– Сон, – уверенно ответила Лина, с негодованием глянув в сторону лестницы. – Конечно же сон, деда! Обычный кошмар.
– А это кто такие? – маг наконец-то обратил внимание на Глеба и Модеста. – Уж больно мне их облики знакомы. Почему? – Парень с бабаем переглянулись. Модест ободряюще кивнул Глебу, мол, давай, начинай: тот откашлялся и хотел было приступить к обстоятельному рассказу, когда со стороны лестницы донёсся негодующий вопль, глухой дробный стук, а вслед за тем оглушительный грохот. Глеб, Модест и Лина разом обернулись на пугающий звук; Снюссер, оглянувшись через спинку дивана, вскочил на ноги с истошным криком:
– Вон она, бородатая обезьяна! Боже, снова всё тот же сон!
На верху лестницы, озадаченно почёсывая в затылке, стоял Федул и с сожалением глядел вниз: на полу, у нижней ступеньки, кипела пеной солидная лужа с горкой битого стекла посреди.
– Упс, – расстроенно молвил гном, – не удержал. Опять целое ведро шампанского коту под хвост, ну что за невезуха! Блин.
– Точно! – вспомнив, хлопнул себя по лбу маг Панкрат, – именно что невезение! Да-да, вы же те самые четверо обалдуев из Ничейной Земли, бесстрашные как пьяные кролики, на одного из которых я наложил заклятье жуткого невезенья и фатальной ошибки. А этот, на лестнице, похожий на обезьяну из моего сна, в меня живым бриллиантом выстрелил! Из-за чего я и застрял в нигде.
– Между прочим, стрелял он исключительно по вашему требованию, – напомнил бабай. – Вы сами нас вынудили, шантажом.
– Дедушка, их всего трое, – осторожно подсказала Лина, – ты ошибся.
– Нет, милая, – отрицательно покачал головой Снюссер, – четвёртый у них бестелесный, ментально живой. Невидимый, то есть. Эй, ты, бородатый, а ну подь сюда! – волшебник махнул рукой Федулу. Гном, заметив жест, пооглядывался по сторонам, словно в поисках того, кому на самом деле махал дед Панкрат, никого не увидел, и, удивлённо сложив на груди лапки, спросил тонким голоском:
– Я?
– Да, ты! – гневливо прокричал Снюссер, – и нечего изображать, что ничего не понимаешь. А ну бегом ко мне!
– Похоже, это у них семейное, – воздев руки к потолку, негодующе воскликнул Федул. – Всяк норовит покомандовать бедным эльфом, а особенно заставить его бегать по лестнице сломя голову туда-сюда! Не видишь, что ли, у меня горе – бутылка разбилась… Мне по этому поводу надо срочно пойти и выпить стаканчик, грусть-тоску развеять, – хитрый гном явно собирался улизнуть, оставив Глеба и Модеста разбираться с шумным дедом.
– Будешь кренделя отчебучивать, наложу на тебя какое-нибудь проклятье, – усмехнувшись, пообещал Снюссер. – Особо мерзкое.
– Фигушки, – не поверил Федул. – В бодрствующем состоянии вы, уважаемый, ноль без палочки на предмет магии! Знаем, нас информировали.
– Руки-ноги вашему информатору поотрывать надо, – беззлобно проворчал дед Панкрат. – Иди сюда, охламон, не обижу. Поговорить надо.
– А волшебное слово? – привстав на цыпочки и глядя поверх перил, спросил гном.
– Не дерзи! – вновь разгневался чародей. – Ишь, бородой оброс, а старших до сих пор не уважает! Ведь осерчаю вконец, поймаю и таких плюх навешаю, мало не покажется. Ты не смотри, что я видом стар, ужо многим молодым фору в беге дать могу. И в драке.
– Будем считать, что волшебное слово прозвучало, – подумав, сказал Федул. – В нынешний момент «пожалуйста» и «плюхи» звучат примерно одинаково. В смысле, ободряюще, – и неторопливо зашагал вниз по ступеням.
– Дедушка, ты его не очень, – заступилась за гнома Лина. – Всё же это он тебя из комы вытянул.
