— Что ты хочешь мне рассказать?
Она снова засмеялась, и я поняла, что это самый ненавистный
звук на свете.
— Ты не задавала себе вопрос, почему я восстала против
Менчереса? Если бы не это, не было бы никакой войны и причин убивать тебя или
Кости.
Вероятно, она ждала, что я заинтересуюсь и попрошу
продолжить, но я хранила молчание.
Патра вздохнула:
— Что ж, я тебе объясню. Когда Менчерес предложил мне
стать вампиром, я ответила, что соглашусь при одном условии: он проделает то же
самое с Интефом, моим возлюбленным. Но когда я очнулась после смерти, Менчерес
заявил, что Интеф был убит раньше, чем до него добрались его помощники.
Она замолчала и бросила обвиняющий взгляд в сторону
Менчереса.
— Позднее Анубис, бывший друг Менчереса, разговорился.
Выяснилось, что Интефа убили не римляне, а сам Менчерес. Так что, полукровка,
ты оказалась на бойне из-за мести убийце моего любимого. Кто после этого может
винить меня в смерти Кости?
Я посмотрела на Менчереса. Прежде чем встретится со мной
взглядом, он на мгновение прикрыл глаза. И тогда я поняла, что все, что сказала
Патра, — правда. До последнего слова! От такой жестокости при сведении
личных счетов на мгновение мне захотелось заколоть их обоих. Но я опомнилась и
повернулась к Патре.
— Мне понятны твои мотивы. Но тебе следовало
разбираться с Менчересом, а не похищать родных и близких ни в чем не повинных
людей, заставляя их превращаться в ходячие бомбы. Ты предпочла погубить Кости,
и за это я тебя уничтожу. Ты лучше других должна понимать, почему я намерена
это сделать.
Патра улыбнулась:
— Твоя, боль мне понятна, и я хочу тебя от нее
избавить. — Она повысила голос: — Прощу всех, кто покинет ее и встанет на
мою сторону! Более того, любой — мужчина или женщина, — убивший
полукровку, получит щедрое вознаграждение. Даю слово богини!
Мой ответный взгляд был тверже алмаза на моем пальце.
— Ты — высокомерная, сука. Даю слово полукровки, что
убью тебя!
Патра окинула меня на прощание пренебрежительным взглядом и
повернулись спиной. В сопровождении все той же четверки вампиров она удалилась
так же неторопливо, как и пришла.
Когда дверь за ней закрылась, я громко выдохнула. Меня всю
трясло от ярости.
В театре воцарилась абсолютная тишина ни шарканья ног, ни
кашля, ни звука. Я прошла к краю сцены, где было сложено оружие, и почти
спокойно выбрала меч. Лучше сразу покончить с последствиями предложения Патры и
на дожидаться, что меня сочтут слишком слабой для руководства вампирами.
— Кто из вас поверил этой стерве и считает, что может
меня убить? Я — перед вами.
Несколько голосов раздалось из разных концов зала. На этот
раз я не предлагала выбор оружия — одного за другим закалывала, рубила и
обезглавливала вампиров, поднимавшихся на сцену. Я вкладывала в удары всю долго
сдерживаемую ярость и муку и радовалась, что могу испытывать что-то кроме боли.
К тому времени, как было покончено еще с одним добровольцем,
на моей одежде образовалось, не меньше дюжины прорех, и сквозь них нескромно
просвечивало тело. К счастью, при контакте со свежей кровью вампиров мои
собственные раны мгновенно залечивались.
Я повернулась к залу:
— Кто еще хочет рискнуть?
На вызов больше никто не откликнулся. Тогда я воткнула меч в
центр сцены словно Эскалибур в скалу. Вытерев со щеки кровь обрывком рукава, я
обернулась к Менчересу:
— Теперь мы можем уехать?
24
Вернувшись домой, я снова ужаснулась зияющей пустите
кровати. Она насмешливо белела гладкими простынями, и в матраце не было вмятины
от любимого тела. Кости нет, и он никогда не вернется.
В бессильной ярости я толкнула кровать, и они ударилась о
стену. В итоге на глаза вновь попалась старинная резная шкатулка с письмом
внутри, а рама кровати треснула. Все напрасно, как и мои планы на будущее!
Я натянула спортивные штаны и футболку и спустилась вниз,
прихватив шкатулку, которую завернула в сдернутое с обломков кровати покрывало.
Часы пробили два часа ночи, но никто не спал.
Заступ и Родни вместе с Джэном сидели в малой гостиной.
Менчереса нигде не было видно, но это меня не удивило: встреча с Патрой его
явно расстроила. В глубине души я его пожалела. Он любил Патру, когда женился
на ней. Убийство любовника характеризует его не самым лучшим образом, но кто из
нас совершенен? Давняя ошибка мучает его даже сейчас, через тысячи лет.
— Ты превосходно справилась, Кэт, — произнес
Джэн. — Но выглядишь паршиво.
В обычном состоянии я бы ответила какой-нибудь колкостью, но
сейчас у меня не было на это сил. Я плюхнулась на диван, а шкатулку положила
рядом на полу.
— Как скажешь.
— Тебе надо поспать, — в сотый раз сказал Заступ.
— Парни! Если бы я могла спать, я бы не сидела здесь,
выслушивая ваши оценки. А что, Анубис еще не выдал ничего интересного?
Джэн проводил с ним больше времени, чем кто-либо. Хотя и в
компании с несколькими склонными к садизму личностями. Анубис желал смерти. Но
определенно ему не давали умереть.
— Немного ругается, обычное дело, — раздраженно
проворчал Джэн. — Этот мерзавец утверждает, что ему неизвестно, как
схватили Криспина и кто был на вокзале кроме вампиров, которых мы видели. С его
стороны бессмысленно отрицать, что он знает больше. И все же он продолжает
упорствовать.
— Надо усилить нажим, — мрачно предложил
Родни. — Проявить изобретательность.
— Конечно, — согласился Заступ.
Я потерла пальцами виски, пытаясь утихомирить начинавшуюся
мигрень.
— Джэн прав. — Заступ заметил мой жест. — Ты
в ужасном состоянии и без отдыха долго не протянешь. Можно, я…
— Ты не сумеешь ей помочь. А я смогу.
Заступ злобно уставился на вошедшего Тэйта. Родни и Джэн
последовали его примеру. Если Тэйта это и беспокоило, то он ничем себя не
выдал, а просто сел на диван рядом со мной.
— Тэйт, — вздохнула я, — тебе лучше уйти. Они
мысленно играют в футбол твоим черепом.
Он проигнорировал мои слова и протянул аптечную бутылочку.
— Я звонил Дону. Кэт, лекарство сделано с учетом твоего
происхождения и поможет заснуть. Поэтому я и отсутствовал несколько часов —
ходил в аптеку, чтобы никто не смог выследить машину или засечь номер.
Все присутствующие, не исключая меня, удивленно уставились
на Тэйта. Я взяла пузырек:
— Спасибо!
Предвкушение хотя бы краткого погружения в сон придало моему
голосу особую искренность. Может, я избавлюсь от мучений хотя бы на несколько,
часов.