей веры на Адольфе Гитлере, они тем самым делегировали ему невероятную силу и могущество. Действительно, силу Гитлера — или, скажем, силу аятоллы Хомейни [148] , или любого другого демагога — можно достаточно просто охарактеризовать как веру в него миллионов людей. Таким образом, между верой и силой существует самая что ни на есть прямая связь.

Здесь возникают три ключевых вопроса. Первый из них — как завоевать доверие масс в сложившейся ситуации? Возможно ли завоевать его чистым путем? Или же оно приобретается иными средствами — например, обманом или путем подкупа? Некоторые «выдающиеся исторические деятели», такие, как Авраам Линкольн, внушали к себе нечто вроде почтительного доверия и, как кажется (трудно сказать — действительно или нет), оправдали это доверие. Другие, в частности, Отто фон Бисмарк, бесспорно заручились доверием народа с помощью более сомнительных средств.

Второй ключевой вопрос — какова природа доверия в сложившейся ситуации. Каковы его пределы и сфера действия? Общественные деятели, которым обычно удается заручиться доверием широких масс, — это в первую очередь полководцы, политики и религиозные лидеры. Обычно сама природа доверия в разные эпохи бывает весьма и весьма различной. Верующий католик, сколь бы патриотично настроен он ни был, не сможет доверять главе своего государства в такой степени, в какой он доверяет папе римскому. С другой стороны, история знает случаи, когда в силу стечения обстоятельств таким деятелям, как Гитлер или Хомейни, удалось сосредоточить на своей персоне не одну, а много составляющих доверия, граничащего с верой. В результате — взять, к примеру, того же Гитлера, Хомейни или веком раньше Махди — обычно возникала фигура откровенно мессианского масштаба.

Третий ключевой вопрос, естественно, сводится к тому, как конкретно распоряжается верой-доверием ее объект, на которого направлены ожидания масс. Использует ли он ее во благо тех, кто доверился ему, или же стремится воспользоваться ею в какой-то своекорыстной амбициозной игре? Нельзя не признать, что Махатма Ганди или Мартин Лютер Кинг трансформировали обращенную на них веру в силу совсем иначе, чем использовал ее Сталин.

Поиски нашими современниками смысла бытия включают в себя и поиски кого-то или чего-то, заслуживающего как можно более широкого доверия масс, то есть, другими словами, религиозного принципа. В той же мере, в какой традиционная или институциональная религия неспособна предложить смысл бытия, она неспособна и вызывать доверие к себе; и в той же мере, в какой она неспособна вызвать доверие, она становится все более бессильной и недееспособной. Именно такова ситуация, в которой находятся сегодня традиционные религии. В результате уровень доверия, которым они пользуются, заметно снизился, так что теперь все более крупные куски пирога доверия достаются врачам, психотерапевтам, политикам и другим претендентам на авторитет.

Папство в эпоху Средневековья, англиканская церковь в XVII в. или пуританская вера отцов-основателей Соединенных Штатов — все эти религиозные системы обладали вполне реальной силой, затрагивавшей практически все аспекты жизни человека, от проблем личной совести до вопросов государственной жизни. Однако сегодня, отчасти из-за их прежних грехов, реальное влияние этих традиционных конфессий является по большей части чисто номинальным и символическим, если присутствует вообще. В результате Бог сохраняет Свою власть над постоянно уменьшающимся числом людей, так что простые смертные все более и более недоумевают, до каких же пределов простирается Его декларируемое «всемогущество». Полиция, суды и администрация могут преспокойно отрезать виновным уши, отрубать руки и ноги, заключать в тюрьму и пытать и даже приговаривать к смертной казни — и все это не во имя Божье, а во имя Уголовного кодекса, партии, государства или даже такой отвлеченной формулировки, как «интересы национальной безопасности». Богу же, вследствие всех этих нововведений, отводится роль этакого удара молнии, угодившего в злополучный собор.