– Ага, – фыркнул волшебник, оглаживая длинную бороду, – сначала туда загнал, а после выгнал… Ладно, уговорила, бить его я не буду. – Снюссер, кряхтя, вновь сел на диван, сказал, помолчав: – Пока не буду. А там видно станется.
Федул развинченной походочкой подошёл к дивану, пристроился к молчаливо стоящим друзьям: подмигнул лошадке и, надув щёки, с важным видом тоже огладил свою слипшуюся бородёнку. Глеб, не выдержав, захихикал; Модест слегка улыбнулся, а Лина низко опустила морду, чтобы никто не увидел её чувств.
– Охальник, – буркнул Снюссер. – Ладно, я на вас не в обиде, сам в случившемся виноват… А теперь, братцы-кролики, давайте, рассказывайте, что вас сюда привело. И как меня из пограничного состояния вытащили, тоже поведайте.
– Пусть Федул говорит, – предложил парень. – Он у нас самый разговорчивый, ничего не упустит. А мы, чуть что, дополним.
– Пусть, – согласился маг. – Но только коротенько, по основным пунктам, не вдаваясь в излишние подробности. Не то уболтает меня ваш друг до полусмерти, я-то его вредную сущность уже хорошо понял!
– Минуточку, – бабай огляделся, подошёл к соседнему дивану и, легко протащив его по скользкому паркету, поставил напротив Снюссера. – Теперь можно начинать, – дозволил Модест. – С комфортом, оно, знаете ли, получше будет.
Федул с ногами взгромоздился на притащенную бабаем мебель, вальяжно лёг на бочок в позу отдыхающего патриция; подперев голову рукой, гном с томным видом приступил к повествованию:
– Итак, давным-давно, в одной далёкой-предалёкой галактике…
– Эть, как издалека завернул, – изумился дед Панкрат. – А покороче? Хотя пускай, коли иначе не может… Линочка, милая, поруководи-ка мальчишками, пускай они нам поесть чего-нибудь организуют.
– И выпить! – категорично потребовал Федул. – Холодное пиво однозначно подойдёт. Кстати, кухня, холодильники со жратвой и бар с выпивкой – на втором этаже. – О шампанском гном упоминать не стал, наверное оно уже закончилось его и Лины стараниями.
– Сейчас, – пообещала лошадка, – мы мигом. – Она торопливо шагнула к лестнице, одновременно шагнул и Глеб: столкнувшись возле лужи с разбитой бутылью заколдованная фея и парень остановились, в смущении поглядывая друг на дружку – от неожиданности встречи рука Глеба оказалась на спине железной лошадки. Которая вовсе не возмутилась подобной фамильярности.
– Знаете что, други, пожалуй я сам всё сделаю, – внимательно посмотрев на Глеба с Линой, сказал Модест, – чего вам на кухне зря толпиться. – Непонятно чему улыбнувшись, бабай зашагал вверх по ступенькам.
Глеб, стесняясь, осторожно убрал руку со спины лошадки; Лина вздохнула, то ли облегчённо, то ли разочарованно. «А, будь что будет», – внезапно решил парень: достав из нагрудного кармана упыриные очки, он надел их и вновь взглянул на фею.
– Теперь красивее стала? – невесело усмехнулась лошадка.
– Красивее, – простодушно согласился Глеб. Лина неопределённо покачала головой – может, удивляясь, а, может, печалясь услышанному.
– Скажи, а за что тебя так? Ну, заколдовали и в рабство отдали – почему? – задал Глеб давно интересовавший его вопрос.
– Длинная история, – нервно дёрнув острыми ушами, ответила лошадка. – Неприятная. Дворцовые интриги, знаешь ли… В общем, я отказалась стать любовницей одного высокопоставленного мерзавца. И мне это припомнили – в нужном месте и в нужную минуту. Оклеветали, подставили… Расправились. Нет, не хочу больше говорить на эту тему, – Лина умолкла, ожидая, что скажет Глеб по поводу услышанного. Однако парень заговорил о другом, как будто вовсе её и не слушал: